«Врачи ей вернут память»
Нина Тимуровна приехала в редакцию прямо из Верховного суда РФ, где разбиралась апелляция по уголовному делу. Уже с порога голос срывается на рыдания. Чтобы помочь ей собраться с мыслями и духом, завожу разговор о чисто технических вещах — какие документы затребовал ВС, какова позиция прокуратуры. А сама уже знаю, что Верховный суд РФ отклонил апелляционное представление Прокуратуры Республики Калмыкия об отмене оправдательного приговора присяжных в отношении Рустама Калсынова.
В Верховном суде пояснили, что не рассматривали само дело как таковое по существу, не изучали материалы, собранные следствием. Судьи просто проверили, были ли процессуальные нарушения в действиях присяжных (например, кто-то из них скрыл информацию о своей судимости, о близких взаимоотношениях с обвиняемым и т.д.). С первого взгляда ничего не нашли. Теперь решение за надзорной инстанцией Верховного суда РФ. Но даже если она отправит дело на пересмотр, то дело Калсынова, скорее всего, снова рассмотрят присяжные. Если только к этому времени в России не будет принят законопроект (он уже рассматривался во втором чтении в ГД), запрещающий присяжным судить педофилов.
— Когда вы в последний раз видели Тамару? — задаю вопрос Нине Тимуровне.
— На днях. Она в СИЗО, в Элисте. Разговаривали с ней через стекло. Она говорит, что не помнит ничего, что в тот день произошло. Только помнит, что с детьми лежала на кровати. Сказала, что к ней в СИЗО подходил кто-то из заключенных, настаивал, чтобы она заявление забрала на бывшего мужа. Говорит еще, что кто-то через стену включает аудиозаписи, на которых дети зовут на помощь и плачут. Это не внуки, но Тамара от звуков в обморок падала несколько раз. Мучают ее там, называют детоубийцей. Она у меня спрашивала: «Мама, разве точно известно, что это я?»
— То есть она в себя пришла?
— Нет, что вы! Она вроде общается, но взгляд блуждает. Однако ей уже гораздо лучше — было-то совсем плохо. Когда ее везли на экспертизу, она песни пела, несла околесицу, никого не узнавала.
— Готовы результаты психиатрической экспертизы?
— Да. Экспертиза показала, что она больна. У нее сложный диагноз. Вот читайте сами: «реактивное состояние в форме «депрессивного эпизода тяжелой степени с психотическими симптомами». Выявленные расстройства не позволяют ей участвовать в судебно-следственных действиях, правильно понимать обстоятельства, имеющие значение для уголовного дела. Как лицо, представляющее опасность для себя и окружающих, нуждается в направлении на принудительное лечение в психиатрический стационар с интенсивным наблюдением». Ее по решению суда теперь должны направить в закрытую психбольницу в Казани.
— Надеетесь, что медики ей вернут память и она тогда расскажет, что случилось на самом деле?
— Я бы очень хотела, чтобы так произошло. Я хочу знать правду. Но я боюсь, что этого не допустят возможные убийцы моих внуков... Хотя слышала, что в закрытой психиатрической лечебнице человек может быть в большей безопасности, чем в СИЗО. Знаете, сколько раз я прокручивала в голове тот страшный день? Лица, слова, движения. Я все пытаюсь факты в одну картину соединить. Не получается.
«Теперь дочь меня проклинает»
Нина Тимуровна соглашается вспомнить события последних лет. Для этого ей придется повторить все, что уже рассказывала и следователям, и журналистам. Как без этого? Но теперь она вспоминает новые детали, которые не звучали еще нигде. Она пытается более трезво посмотреть на все с самого начала. Это неимоверно трудно, когда знаешь конец. Страшный конец...
