Сначала — предыстория. До 25 марта Ошарин жил на даче в Истринском районе. Но вмешались коронавирусные проблемы: за городом плохо ловит Интернет, а у Леонида Вячеславовича на дистанционке — двое детей-школьников, поэтому супруга предпочла изолироваться с ними в московской квартире.
26 марта случилось нечто. Нечто, заставившее чиновника перекрыть воду в доме, запереть двери и поехать в аэропорт. Супругу о планах в известность он не поставил — более того, отключил телефон. Конфликт в семье вроде бы исключается. Зато не исключен внезапный психоз (возможно, на почве алкоголя): Ошарин уехал, даже не собрав чемодан, забыв зубную щетку и таблетки от гипертонии.
Искать Ошарина сразу семья не стала — выжидала несколько дней. Почему? Да просто неожиданные исчезновения уже бывали. Например, 12 лет назад он пропал на неделю. Но тогда семья хотя бы примерно знала его местонахождение.
В итоге родные забили тревогу. Полицейские быстро отследили маршрут исчезнувшего. Ошарин снял деньги в банкомате, купил билет до Сочи. Затем он переехал в Краснодар, а 30 марта отправился на такси в Ялту. Банковской картой он пользовался как в Сочи, так и в Краснодаре. По данным видеокамер, Ошарин в гостинице жил один, ходил по улицам так же один и в такси сел без сопровождения.
Казалось бы — простой загул. Чиновник взял с собой немалую сумму (300 тысяч рублей), а перед отъездом еще и написал заявление об отпуске. Невольно напрашивались почти гротескные аналогии с персонажами и литературными (булгаковский Степа Лиходеев, который еще и директор театра), и киношными (герой Крамарова из «Джентльменов удачи», помнится, мечтал купить пиджак и уехать в Ялту). К сожалению, реальность оказалась куда печальнее и загадочнее.
Леонид Вячеславович снял квартиру в апартаментах на Пушкинской, 21. Причем предоплату за месяц сделал еще 26 марта — то есть все продумал заранее. При заселении представился Леонидом, но документов не показал. Вчера, когда поисками чиновника занимались уже на высоком уровне, местные оперативники наведались в съемную квартиру. Дверь оказалась заперта изнутри. Вскрыв ее, сыщики нашли тело жильца в ванной. Ошарин был в трусах. И — как утверждают медики — никаких следов насилия на трупе! Это же подтвердил Следственный комитет. Однако откуда-то родилась версия о самоубийстве и даже его способе. Здесь могут быть два варианта: либо тлен скрыл следы суицида, и потому его не сразу распознали врачи. Либо первоисточник дал неточную информацию, а смерть Ошарина вполне естественная (например, от сердечного приступа).
Леонид Ошарин — человек с репутацией. Так в театральной среде считали всегда: и когда он был просто директором, но, что немаловажно для понимания личности, сразу двух столичных театров, и позже, когда стал чиновником — причем для многих совершенно неожиданно. Математик по образованию, Ошарин никогда не слыл дилетантом в театре. Напротив, многие полагали, что считать театральный бюджет, грамотно распоряжаться им он умеет благодаря своим знаниям.
Тот факт, что Ошарин был директором двух театров, также говорит о его деловых качествах. Да и театры эти нехилые — «Et Cetera» у Калягина и Театр им. Маяковского: большие труппы, артисты с именами, выделяемые бюджеты… У его коллег часто возникал вопрос: как он умудряется сидеть на двух стульях? Вот умудрялся, и весьма эффективно. Мало того, при этом еще в обоих театрах вел стройки. Это его усилиями «Маяковка» обрела новенький, как с иголочки, уютный филиал на Сретенке, где еще до карантина было выпущено несколько громких премьер. Что и говорить: серьезный практик театра, уважаемый коллегами человек. И вдруг…
Этим «вдруг» стал переход Леонида Ошарина из практика в чиновники столичного Департамента культуры, на высокие позиции. Коллеги тогда чрезвычайно удивились такому его решению. «Зачем ему это?» — не скрывали удивления все. Обычно немногословный, Леонид отделывался фразой типа «Ну так получается». При этом, переходя в чиновники, он явно терял в зарплате: два директорских оклада плюс заработок в Школе-студии МХАТ, где он вел курс. Вопросы были, но они быстро ушли, как только Леонид сел в кресло зама Александра Кибовского и начал работать. Во-первых, он ничуть не изменился: не важничал, как говорится, не «включал начальника» над своими бывшими коллегами. Напротив, был спокойным, ровным со всеми в отношениях и, главное, — дельным. Вникал, решал или старался решить проблемы московских театров, обходился без формальностей. И, находясь среди чиновников, держал себя всегда скромно, но с достоинством.
Что же, кризис среднего возраста, помноженный на кризис всей нашей планеты, заставил Леонида Вячеславовича принять столь страшное решение? Или просто сердце не выдержало напряжения последних дней? Ответ, думается, мы найдем очень скоро.