Они шли по длинной улице, застроенной одинаковыми домиками с одинаковыми заборчиками из одинакового штакетника вокруг одинаковых голых участков — ни деревца, ни кустика. Шли и улыбались — мужчина и женщина лет шестидесяти, симпатичные, ладно одетые. Было видно, что они вместе давно и счастливо и сейчас у них хорошее настроение.
— Здравствуйте, — сказала я. — Вы здесь живете?
— Здесь, — ответили они. — А вам кто нужен?
— Вы.
Первые встречные погорельцы, как выяснилось, были очень довольны. В доме тепло, все есть. Жалеют только, что пришлось переезжать на новое место. Всю жизнь прожили в Моховом, работали, детей растили, на пенсию ушли. “Такая тоска иногда подступает... Я аж реву, — улыбаясь, сказала женщина. — Но надо привыкать, мы понимаем. Так что вы напишите, мы довольны, и спасибо за все. А если с недовольными хотите поговорить, то вон два дома, сходите туда”.
Дом с бассейном
Дома недовольных стояли на соседних улицах. В одном никого не было, а в доме 117 мне открыла Анна Егоровна, отработавшая полвека на торфобрикетном заводе.
В Моховом у нее была двухкомнатная квартира, 42,7 кв. м. Здесь тоже обещали дать “двушку”, 45 кв. м, но вселили в дом с одной комнатой, 43,2 кв. м. По метражу разница небольшая, но Анне Егоровне хотелось именно “двушку”. Главное, она была ей положена, поскольку прежде у нее ведь тоже была двухкомнатная. Она даже обращалась в Москву. Ей ответили: да, вас должны вселить в 45-метровый дом с двумя комнатами. Но вселили вот в этот — однокомнатный.
Она умолила поставить в комнате стену так, чтоб выгородилась спаленка — метров пять квадратных, кровать да тумбочка. Но обида все равно большая.
В доме у Анны Егоровны холодно. Пока мы сидели на кухне, газовый котел, установленный на 60 градусов, постоянно включался. Но толку не было. Холод шел от пола, и ноги у меня мерзли даже в тапочках.
— А в ванне как зябко! Я всего раз помылась и простыла, — сказала Анна Егоровна.
В ванной было градусов пятнадцать, а то и меньше. Анна Егоровна опустилась на колени, откинула линолеум и подняла квадратный кусок гипсокартона, закрывавший люк в подпол. Под гипсокартоном лежала решетка из неструганых досок. Больше — ничего. Никаких утепляющих материалов. Понятно, почему в ванной холодно! Это все равно что открытое настежь окно оставить.
На дне подпола стояла вода — сантиметров на 20. “У меня дом с бассейном, — пошутила хозяйка. — Когда я въехала, вода была почти доверху. Звала сантехников, они откачали 75 ведер. Заплатила две тысячи. Через неделю открыла люк, а там опять вода доверху”.
Она обращалась в поссовет, приезжал прораб, присылал рабочих, которые что-то там делали в подполе. Но если сейчас вода до конца не ушла — значит, по весне снова подымется.
Поселок для погорельцев построили там, где прежде было болото, поэтому грунтовые воды здесь представляют большую проблему. Юрий Иванович Молодид, заместитель министра строительного комплекса Московской области, курировавший стройку, еще в сентябре объяснял мне, как ее будут решать. “Подпол будет надежно гидроизолирован, — говорил он, — вода туда не попадет. Технология такая: вниз кладется хорошо заармированная фундаментная плита, на ней заливается монолитный цоколь. На высоте 80 см от плиты делается перекрытие: балки, по балкам бруски, дальше базальтовый утеплитель”.
У Анны Егоровны данная технология почему-то не сработала. Строители, видно, где-то смухлевали. То, что дом строили халтурщики, понятно с первого взгляда. Швы на потолке толком не заделаны, плинтусы отстают, пол — буграми, из окон дует, подоконники с такими кривыми краями, будто их с похмелья нарезали.
На центральных улицах дома получше. У Анны Егоровны сын там получил дом. Внук и внучка — тоже по отдельному домику. У них и тепло, и аккуратно. А Анна Егоровна оказалась на том краю, что застраивали в последнюю очередь и, видно, торопились. А может, просто строители такие, халтурщиками оказались.
Дома для погорельцев строили разные компании-субподрядчики. Кто-то работал более качественно, кто-то — менее. Анну Егоровну, видимо, осчастливили как раз последние. Ее дом и соседний — там тоже вода стоит до ушей. Хозяйка в истерике. Сдам, говорит, его, если не исправят. Откажусь, не могу в таком жить.