— Когда Тамара привела Рустама домой, мое сердце сразу его не приняло. Но дочка сказала: «Мама, я его люблю, не мешай, ребенку отец нужен» (у Тамары был сын Данила от первого гражданского брака. — Прим. автора). Ну, думаю, ладно, у меня самой счастья-то особого не было, одна троих детей поднимала, сына не уберегла — в тюрьме сидит… Так что решила против ничего не говорить. Я перед этим магазин открыла, чтобы помогать детям, внуку Даниле. Пришлось все распродать, чтобы замуж Тамару по-человечески выдать. Все же первая дочка, а у нас принято хорошую свадьбу играть.
— А чем вам зять не понравился?
— Мы люди простые, а он такой... накрахмаленный. Рубашки носил обычно розовые, да еще с каемкой желтой или голубой. У нас мужчины такие не надевают, но я думала — он с Кавказа, может, у них там такая мода. Был тихий, неразговорчивый.
Он до женитьбы ночевал часто у нас. Пасынка с самого начала приучал к себе. Баловал, всегда нес ему то машинку, то еще какую игрушку, сок, шоколадку. До такой степени приучил, что ребенок стал называть его папой. Мы радовались тогда этому, не подозревали ничего. А потом... Любая мать чувствует, в каком состоянии дочку отдала замуж, а в каком она потом к ней в гости приезжает. Тамара уже после родов (у них с Рустамом родилась дочка Динара) стала часто падать в обморок. Начала резко вес терять. Ездила к маммологу в Ставрополье, и тот первым делом спросил — психотропные препараты пьете?
Она говорила, что перед сном муж постоянно приносил ей стакан воды или сока. Если приезжал за полночь, будил и настаивал, чтоб она выпила с ним пива. И всегда бутылка была уже открытая. После этого она засыпала крепко.
КСТАТИ
На суде присяжным продемонстрировали справку за подписью зам. министра здравоохранения республики о том, что в аптеках снотворные без рецепта врача не продаются. Это сочли достаточным доказательством того, что Рустам не мог покупать препараты и подмешивать жене.
— Когда он начал оставаться с ребенком один на один? Часто это было?
— Оставался чуть ли не с самого начала. Часто. Он юрист по образованию, но так как работы не было, то говорил, что подрабатывает якобы на стройке. Он то был целый день дома, то уходил под вечер и ночью возвращался. Потом я помогла ему устроиться адвокатом (у меня знакомый в адвокатском бюро). Я же думала, что так дочке помогаю.
— Когда вы забрали внука Данилу к себе, что он сказал?
— Сначала Тамара позвонила своей сестре, моей младшей дочери. Умоляла, чтобы та приехала и спасла Данилу. К этому времени она нашла на телефоне мужа ту самую фотографию, про которую все знают теперь, — где он трогает голого мальчика своим органом. Рустам ее избил. Вначале мы думали, что Рустам и Данилу избивал.
Так вот, привезли мальчика. У него был жар. Выглядел очень плохо. Замученный такой, несчастный, аж сердце кровью обливалось. Но он ничего не говорил. Плакал только. Он у нас не разговаривал до 4 лет. Когда научился, сказал моей младшей дочке, что папа делает больно. И спросил: «А что, все папы так делают?». А мы ему тогда объяснили, что он ему не папа, что это чужой дядя. И что нет, папы никогда не делают больно (мальчик подробно рассказывал, что с ним делал отчим, но по этическим соображениям мы не можем это привести. — Прим. авт.)
Уже потом, после встречи, я несколько часов изучала материалы уголовного дела, показания пятилетнего Данилы. Это невозможно читать без слез. Свидетелем издевательств над ребенком были собака да няня. «Айсуля моя няня. Она большая. Ей 8 лет. Дядя Рустам обижал ее. Он лез до Айсуле. Айсуля плакала. Я закрывал уши. Не хотел слышать». Прокуратура, кстати, просила довести видео с показаниями Данилы до сведения присяжных, но суд ходатайство отклонил — на том основании, что оно не было приобщено к материалам дела при направлении в суд. А недавно видеозапись была... утеряна следствием. И показаний Айсуль в деле нет, хотя ее допрашивали.
