«Я осталась одна. Родственников у меня нет. Работу потеряла. Дом уплыл. И все, что в нем было — уплыло. Выдали тысячу рублей, чтобы не умерла с голоду. Спасибо государству. Больше рассказывать нечего». История жизни Анны Солдаткиной из затопленного Тулуна уместилась в несколько строк. И таких рассказов из зоны бедствия — не счесть.
Ольге Молодых 41 год. Женщина с мужем и детьми живет в Тулуне, занимает квартиру на втором этаже в пятиэтажке. После наводнения первый этаж ее дома затопило полностью. Второй этаж — частично. Дом накренился, но устоял. Пока не рухнул - нового жилья семье не положено. «Вода рано или поздно уйдет, свет появится — жить можно», - решили местные власти.
Монолог Ольги — как одна из иллюстраций трагедии.
Про поиски домов: «Многие дома уплыли. Постройки раскидало в радиусе 50 км вдоль реки. Люди ходят, ищут свои хибары. Если дом прибило к берегу, изба зацепились за дерево или ее выкинуло на островок, считай, повезло.
Людям важно отыскать ценные для них вещи: фотографии, альбомы, письма, документы. О мебели и технике никто не думает. Дома срывало с фундамента, полы отлетали, мебель из комнат вываливалась на протяжении всего маршрута, пока они плыли. До сих пор на чердаках строений находят выживших животных. На днях в поселке Иннокеньевск спасли собаку, которая три недели жила на чердаке. Она проплыла 30 км. Голодная, одичавшая. Никого к себе не подпускала».
Про председателя горсобрания: «У нашего председателя городского собрания дом затопило по крышу. Непригодные к жилью постройки военные разбирают и ломают с согласия хозяев. Если собственник против, его предупреждают: «За свой счет будешь сносить». Это дорого.
Председатель отстоял дом. Говорит: «Даже если принудят сносить, не уступлю. Про нас скоро все забудут, а это как-никак мои стены. Мне шестой десяток. Ехать некуда. Молодые пусть получают деньги и покидают Тулун. Я своими силами восстановлю дом. Мне друзья помогают. За помощью к властям обращаться не стану». А вот мэр Нижнеудинского района не постеснялся воспользоваться служебным положением. Его дом восстанавливали подчиненные, технику пригнали. Соседи сняли все на мобильный, выложили в интернет. Пошла огласка. Мэра сняли с должности за превышение полномочий».
Про компенсации: «Жители Тулуна целыми днями стоят в очередях, чтобы получить на руки копии актов обследования имущества. Комиссии ходят по домам, проверяют, что осталось от имущества и записывают, кому какие компенсации положены. За частичную потерю собственности дают 50 тысяч рублей, за полную — 100 тысяч».
К Ольге в дом тоже приходила инспекция. Женщина вспоминает диалог, который состоялся с членами проверяющей комиссии.
- Стол выстоял?
- Он стеклянный на железных ножках, поэтому уцелел.
- Табуретки?
- У меня нет табуреток, пуфы были. Они испортились, их выбросили.
- Пуфы - не табуретки. Пишем, не было табуреток. Значит, не нуждаетесь в них. Холодильник работает?
- Он еще не просох. Не могу включить и проверить — работает ли. Света в доме нет. Вода в подвале, электричества поэтому не дали.
- Пишем: холодильник на месте. Электроплита работает?
- Так электричества нет. Не проверить.
- Но плита ведь есть?
- Есть.
- Плиту вычеркиваем. Спальное место присутствует?
- Спальный гарнитур - лаковый. От воды разбух. Когда стали снимать ковролин, кровать треснула напополам. Нет больше спального места.
- Сами виноваты, что сломали. Вычеркиваем.
В итоге за частичную потерю имущества Ольге насчитали 50 тысяч рублей. На вопрос женщины, какова дальнейшая судьба накренившихся пятиэтажек, ей ответили: «Как жили, так и будете жить». «Но в подвале вода стоит, надо откачивать» - возмутилась Ольга. И снова ответ: «Чем больше качаем, тем сильнее вода прибывает, живите как есть».
«Кругом хаос и неразбериха. Все пытаются хоть какую-то копейку урвать»
Собеседница по пунктам перечисляет проблемы, с которым столкнулись жители подтопленного региона.
