Следствие пришло к выводу, что пожарные погибли из-за халатности. На скамье подсудимых оказались начальник управления пожарно-спасательных сил столичного главка МЧС полковник Дмитрий Ширлин и начальник штаба подполковник Сергей Барсуков.
Результаты множества экспертиз, казалось бы, не позволяли усомниться в виновности этих двух людей. Но незадолго до приговора дело было отправлено в Генеральную прокуратуру. Что об этом деле думают близкие сгоревших пожарных и следователи? Что в свое оправдание заявляют Ширлин и Барсуков? И главное — вернется ли дело в суд?
Первая искра трагедии
«Под потолком в коридоре я увидела искры, которые разлетались в разные стороны, начал мигать свет, а затем он погас. Вернувшись на рабочее место, я на ощупь нашла свою сумку и телефон, после чего сразу же выбежала на улицу и стала звонить в охрану. На улице шел дождь, телефон не срабатывал. Тогда я попросила проходившего мимо мужчину незамедлительно бежать к охране и сообщить о том, что на складе начинается пожар. Через некоторое время я увидела густой дым черного цвета, который выходил на улицу из дверей...».
Из показаний сотрудницы компании «Матиола» — арендатора склада.
Когда женщина-флорист выбежала на улицу, на часах было 17.00. В помещении склада она была одна — припозднилась, делая заготовки для букетов искусственных роз и тюльпанов, — и заметила возгорание.
Второй ранг сложности из четырех пожару присвоили в 18.08. И именно с этого момента со всей Москвы на Амурскую стал съезжаться весь офицерский состав МЧС. Участники тушения пожара сразу отметили интенсивное распространение огня внутри здания, загроможденность центрального прохода горючими товарами, увеличение температуры.
Диспетчер Центра кризисных ситуаций позвонила начальнику управления пожарно-спасательных сил столичного главка МЧС полковнику Дмитрию Ширлину. Тот был настроен по-боевому.
Диалог Ширлина с диспетчером (из материалов дела):
— Дмитрий Александрович, добрый вечер. У нас по Восточному округу…
— Я в курсе… цветы эти искусственные.
— Да, складское помещение 200 на 80, высотой 10 метров, загорание пластиковой продукции, очаг пока не найден. Со слов администрации, людей внутри нет.
— Ну что же они так неактивно воюют-то!
— Вот так вот, штаб туда поехал…
— Штабец пусть активным наступательным маневром, как говорится…
— Да, да, да, они сейчас приедут и сразу потушат.
— Ворвутся пусть в квартирку там в эту, увешанные цветами.
— Да, да, да
— Ну все, добро...
Сам Ширлин приехал на Амурскую улицу в 19.30. В 19.47 он взял руководство тушения пожара на себя. К этому моменту здесь уже находился старший помощник начальника дежурной смены службы пожаротушения ФПС ФКУ «Центр управления в кризисных ситуациях МЧС России по Москве» Сергей Барсуков, который руководил штабом. Полыхающее здание поделили на четыре участка. Один из них — №4 — оказался на кровле. Возглавил этот участок по указанию Ширлина полковник Александр Юрчиков.
— Когда на кровле появилась эта группа с полковником Юрчиковым (всего человек десять), мы очень удивились. Вроде как пора было эвакуироваться, — рассказывал позже пожарный Дмитрий Фотин, который к этому моменту с несколькими другими огнеборцами уже находился на крыше. — Темно было, черный дым, видимость нулевая. Давление воды было слабым. Нам сказали вскрывать именно эту крышу, где уже произошло два обрушения. Мы вскрыли, были видны языки пламени… Человек с тепловизором сказал, что под нами очень высокая температура, и нам реально всем угрожает опасность…
О том, как работал штаб, рассказала свидетель — технический директор горевшего склада ООО «Виктория»: «Мы говорили, что крыша на складе, в том месте, где идет возгорание, не железобетонная, а комбинированная — «слоеный пирог», в ее конструкции присутствуют и деревянные элементы, и пустоты. Но от нас только отмахивались. Нас никто не слушал. Мотивация была простая: «Сами разберемся».