— Вы сразу обратились в полицию?
— Ну как я могла молчать?! Мы сделали психиатрическую, хирургическую экспертизу. Все подтвердилось. Психологи написали даже, что слова мальчика не могут быть фантазией, что он действительно подвергался насилию.
Среди экспертиз была и психологическая. Помните дело чиновника Минтранса Владимира Макарова? В его случае одним из доказательств вины был вполне невинный на вид рисунок девушки-кошки с черным хвостом и ярко выраженными талией и бедрами. И этого оказалось достаточно, чтобы посадить Макарова на 13 лет. Пасынок Рустама рисовал страшные, отвратительные картины. Но на них почему-то суд не обратил внимания.
— Главный аргумент защиты Рустама — все физиологические нарушения у ребенка могли быть вызваны, например, запорами. Я даже справки собрала, что у него все в порядке с пищеварением. И никакие запоры не могли бы вызвать того, что было.
— Посмертные результаты экспертизы готовы? Что говорят?
— Они все подтвердили. Вот читайте (показывает документы). Хронический проктит, утончение кишки. Это у такого маленького ребенка может быть как раз в случае насилия.
— Почему дочка изначально была против того, чтобы в полицию обращались?
— Она была уверена, что его никто не посадит. Говорила: «У них есть деньги, есть власть. А у тебя ничего, кроме нас, нет — и ты всех нас потеряешь». У матери Рустама один брат в ФСБ, второй в полиции. Все при погонах. Связи у семьи до самого высокого уровня.
Дочка потом предлагала продать отцовский дом, добавить материнский капитал и уехать в город Ефремов (у нее ведь и девичья фамилия, по отцу, Ефремова). И забыть все как страшный сон. На нашей последней встрече дочь меня проклинала. За то, что я тогда ее не послушала...
— Как сам Рустам повел себя после того, как завели уголовное дело?
— Он угрожал дочке все время. Слал ей эсэмэски со словами «ты сдохнешь», все распечатки есть в материалах дела. Звонил, угрожал. Говорил, что сгноит ее в психушке, меня посадит, сына моего в тюрьме убьют. Про Тамару стали говорить, что она проституцией занималась в Москве, а я ей в этом помогала. Что мы семья пьяниц. Что я зарабатываю на ребенке под видом сбора финансовой помощи на его лечение.
ЦИТАТА:
«Я узнал о занятиях жены. Она оговаривает меня по той причине, что я отказал в материальной помощи ее матери».
(Показания Рустама Калсынова)
«В нашей семье это в принципе невозможно, я даже ни разу в жизни ему шорты не надевал. С Даниилом у нас были прекрасные отношения по типу отец—сын. Каким образом случилось убийство? С целью отомстить мне? Я думаю, там причиной была какая-то ненормальность абсолютная».
(Из интервью Рустама Калсынова)
Комментарии руководителя регионального отделения движения «За права человека» Владимира ГАЛИТРОВА:
— На семью Ефремовых было настоящее гонение, подключены различные административные ресурсы. Сразу же возбудили против бабушки уголовные дела по странным заявлениям. Одного из свидетелей против Рустама попытались признать недееспособным. Семью выселяли из дома, где она нашла временный приют. Все их просьбы о помощи, в том числе материальной, игнорировались. Много всего было. Фактически Ефремовых обрекли на нищенствование и покрыли позором.
Страшный судный день
— Давайте теперь перенесемся в день суда. Вы предполагали, что присяжные могут его оправдать?
— Я видела, какое давление оказывается на присяжных. Половина из них работает в муниципальных организациях, как же они против голосовать будут? На суде одна из присяжных призналась, что ей и другим в почтовый ящик накануне были брошены листовки. Там, к примеру, некий проктолог из Волгограда опровергал показания врача. То, что творилось на суде, поразило даже прокуроров. Судья отклонил многие наши ходатайства, которые доказывали вину Рустама. По сути, нам не дали возможности довести до присяжных все факты, что были известны следствию. Не дали даже выступить психологам, которые с внуком работали и которые утверждали, что его рассказ не может быть фантазией.