Про пожар
После пожара, как после любой трагедии, погорельцы до конца еще не пришли в себя. Они легко раздражаются, плохо спят, им трудно совладать с эмоциями.
В Моховом погибли 12 человек. Пятеро задохнулись в погребе. Один пошел курей спасать — умер потом в больнице. Двое инвалидов сгорели в своей квартире — не могли сами выйти и никто не помог.
Пожар приближался к деревне постепенно, и можно было предвидеть беду, но никакой эвакуации организовано не было. Бежали сами, кто куда.
“Как мы просили прислать вертолет! — вспоминала Анна Егоровна. — Умоляли помочь. Нам сказали, у вас там численность небольшая, поэтому вертолет не дадим, справляйтесь своими силами. А на следующий день, когда все уже сгорело, тогда он прилетел. Летал тут, лил воду”.
Она до конца не верила, что Моховое сгорит, и, когда верховой огонь пошел по соснам, а рев поднялся такой, будто над домами летела эскадрилья бомбардировщиков, полезла прятаться в погреб. “Я бы там задохнулась, но позвонила сноха, сказала: вылезай, беги по дороге. Я вылезла. Все в дыму, ничего не видно, людей нет. Пошла по дороге к Ольшанам. Дышать нечем. Думала, умру. Кричала. Меня чудом услышали пожарники и нашли в дыму. Выводили под руки, сама я идти уже не могла”.
Спаслась. Кашляет до сих пор чем-то черным. Имущество сгорело, конечно. Но власти отнеслись с душой: и компенсации сразу выдали, и с вещами помогли. “Благодарны за все. Вот только строительство это халтурное, — сказала, прощаясь со мной, Анна Егоровна. — Из-за него все насмарку пошло”.
Как в сказке
Начинало смеркаться. На пустынных улицах Нового Мохового зажглись фонари. Суббота, а тихо. Ни лая собак, ни музыки, ни шумных компаний.
На краю поселка торговал магазинчик. Женщины стояли в очереди у прилавка, мужчины ждали снаружи возле машин. Какой-то парень с усмешкой читал объявление: “Если есть материнский капитал, можем построить вам баню, обращайтесь в ООО такое-то”.
Возле каждого дома в Новом Моховом есть участок земли — примерно восемь соток. По просьбам погорельцев им там установили дощатые сарайчики, чтоб хоть лопаты было где оставить. Но еще, конечно, надо гараж, баню, терраску. Строить, понятно, будут за свои деньги — у кого они есть.
Первым делом погорельцы стараются усовершенствовать крыльцо. Строители сделали его открытым, что, конечно, неудобно. Надо удлинять и зашивать вагонкой. Но это дорого — 70 тысяч с работой. Пока мало кто решился. В основном все закрываются подручными материалами.
У одного дома крыльцо было плотно укутано кусками картона, в который упаковывают холодильники и диваны. Возле крыльца чистил снег мужчина в ушанке.
— Здравствуйте, — крикнула я. — Я из газеты. Расскажите, пожалуйста, как вы устроились.
Мужчина, прихрамывая, подошел, открыл калитку и пригласил меня в дом, объяснив по ходу, что болеет. Болел, как оказалось, не только он, но и жена Наталья. Оба хоть и молодые, но инвалиды, на пенсии. Наталье всего пятьдесят два. Красивая дородная женщина. И не поверишь, что летом у нее было два инсульта. Отказали ноги, но потом постепенно начала передвигаться с костылями. Вернулась из больницы домой, и тут — пожар. Муж Николай вытаскивал ее на себе из квартиры, сама бы не вышла. Племянник подогнал большую машину, туда залезли все, кто оказался рядом — и соседи, и не соседи. Ничего из квартиры не взяли. Не до того было. Бежали от огня.
После пожара Наталья снова попала в больницу — теперь с сердцем. “А внучка неделю не говорила, — заметил Николай. — Стресс был. Она же все видела”.
Новый дом с четырьмя комнатами Исаевы получили на пятерых — на Наталью и Николая, их дочку и ее двоих детей. Другой дочке дали трехкомнатный дом — в Моховом она с мужем и двумя детьми жила в одном подъезде с родителями, но на другом этаже.
Жилье у Исаевых теперь отличное. Большое, с удобной планировкой. Меня провели на просторную кухню. Как и в других домах, здесь все было новенькое — чашки, ложки, кастрюли, микроволновка, портьеры, телевизоры, кровати, шкафы, ковровые дорожки, волшебные люстры, меняющие цвет. Кое-что погорельцам передали в качестве помощи, но мебель они выбирали сами. Для этого их специально возили в Шатуру на автобусах, причем колонну сопровождала ДПС, что очень всех тронуло.