Здание горело уже 2,5 часа, когда начальник другого участка, Михаил Кутузов, который работал внизу, доложил Ширлину об ухудшении ситуации наверху — на каски пожарным начали падать камни, была угроза обрушения. Знали в штабе также и о слабом давлении воды в рукавной линии. Кутузов отдал приказ выйти из здания.
А на кровле тем временем все было с точностью до наоборот. Едва пожарные попытались отойти к краю, предчувствуя дальнейшее развитие событий, как на крыше появился человек в полном обмундировании. В темноте, в суматохе многие скорее не увидели его, а услышали. «Работаем здесь и не отходим!» — послышался приказ. Через несколько минут центральная часть кровли обрушилась, и восемь бойцов рухнули вниз.
Из материалов дела: «Примерно в 20 часов 50 минут в результате продолжительного воздействия высоких температур строительные конструкции покрытия горящего здания утратили свои несущие способности, что повлекло обрушение железобетонных плит и ферм перекрытия объекта №9 в зоне участка №4, на котором находился личный состав подразделений, задействованных в тушении пожара».
Те, кто еще оставался на крыше, стали спешно эвакуироваться — имеющиеся прогары угрожали новыми обрушениями кровли.
Обугленные останки восьми молодых ребят достали из-под завалов только ранним утром.
«Лейте на нас воду, лейте!»
У Марины — волосы цвета хлебных колосьев и прозрачные голубые глаза. Как и у ее сына Паши Андрюшкина, которого растила одна. Всю жизнь инженером на заводе в Мытищах, все делала сама. И сын такой же, с характером.
— Нрав был крутой, — вздыхает мать. — Если уж что сказал — сделает непременно.
«Хочу людей спасать, с огнем бороться», — обмолвился Пашка как-то в старших классах. И после школы — сразу в пожарные. Приняли инспектором на Останкинскую башню. И снова Пашка стукнул кулаком по столу: «Не мое это, мама, на теплом месте отсиживаться, скучно, мне бы с огнем бороться». И вот он уже в 59-й пожарной части.
«Мы шли в огонь, держась за его плечо. Он всегда был впереди. На нем держалась вся 59-я пожарная часть», — скажут сослуживцы после смерти Пашки. 14 лет службы, первый и на огненной передовой, и на спортивных соревнованиях.
На кровлю Павел поднялся за 10 минут до обрушения. На следующее утро в квартире Андрюшкиных раздался звонок: «Марина Ивановна, держитесь. Ваш Паша погиб».
В шуме и гари, в напряженной обстановке Пашка успел отослать с крыши самого молодого бойца своей части — послал за пожарным рукавом. И этим спас ему жизнь. Единственное обещание, которое Пашка не успел выполнить, — подарить матери внуков. 2 августа ему исполнилось 32 года.
— И сколько времени ни пройдет, а я все помню — и восемь одинаковых закрытых гробов в день похорон. И как Марина закричала: «Где мой сын» — и упала на колени, — говорит Пашина тетя Наталья.
В свои 24 года Александр Коренцов был заместителем начальника 59-й пожарно-спасательной части. «Целеустремленный парень, кровь кипит», — говорили про него. Да и было Саше на кого равняться. Прапрадед — подъесаул Семиреченского казачьего войска, прадед — танкист, прошел на Т-34 Великую Отечественную войну, дед и отец — военные инженеры. Отпуска проводил на «Вахтах памяти» — участвовал в поисковых экспедициях, разыскивал останки солдат. В пожарной части организовал музей — каски, фляжки, обезвреженные боеприпасы военного времени.
«Я ребятам помогу и скоро буду», — обещал он жене Кате, рванув после своей смены на пожар на Амурской. Домой она его так и не дождалась. Погиб он вскоре после окончания их медового месяца.
— Я так и не узнала, как муж хотел назвать ребенка, — вздыхает Лариса, жена Романа Георгиева. Она была на седьмом месяце беременности, супруги запланировали ехать в магазин за покупками для малышки. Роман знал, что родится дочка. Придумал ей имя, но обещал сказать после рождения.
— Что надежды нет, я поняла под утро. «Скорая» отвезла меня в больницу. Врачи очень боялись преждевременных родов. Малышка весила всего 900 граммов... — женщина с трудом сдерживает слезы.