«Люди, которые потеряли дома, пишут заявление на имя мэра. Там четыре пункта - чтобы вы хотели получить взамен утраченного жилья: земельный участок, вторичное жилье, квартиру в новостройке либо денежный сертификат. Люди выбирают деньги.
Надежды на то, что в Иркутской области построят новый микрорайон - нет. Я пять лет просидела в местной думе. Знаю, чтобы возвести здание, придется пройти семь кругов ада. За пять лет здесь построили только физкультурно-оздоровительный комплекс с легкоатлетическим манежем. Жилые дома со светом, канализацией, дорогами, коммуникациями будут возводить не один год. Руководство района это понимает. Машет рукой: «Будь что будет».
Про бюрократию: «Горожане потеряны. В глазах людей - пустота. Никто толком ничего нам не объясняет. Ощущение, что народ заставили заниматься бумажной волокитой, чтобы они не думали о своем горе. Все, как одержимые бегают по госучреждениям, собирают документы, пишут заявления, доказывают свое проживание в пострадавших домах.
Дело в том, что пропиской здесь никто не заморачивался. Пришла беда, утонуло все и выяснилось, что в доме был прописан только один человек из большой семьи. Вот на одного и положена компенсация. Остальным — ничего. Доказывать свое проживание придется в судах, искать свидетелей, которые бы подтвердили, что человек жил в том или ином доме».
Про неизвестность: «Сотрудники местной администрации, которые работают с нашими документами, оправдываются: «Мы сами ничего не знаем, нас сняли с основной службы, велели принимать документы у пострадавших». Их охраняют военные. Кругом хаос и неразбериха. Все пытаются хоть какую-то копейку от государства урвать. Сегодня большая часть пострадавших получили только по 10 тысяч рублей».
Про сертификаты: «Одни утверждают, что сертификаты на жилье раздадут в августе. Другие, что в сентябре. Третьи думают, не раньше зимы. Если в потонувшем доме был прописан один человек — ему положен сертификат на 18 квадратных метров, это примерно 760 тысяч рублей. Если в доме был прописан ребенок — накинут еще 9 «квадратов». Мы живем на севере, дома строили основательно, на века. Вкладывались в постройки всю жизнь. А получается, что каким бы у тебя большим и добротным не был прежний дом, больше, чем на 18 «квадратов» рассчитывать не можешь».
Про работу: «В Тулуне производства нет. Градообразующие предприятия умерли в 1991 году. Народ жил за счет частного бизнеса. Торговали хлебом, кроссовками, обоями. Большинство трудились на центральном рынке, который потонул вместе с ларьками и товаром. Люди остались с долгами, влезли в кредиты».
Про воду: «Недавно пустили техническую воду, чтобы можно было помыться и постираться. Пить ее нельзя даже кипяченую. Горожане стоят в очереди за бутилированной водой».
Про запах: «В Тулуне подтопило два очистительных канализационных сооружения. В частном секторе смыло уличные туалеты, канализационные сливы. Вода кругом - ярко-шоколадного цвета, кремообразная, как сгущенное молоко. Вонь стоит невыносимая. Неприятный запах въелся в стены домов, в одежду. Мы все вещи выбросили. Я до сих пор квартиру проветриваю — не помогает. Жить там невозможно. Сейчас на улице - 13 градусов, живем в беседке.
В траве - много протухшей рыбы. Вода ушла, а караси остались. Птицы их клюют, мухи летают, запах невыносимый».
Про болезни: «До зимы квартиру отремонтировать не успеем. Не на что. Придется снимать жилье. Мой муж — врач считает, что с наступлением холодов, не избежать туберкулеза, пневмонии, легочных аллергических осложнений».
Про съемное жилье: «Съемное жилье в Тулуне и окрестностях разбирают, как горячие пирожки. Цены на жилье подскочили. За убитую «однушку» просят от 20 тысяч рублей. Даже близкие друзья начали предлагать угол за приличную сумму. Дружба дружбой, а денежки врозь. В агентствах по недвижимости отвечают, что свободного жилья не осталось. Рекомендуют посуточные квартиры: их стоимость от 2000 рублей».