Погорельцам были определены суммы, на которые они могли набрать любой мебели. Для четырехкомнатной квартиры, например, эта сумма равнялась 110 тысячам рублей. Деньги давали спонсоры, погорельцам самим платить ничего было не надо. Выбирай, выписывай и забирай.
“Как в сказке”, — вздохнула я.
— Как в сказке, — согласилась Наталья.
Опять про пожар
В отличие от дома Анны Егоровны у Исаевых было очень тепло. Пока мы пили чай, газовый котел, выставленный на 40 градусов, включился всего один раз, причем очень ненадолго. Я поинтересовалась, есть ли вода в подполе. Николай сказал, когда въехали — вычерпали, а больше он туда не заглядывал.
В Моховом у них тоже была теплая квартира, но в два раза меньше. Она, как ни странно, не сгорела. Но все, что там было, пропахло гарью, поэтому забирать ничего не стали.
Ездили на огород, хотели выкопать картошку, но и ее оставили. Вся мягкая была. Печеная.
Моховое изначально было построено для обслуживания торфяных разработок. Но в 90-е торфяные предприятия позакрывались, и Моховое превратилось в никому не нужный поселок, где и власти-то особо никакой не было. Люди жили в построенных в советские времена двух-, трехэтажных многоквартирных домах, а рядом ставили что хотели — гаражи, погреба, бани, сараи, крольчатники, курятники. Десять лет назад москвичи точно так же устанавливали себе “ракушки” возле домов. Сейчас-то такое в голову никому не придет. Каждый сантиметр земли принадлежит властям, и попробуй на него залезь. В Москве это знает каждый, а в Моховом ничего подобного не было, поэтому люди там много чего имели в собственности — разумеется, никак не зарегистрированной.
У Натальи был еще свой цветник. Цветы вырастали роскошные. Все сгорели, конечно. “Цветы мне очень жалко”, — поделилась Наталья. “А мне жалко собак, — вступила в разговор ее мама Людмила Александровна. — Я аж кричала, так их жалко было”.
Собаки были привязаны на огороде, не всех успели отвязать. Но и те, которых отвязывали, почему-то не уходили и погибали в огне...
— Нам тут все завидуют в Белоомуте, — задумчиво сказала Наталья. — Но они даже не представляют, что нам пришлось пережить.
Что дальше?
Новый дом, покупки, приятные хлопоты по обустройству, спутниковое ТВ на пять лет бесплатно и прочие замечательные вещи, которым люди безумно рады в другой ситуации, конечно, отвлекают погорельцев от беды. Но они не могут компенсировать им тяжелейшее потрясение. Со стороны это не очень заметно. Но так оно есть.
Плохо то еще, что в Белоомуте для погорельцев нет никакой работы. Все ездят в Москву. В четыре утра уходит из поселка автобус, в восемь — доезжает до метро. Каждый день так мотаться невозможно, поэтому все работают сутками — в основном в охране. И мужчины, и женщины.
Власть щедро одарила пострадавших людей — построила им дома, выдала посуду и мебель, проведет в новом году Интернет. Но если у них нет возможности работать и зарабатывать, подобные дары быстро обесцениваются. Сейчас они обставили дом, повесили телевизоры. Весной посадят смородину, зашьют крыльцо, поставят гараж, и деньги, выданные им в качестве компенсаций, на этом закончатся. А что дальше?
Понятно, что работы нет не только у погорельцев. Многие жители Подмосковья в такой же ситуации. Но зачем увеличивать их число? Зачем строить новые дома там, где заведомо нет работы?
И премьер Путин, и президент Медведев не раз говорили, что погорельцы получат такие дома, о которых даже не мечтали, и смогут пользоваться всеми благами цивилизации. Обещание сбылось — большинство пострадавших от пожаров действительно получили жилье лучше прежнего. Но людям нужно не только жилье.
Им еще нужна работа. Нужна возможность зарабатывать на то, что им необходимо, а не ждать, когда власти и спонсоры им это необходимое принесут и подарят.
Если нет работы, блага цивилизации не приносят радости, а новая жизнь мало чем отличается от старой. Разве что занавесками и цветом обоев.
P.S. В Белоомуте для погорельцев построено 150 домов. Дома разные. В основном они качественные. Однако не все дома хороши и не все оказались поделены по справедливости.
Редакция “МК” продолжит следить за тем, как устраивается жизнь погорельцев в Белоомуте, и надеется, что допущенные недоработки будут исправлены.