«Заявлялось ходатайство об оглашении перед присяжными результатов комплексной психолого-психиатрической экспертизы, согласно которой у Калсынова Р. было выявлено расстройство — влечение в виде склонности к садизму и педофилии, а также заключение специалиста с использованием полиграфа, согласно которому показания Калсыновой Т. о совершении в отношении ее малолетнего сына насильственных действий сексуального характера Калсыновым Р. являются правдивыми… Заявлено ходатайство об оглашении результатов психологического тестирования Ефремова Данилы, допросе проводивших его экспертов... Необоснованно отклонено».
Из апелляционного представления Прокуратуры Республики Калмыкия в ВС РФ.
— Дочь как отнеслась к вердикту? Были какие-то признаки ее помешательства?
— Нет, что вы. Ей было очень трудно и больно, но она была в здравом уме. Мы ведь понимали, что это не последняя инстанция. Собирались бороться дальше, обжаловать решение. Так и сказали друг дружке, что это еще не конец. Мы написали ходатайство о госзащите, потому как Рустама освободили в зале суда и мы опасались за жизнь детей.
— Что было дальше?
— Мы пришли домой. В тот день внук был с нами в суде с 8 утра до полшестого вечера. Устал очень. Голодный. Он мне говорил: «Эджа (эджа означает бабушка по-калмыцки — Прим. авт.), можно сосиски?». Денег тогда не было ни копейки — и мы с младшей дочкой пошли в магазин, где продавщицей работает ее подружка, чтоб продукты в долг дала. Тамару и деток я закрыла дома на замок, чтобы к нам никто не ворвался. Он снаружи, крепкий, амбарный. Вернулись — замок сорван. Младшая дочь сразу внутрь пробежала, и я услышала: «А-а-а!». Я бросила пакет — и в комнату. И увидела: дочь на кровати над двумя внуками лежит. Я сначала думала, что они спят, и не поняла, почему младшая так орет? Потом присмотрелась — они не дышат все втроем. У Тамары на руках были дырки от уколов. Шприц валялся рядом. На шее у нее шарф, под шарфом какая-то тряпка. Было так, будто она сама себя душила. Но это ведь невозможно — вы сами попробуйте, не получится. Она была бездыханная, пульс не прощупывался. Я стала слушать, а тут младшая кричит, у самой все трясется, я не могу сосредоточиться. Я к внуку губами... И почувствовала холод... И тут зазвонил в кармане телефон. Это адвокат наш, говорит: «Нина, не переживай, еще есть шансы». Я в ответ — поздно переживать, у меня тут три трупа.
Из города к нам, до Троицкого, ехать минут 30. Но не прошло и 10 минут, как полиция уже была на месте, будто знали и ждали. И в Интернете на одном из калмыцких сайтов выложили новость, что мать убила двоих детей, до того еще как экспертиза установила даже момент смерти.
— Только это вызвало сомнения в ее виновности?
— Нет. Мне не понятно, как она замок сорвала, который был снаружи? Вот говорят, что она ввела в вену воздух. Но были еще шприцы с кровью, которые валялись в бане. Баня за домом в 10–15 метрах. И вот результаты экспертизы только что пришли (показывает документы). В той крови, что в шприцах, и в крови Тамары нашли фенобарбитал. Откуда он?
— Когда Тамару откачали медики, как она себя вела?
— Она была совершенно невменяемая. Объяснить ничего не могла. Дочь сошла с ума, это точно. Но почему? Почему она помешалась в тот короткий промежуток времени, пока мы ходили в магазин?! У меня такое предположение. Зашли несколько мужиков. Кто-то ее держал, остальные детей убивали и заставляли смотреть, как они умирали. Вы не сойдете с ума от такого?! А потом ее чуть придушили и фенобарбитал ввели.