— За несколько дней до трагедии я просыпалась среди ночи от стуков в дверь. Как в фильме ужасов… А до этого к нам голубь и две синицы залетели. Последняя стукнулась в стекло. Сережа, как мог, меня успокаивал… Уверял, что мои дурные предчувствия не сбудутся, что это все мне только кажется, — вспоминает дни перед трагедией Светлана, супруга 28-летнего Сергея Синелобова, прапорщика 47-й пожарной части. — А я вставала в дверной проем, раскидывала руки и говорила мужу: «Не пущу!». Уйти с этой работы просила. А он мне: «Я пожарный, там же мои ребята, как они без меня?».
В тот роковой день Сергей неожиданно поменялся дежурствами. Поехал на пожар туда с Николаем Голубевым — вместе они были в одном карауле, в одной части. Вместе пошли за новым диском бензореза и были на краю кровли, когда она вдруг сильно накренилась. Через секунду вместе с еще шестью пожарными они упали вниз.
— Я на место его гибели не один раз ездила. Привозила цветы, ходила там. Обручальное кольцо Сергея так и не нашли, — говорит Светлана. — Но мне отдали жетон на обугленной цепочке. Все, что осталось от Сергея.
Теперь Светлане придется одной растить двух сыновей, один из которых — инвалид.
31-летний Николай Голубев родом из поселка Белоомут, его отец работал пожарным на селе. Сын пошел по его стопам. Уехав работать в столицу, он и про родное село не забыл. Помогал детям-инвалидам, проживающим в поселке. У мужчины остались два сына-школьника.
Сын остался и у начальника службы пожаротушения 22-го пожарно-спасательного отряда Александра Юрчикова.
— Он прослужил в МЧС более 20 лет. Имел ведомственные награды, проходил обучение по повышению квалификации. Когда 22 сентября его вызвали, уходя, он сказал, что пожар сложный и тушить придется долго. Больше я его не видела, — говорит жена Людмила.
Руководитель 46-й пожарно-спасательной части майор Алексей Акимов вырос в районе Вешняки, в обычной семье, за 14 лет службы прошел весь путь от пожарного до начальника. Мечтал уехать жить за город, любил рыбалку и путешествия.
Любовь с женой Оксаной у них началась с первого взгляда. Оксана росла в детском доме. Познакомилась с Алексеем в 18 лет, и больше они не расставались. Девушка прониклась рассказами мужа о работе и устроилась в пожарную часть диспетчером. Знала она и Ширлина, который приезжал в часть с проверками.
В день трагедии Алексей Акимов уже ехал с работы домой, к жене и 11-летнему сыну. Услышав про пожар «второй сложности», развернулся и поехал на Амурскую. Оксана тем временем только вышла на смену. В прямом эфире она слышала все, что происходило в огненном аду… Ребята кричали: «Лейте на нас воду, лейте!». Но их крики тонули в технических помехах.
— Мне физически становится плохо, когда я начинаю думать, что они пережили в том пекле, — признается Оксана.
У 30-летнего Павла Макарочкина, старшего пожарного 59-й части, осталась только мать Тамара Анатольевна (с женой мужчина расстался). Женщина живет в Тульской области, из всего хозяйства — цыплята. В Москву Павел уехал служить, чтобы обеспечить лучшую жизнь маленькому сыну. «Очень ответственный, человек-скала, к выполнению задач подходил не формально, а со смекалкой», — говорили про него товарищи. Переодеваясь на тот пожар, Павел в спешке случайно сорвал крестик. Он отлетел в сторону и затерялся.
— Но я ему новый крестик купила и упросила священника в гроб положить, — говорит Тамара Анатольевна.
«Сам виноват. Знал, куда идет»
После пожара на Амурской улице следователи СК возбудили уголовное дело по статье УК РФ «Халатность». То есть в трагедии были виновны руководящие лица — статья предусматривает ответственность только тех, кто «при должности». Впрочем, это родные сгоревших огнеборцев понимали и так.
Из обвинительного заключения.
«Ширлин Д.А., примерно с 19 часов 47 минут являясь руководителем тушения пожара, исполняя ненадлежащим образом свои должностные обязанности, небрежно относясь к службе, не проанализировал доступную ему информацию о пожаре, не оценил должным образом обстановку, проигнорировал информацию о пределе огнестойкости объекта №9 и особенностях его крыши и без имевшихся на то оснований принял решение увеличить численность сил на участке №4, тем самым определив в соответствии с п. 1.4 Порядка №156 решающим направлением тушения пожара работы по вскрытию и разборке крыши горящего здания, находящегося к указанному времени в состоянии горения более двух часов. При этом лично разведку в указанном месте Ширлин Д.А. не провел».