«Старики брошены»
У Ольги на удивление спокойный голос. Так выглядит смирение. Продолжаем ее монолог.
Про тех, кому на Руси жить хорошо: «В этой ситуации хорошо только бичам. Их помыли, одели, накормили, приютили в пунктах временного размещения. Благополучные семьи за помощью в эти пункты не обращаются и за гуманитаркой стесняются приходить. Чувствуют себя унизительно в таких очередях. Я по себе сужу. Не пойду с протянутой рукой».
Про пенсионеров: «Старики брошены. Они - самая незащищенная категория. В соцсетях публикуют посты: «Помогите бабушке. Она живет у знакомых, за гуманитарной помощью не добредет».
Пенсионеры даже за компенсациями не идут. Не в состоянии они стоять три часа в очереди под палящим солнцем, либо под проливным дождем. Большинство стариков даже не знают, где получать гуманитарную помощь. В интернете они не сидят, а информацию можно только там получить. Никакого оповещения в городе нет».
Про гуманитарную помощь: «Продукты фасуют волонтеры. Продовольственные пайки выдают по паспортам. Кто был прописан в подтопленном доме — получают булку хлеба, гречку, сахар, макароны, тушенку, консервы. Но гречку и макароны надо ведь варить на чем-то. А у многих нет плиты, кухонной утвари, уплыло все. В магазинах в первые дни все электроплитки и кастрюли разобрали. Мы долго готовили на мангале — больше не на чем».
Про забытых: «Неделю назад на связь вышли жители деревни Поберега. Их полностью затопило, но про них никто не знал. Люди до сих пор живут в лесу в тракторных тележках, в кузовах машин. На чем уехали - на том и живут. Просят привезти им гуманитарную помощь.
Единственный магазин в деревне смыло. Местные один в один день лишились работы. В Побереге вся деревня трудилась на одного фермера. У него все хозяйство унесло вместе с животными. Сам он в больнице то ли с инсультом, то ли с инфарктом».
Про прививки: «Эпидемиологи проводят вакцинацию от гепатита и дизентерии. Прививают всех: местных жителей, гостей, волонтеров, солдат».
Про погибших: «По официальной информации, погибло 25 человек. Есть пропавшие без вести — сколько их толком никто не знает.
На днях я проезжала мимо затопленной автостанции. Смотрю, там площадку оцепили ленточкой. Военные толкутся. Остановилась. Под завалами лежало тело молодого парня. То ли из деревень его принесло, то ли наш. Не опознать уже. Тела потихоньку достают из разрушенных домов. Людей хоронят.
Первые похороны пошли через неделю после наводнения. Хоронили мою знакомую, учительницу 20-й школы. Когда пошла вода, женщина забралась на крышу, мощным потоком ее дом разнесло в щепки.
Похоронили еще одну бабушку, которая сама приняла решение не покидать дачный участок. Связалась с внуками: «Я никуда не пойду, пожила свое. Вы меня не спасайте, иначе утонете. Если выживу — так тому и быть. Нет - так нет». Ее долго искали. Нашли на острове. Тело старушки принесло вместе с домиком».
Про мародеров: «Мародеры есть. Мои знакомые нашли свой уплывший дом, подобрались к нему, смотрят — все пластиковые окна выпилены, вещи на чердаке распотрошены. Наши пятиэтажки ППС-ники охраняют. Я туда каждый день хожу. Окна открываю, проветриваю».
Про помойки: «Мусорные баки забиты испорченной мебелью. Вывозить — некому. Когда все разгребут, не знаю. С каждым днем мусора становится все больше».
Про пункты временного проживания: «Первый пункт временного размещения находился в школе. Потом всех выгнали оттуда. Надо к учебному году готовиться. Людей отправили в 28-й интернат для детей с ограниченными возможностями. Ребятишек расформировали по районным интернатам. Сейчас там живут нищие, выпивохи и старики».
Про причину трагедии: «Проектировщики дамбы гарантировали: простоит не менее 100 лет. Когда пошла вода, мэр до последнего твердил: все под контролем, дамба выдержит, не переживайте. Народ выходил на дамбу, наблюдал, как вода прибывает. А потом дамбу смыло».