Но даже если это Тамара сделала, то это же он довел ее до убийства и самоубийства. И он за это отвечать должен. А сейчас следствие формулировку дает ее действиям «причинение морального и материального вреда потерпевшему». Потерпевший — Рустам в данном случае. Выходит, она ему вред причинила...
Я понимаю, что шансов ее честь восстановить мало. Я даже боюсь возвращаться домой — пока была в Москве, позвонили из полиции. Сказали, что хотят нашу с младшей дочкой кровь взять на экспертизу. Зачем? При таких связях в полиции они еще потом заявят, что Тамара убивала, а мы помогали.
Надо было ее тогда послушать, продать дом и уехать. Я внука больше жизни любила. Моя душа вместе ним ушла. Когда я его забрала, он от меня на шаг не уходил. До сих пор я его с собой таскаю (достает фотографию, целует и плачет). Внучку я тоже любила, но его больше всех. Я так хотела, чтобы он радовался, чтоб счастливым был. Я все документы приготовила, чтобы его отправить на реабилитацию. Ездила в Москву, выбила направление в санаторий. Думала — вылечу пацана, он забудет о кошмаре, вырастет, здоровым, сильным мужиком будет. Вместе с ним дочь хотела отправить. Столько справок было собрано. И если бы она жить не хотела, разве же она бы готовилась к поездке, разве же ждала бы так ее?
Внуков уже не поднять из земли, но я хотя бы попытаюсь наказать того, из-за кого они прожили кошмарную жизнь и приняли мученическую смерть. А власти… Они спохватятся, наверное, только если от Рустама пострадает еще не один ребенок.
Послесловие
Я связалась с адвокатом Рустама Сергеем БУРГУСТИНОВЫМ.
— Назовите свои самые веские аргументы, которые, как вы считаете, доказывают невиновность Рустама.
— Зачем? Это уже не нужно. Верховный суд сказал, что Рустам железобетонно не виновен. Же-ле-зо-бе-тон-но!
— Постойте, Верховный суд не нашел процессуальных нарушений в действиях присяжных, а само дело по существу не рассматривал.
— Это одно и то же.
— Это совсем не одно и то же.
— Я юрист с 40-летним стажем. Оправдательный приговор вступил в силу. Доказано, что Рустам не виновен.
— Будет еще кассация. Потом надзор в том же Верховном суде РФ.
— Ну и что? Судиться можно до бесконечности. И мы, кстати, собираемся обратиться в суд за возмещением Рустаму морального вреда за то, что он сидел в СИЗО. И будем ходатайствовать о возбуждении уголовного дела против Нины Ефремовой за клевету. А Рустам железобетонно невиновен, еще раз вам повторю. Запомните это.
...О поведении самого Бургустинова рассказывают интересные вещи. Он давно и тесно дружит с властью — являлся представителем элистинского городского собрания, врио министра внутренних дел Калмыкии... Когда в газете «Современная Калмыкия» вышла статья о беспределе со стороны сотрудников угрозыска УВД по г. Элисте, Бургустинов устроил погром в редакции, вывез несколько тысяч экземпляров газеты. Журналисты написали заявление в правоохранительные органы, но дело так и не было доведено до суда. Так что Бургустинов умеет обращаться с прессой. Железобетонно.
Разгадка любого преступления кроется в ответе на вопрос, кому оно выгодно. Кому была выгодна смерть маленького Даниила — главного свидетеля и потерпевшего по уголовному делу в отношении Рустама Калсынова? Кому было выгодно, чтобы мать Даниила сошла с ума (а лучше вообще умерла)? Кому удобно, чтобы мать Тамары Калсыновой тоже оказалась в тюрьме, а не обивала пороги кабинетов высоких начальников? Ответы на эти вопросы, увы, лежат на поверхности. Жаль только, что российская Фемида предпочитает не искать ответы на эти вопросы, а стыдливо закрывать глаза и уши.
Прошу считать этот материал официальным обращением к председателю Верховного суда РФ В.М.Лебедеву.