Вместе со своим непосредственным начальником перед законом предстал и Сергей Барсуков. По версии следствия, именно Барсуков за десять минут до обрушения распорядился отправить на крышу группу из десяти человек под руководством Александра Юрчикова. При этом от личного состава была получена информация об ухудшении обстановки и имеющихся признаках обрушения крыши, а также о том, что полноценно тушить пожар невозможно из-за отсутствия необходимого количества воды.
- Вот скажите, зачем вообще надо было их посылать на крышу, если тушить было нечем, — негодует отец погибшего Александра Коренцова Вячеслав Валерьевич. Мужчина — военный инженер по профессии — в обстоятельствах страшного пожара изучил каждую деталь. — На пожаре было много техники, люльки, трехколенные лестницы, была пенная установка «Кобра». Но их почему-то не использовали. Я так предполагаю, чтобы сохранить дорогостоящие средства тушения и отправить их в резерв. С водой из-за слабого давления тоже были проблемы. Зачем ребят отправили без воды и пены на кровлю? Дым выпускать? Никто ребятам не сказал о строении кровли — о том, что под ними пустота.
Пожарно-техническая экспертиза, эксперт Зезюля.
«Погибшие пожарные находились на крыше практически над очаговой зоной, то есть в зоне воздействия экстремально высоких температур. При этом внутри склада пожар происходил уже более 4 часов. Находясь снаружи здания, пожарные не владели полной информацией об обрушениях, которые происходили внутри, такая информация до них не доводилась».
Дополнительная пожарно-техническая экспертиза от 22.09.2016, эксперт Зыков.
«Основной вывод из исследования обстоятельств произошедшего заключается в том, что погибшие пожарные вообще не должны были там находиться».
— Вскрывать кровлю над очагом возгорания спустя три часа с момента возникновения пожара недопустимо, это противоречит здравому смыслу, — говорит полковник внутренней службы Сергей Кавунов, который был на пожаре на Амурской улице и впоследствии привлекался в качестве эксперта при расследовании. Его трудовой стаж — 27 лет, все отработаны в МЧС на должностях, связанных с оперативным реагированием при чрезвычайных ситуациях и пожарах. — На ней даже находиться недопустимо. Разговаривая с сотрудниками, работающими на пожаре, я выяснил, что еще до трагедии на кровле происходили небольшие обрушения, имелись прогары и открытое горение из вентиляционных коробов. Руководитель тушения пожара обязан был отозвать людей с кровли.
С самого начала расследования и позже в суде Ширлин и его защитники выбрали оборонительно-наступательную тактику. Так, адвокат полковника, руководившего тушением пожара, заявил, что место, над которым находились упавшие огнеборцы, не было эпицентром. А значит, и опасность им не угрожала. Зато под угрозой был весь район Гольяново. Ведь на складе находилась емкость с аммиаком, который, по мнению Ширлина, мог взорваться. Кстати, аммиак в здании действительно был — 56 кг. Но только находилась емкость в ста метрах от очага пожара, в помещении компрессорной, которая не горела.
И сотрудники цветочной фирмы сами слили его, когда поняли, что с процессом тушения не все гладко. А в ходе расследования пожара эксперты подтвердили, что аммиак в таком количестве не опасен для людей. Кстати, исключили они и обрушение кровли в результате взрыва.
На всех судебных заседаниях обвиняемый Ширлин вел себя невозмутимо, второй обвиняемый — его подчиненный Сергей Барсуков — был чернее тучи, складывалось впечатление, что он переживает из-за случившегося. Но его версия трагедии — точная копия версии Ширлина.
Вопросы родных погибших о тех страшных часах Дмитрий Ширлин и Сергей Барсуков не удостоили исчерывающим ответом. Когда отец погибшего Александра Коренцова просил рассказать о действиях на пожаре с привязкой ко времени, Ширлин бросил:
«Я, наверное, должен ходить с хронометром и свои действия записывать?!»