Когда стали искать виновных, то выяснилось, в действиях мэра ничего противозаконного не найдено. Следственные действия проводились, заявили: чиновник действовал по инструкции».
Про бытовые нужды: «Цены на стройматериалы подскочили. До наводнения погонный метр линолеума стоил 1800 рублей, теперь — 2400. Кухонные гарнитуры дешевле, чем за 50 тысяч не найдешь. Самый дешевый диван — от 30 тысяч. Как комиссия оценивает имущество? Существует стандартный список необходимых предметов быта на семью. Положено: один стол, шкаф для посуды, два табурета, спальное место. Из техники: холодильник, электроплита и водонагреватель. Все. Если это уцелело — ничего не положено».
Про сухой закон: «Сухой закон ввели в регионе сразу. Действует по сей день. Но народ все равно пьяный. Люди в отчаянии.
У нас и раньше много пили, а сейчас и подавно. Все лишились работы, жилья. Чтобы избежать волнений и митингов, в город нагнали военных и полицейских. Сегодня видела пьяного мужичка на лавочке. Унылый сидит, демагогию разводит: власть плохая, дайте денег. Ему говорят: «Иди поищи свой дом, собери кастрюли, барахло свое». Он машет головой: «Мне теперь государство должно». Не понимает, что никто никому ничего не должен. Сам о себе не позаботишься, никто не позаботится».
«Спасся от наводнения, а умер в давке за компенсацией»
Еще один наш собеседник - житель Тулуна 27-летний Никита Дроздов. У мужчины семья: жена, ребенок. Его дом уже разобрали военные. Жить ему негде.
«Тулун накрыло за несколько часов. Я находился на работе, когда жена позвонила: «Нас эвакуируют». Никто не поверил. Я тоже подумал, фигня, обещали, что дамба выстоит. Отработал смену.
По дороге домой подъехал к маленькому острову. Гляжу, нет острова, лишь два куста торчат. Дал по газам на дамбу. Там люди с разметкой стоят. Каждый полчаса вода на 10 см поднимается. Я на УАЗике к дому. Погрузили холодильник, телевизор. Соседи, как на дурака, смотрели. Одна женщина смеялась надо мной. А потом сама без трусов осталась — все у нее уплыло.
Мой дом затопило полностью. Снесло его. Разыскал постройку по фотографии в интернете — волонтеры публиковали уплывшие строения в сети. Обрадовался, ништяк, хоть что-то оттуда достану. Залез, а внутри тухлятиной несет. Вытащил с чердака только кожанку и мокасины. Остальному хана пришла.
Пока нам выдали по 50 тысяч рублей на ход ноги, чтобы хоть маленько одеждой закупиться. Обещали еще по 100 тысяч дать. Когда? Не известно. Да и что на эти средства купишь? Разве что диван и печку. Было бы еще куда это все ставить, жилья-то нет. Нас приютил у себя мой друг. Но по сути, мы — бомжи. Нет конкретики, уверенности, что до зимы переедем мы в собственные квартиры.
Артем Будько из Тулуна проживал вместе с мамой и бабушкой. Его семья лишилась дома, бани и гаража.
«Мы были уверены, что все обойдется. Бабушка перед тем, когда вода стала приходить, мэру звонила. Он успокаивал, что что дамбу не прорвет. Но я бабульку на всякий случай сразу отвез в другой район.
Когда вода стала интенсивно подниматься, мы с мамой затаскивали вещи на чердак. Двух соседских собак тоже успел поднять на крышу. Сами мы спуститься не успели. Вода полностью затопила дом в считанные часы. Если бы не добровольцы с лодками, погибли бы.
Наш дом уплыл, «припарковался» около стадиона, застрял в деревьях. От него ничего не осталось, даже полы уплыли. Пока мы получили только по 10 тысяч рублей. Помню, за этими деньгами дикая давка началась. Люди испугались, что на всех денег не хватит, устроили потасовку. Под шумок деньги получили даже те, кто не жил в нашем районе.