Зато судье он охотно сообщал о своем профессионализме: «Я считал себя специалистом в своей работе. Мы выполнили задачи в соответствии с требованиями процессуальных документов».
— Как утверждает сторона обвинения, люди провалились в прогар. Что такое прогар? — спросил судья у Ширлина
— Прогар? Люди провалились не в прогар, люди провалились на участок обрушения. То есть крыша рухнула вместе с ними. Прогар — это отверстие, которое образовалось вследствие воздействия пламени, — с едва скрываемым раздражением ответил Ширлин.
— То есть они не сгорели?
— Кто?
— Ну люди, которые туда провалились.
— Как не сгорели?
— Я у вас спрашиваю — там сгорело что-нибудь, вы говорите — нет.
— Я говорю, что нет.
— То есть там ничего не горело, но они сгорели? Знаете причину смерти?
— Та, которая была оглашена, — термоингаляционное повреждение вследствие высокой температуры…
— То есть все-таки там что-то горело…
— Я предполагаю следующее: когда произошло обрушение на такой большой площади, вся температура и открытое пламя — оно стало выходить в это отверстие.
— Скажите, пожалуйста, а кто контролировал строительные конструкции снизу при проведении работ наверху?
— Участники тушения пожара. Они обязаны…
— А сколько она к тому времени, как вы отправили туда людей, подвергалась температурному воздействию?
— Я еще раз повторюсь, когда я провел разведку, площадь пожара составляла порядка 500 кв. метров, площадь крыши составляла 15 тысяч кв. метров. На том участке, куда поднимался Юрчиков, крыша изнутри вообще не подвергалась огневому воздействию.
— А когда вы собирались снимать личный состав с крыши?
— Как выполнили бы задачу, так и сняли бы… Если бы оно достигло эффекта.
— После обрушения были ли какие-то мероприятия по эвакуации сотрудников, провалившихся в прогар? — спрашивает Алексея Вершинина, бойца 50-й пожарной части, отец Александра Коренцова. — От руководства тушения пожара какие-то команды по спасению провалившихся сотрудников вы получали?
И слышит два страшных ответа: дважды нет.
Лариса, вдова Романа Георгиева, который кричал по рации и просил спасти их, спрашивает пожарного, который был свидетелем трагедии на крыше:
— Скажите, как спасали упавших ребят?
— Никак, — отвечает он.
— Правда, что крики ребят доносились некоторое время, но их запикивали — гасили, перебивая разговор другим разговором, чтобы не было паники среди бойцов? — задает вопрос женщина.
И слышит утвердительный ответ.
После того как ребята провалились, вместо того чтобы их спасать, весь личный состав сняли с крыши и, не говоря ничего, в течение часа пересчитывали, — плачет Марина Андрюшкина. — Вытащили наших ребят в семь часов утра. А ведь можно было за это время вертолет вызвать и потушить с воздуха, погода позволяла...
- 5 декабря уголовное дело в отношении Дмитрия Ширлина и Сергея Барсукова вернули в Генеральную прокуратуру. Аргумент — проведение дополнительной взрывотехнической экспертизы.
— Как же так? Ведь раньше судья говорила, что всего хватает в деле. И эксперта ведь только в суд собирались вызывать. Как неожиданно, прямо перед прениями и приговором, — удивились родные погибших ребят. — Нам сказали, плохой это знак, когда прямо перед приговором дело забирают. В следующий раз до суда оно может и не дойти...
…Они как тени поднялись с деревянных скамей. Вот мама Павла Макарочкина, которая на каждое судебное заседание добирается из Тульской области на перекладных, тратит по 5 часов на дорогу. Вот отец Саши Коренцова хватается за сердце и обреченно опускает голову. Вот мама и жена Алексея Акимова, поддерживая друг друга, в слезах выходят из зала.
11 детей осиротели, 8 семей потеряли кормильцев. Кого спасали обвиняемые? «Отстояли помещения склада, венки и корма для животных» — так ответил на вопрос об итогах тушения начальник штаба пожаротушения Сергей Барсуков.
Очень показательно, что отстояли венки — они, увы, пригодились очень скоро. А вот кто отстоит честь пожарных и память погибших ребят?
Читайте также: Версию гибели российской пианистки в Венгрии сочли подозрительной