Двум мужчинам в той толкотне стало плохо. Одного откачали. Ко второму «скорая» не успела. Человек спасся в наводнении, а умер в борьбе за компенсацию. И с гуманитарной помощью в первые дни случились скандалы. За одеждой и продуктами приезжали бомжи со всей области. Тем, кто действительно пострадал, не до этого было. Люди ходили по берегу в поисках своих домов.
Мародерства тоже не избежали. Военные хоть и охраняют уплывшие постройки, но откуда они знают реальные хозяева роются в домах или чужаки?
Что теперь? Не знаю. Мы написали заявление на получение сертификата. Родителям сказали, что в лучшем случае, к ноябрю получим выплаты. Но что мы сможем приобрести на эти средства — непонятно. Учитывая, что спрос на жилье увеличился, цены поднялись, положенной суммы нам хватит только на деревянном дом в убитом состоянии».
«Бабушка перебралась жить в баню»
Роман Кошкареву 32 года. Он живет в Нижнеудинске. Его дом полностью затопило, но не унесло. Первая комиссия осмотрела постройку: «Стены есть и ладно, компенсация не положена».
«Взрослые из нашей семьи получила всего по 10 тысяч рублей. На детей эту сумму пока не выдали. Чтобы получить «детские» деньги, сначала необходимо в банке взять справку о том, что деньги поступили. Затем отнести документ в опеку, где должны вручить другую справку на разрешение снятия денежных средств. Проблема разрешается не в два счета - народу везде тьма, а в опеке принимает один человек.
С этой бюрократией, можно и до зимы ничего не вытребовать. Сегодня целый день прокатались для того, чтоб услышать: «Приезжайте на следующей неделе, разберемся».
Наш дом сейчас прилично повело, он накренился. Мы с семьей перебрались к знакомым. А вот бабушка отказалась переезжать. Караулит постройку. Живет в бане. Трижды к нам приезжала комиссия, составляли акты. С трудом утвердили, что дом все-таки надо пустить под снос. На этом всё закончилось. Предупредили, что окончательно решение за какой-то московской комиссией. Про выдачу сертификатов — молчок. Складывается впечатление, что чиновники специально тянут время, ждут пока люди сами восстановят разрушенные хибары или наберут кредитов на постройку новых».
Тем не менее, Роман считает, что его семье еще повезло.
- У моего знакомого мать жила в деревне Шипицино. У них паром унесло, деревня уже третью неделю отрезана от города. И никто не шевелится. У них один магазин уже давно пустой стоит, местные все съели. Женщина звонила, жаловалась, что в первую неделю после наводнения к ним трижды прилетал вертолет. А потом про них все забыли. Там в основном пожилые люди остались. Чем они питаются, ума не приложу. Так что мы по сравнению с ними — везунчики.
Анна Солдаткина — та самая девушка, с которой мы начали свой материал. Ее компенсация составила всего тысячу рублей. У нас состоялся совсем короткий диалог. Разговор мы оставим без комментариев.
- Страшно в один миг потерять все, что было. Теперь нужно все заново наживать. А как?
- Что случилось с вашим домом?
- Он уплыл. Вместе с документами. Домик старенький был, давнишний, от бабули мне достался. Я его долго искала. Не нашла. Он ударился об мост и развалился. От него даже досок не осталось. Я там одна жила.
- Родственники у вас есть?
- Родственники есть, они далеко живут. До них я не доеду. Да и у них своих семейных проблем хватает. Не хочу никого беспокоить.
- Никаких сбережений у вас не осталось?
- Я работала уборщицей в магазине. Получала зарплату 5 тысяч рублей. Потом магазин закрыли. Меня сократили. Я стала бабулям соседским на огороде помогать. Они иногда платили мне, кто сколько мог или кормили. Какие уж тут накопления.
- Сейчас вы где живете?
- Таких бедных, как я, приютили у себя простые православные девушки. Куда потом идти — ума не приложу. Грамотные люди не знают, что делать в такой ситуации. А я — неграмотная.
- За компенсацией вы ходили?
- В первый день пришла. Мне только тысячу рублей дали. Сказали на продукты хватит. И велели ждать. А чего ждать? И сколько? Наверное, ничего мне не выдадут. Нет смысла мне туда возвращаться.
Читайте материал «Прорванную дамбу в Тулуне строил отец замгубернатора: детали «родственной» схемы»