А когда бабушка вечером пришла из магазина, в доме она обнаружила бездыханные тела внуков и дочери. Тамару врачам удалось откачать. Из психиатрической больницы ее спустя три дня после трагедии доставили в суд, где и арестовали.
Жители села Троицкое, в котором произошла трагедия, тут же разделились на два лагеря. Одни говорят, что пошла она на убийство от отчаяния: мол, разочаровалась в правосудии, вот и решилась на крайний шаг. Другие, наоборот, считают, что Тамара изначально клеветала на мужа: «Когда поняла, что ее обман не прошел, решила наложить на себя руки».
Почему, хотя преступление расследовалось полтора года, ни у одного из присяжных не возникло сомнений в невиновности Рустама? А если Тамара действительно оклеветала супруга, почему дело не развалилось еще на стадии следствия? «МК» выслушал аргументы как одной, так и другой стороны, а также узнал, как проходил процесс.
Еще на этапе следствия это дело обросло слухами. «У Рустама семья богатая, родственники в МВД, Следственном комитете, они его отмажут», — твердила Тамара и ее родные. «Рустам узнал, что Тамара нагуляла их общую дочку, хотел развестись. Вот она его и оклеветала, — парировала семья обвиняемого. — Ведь врачи не подтвердили, что у ребенка есть какие-либо травмы. У них вообще нет доказательств».
После оправдательного приговора и вовсе пошли разговоры об ангажированности присяжных. Продолжаются они и поныне.
— На суде выяснилось, что половина присяжных заседателей — из этого района, — говорит Константин Мушаев, сопредседатель общественного движения «Вперед, Калмыкия». — А глава района — близкий друг семьи обвиняемого. К тому же все эти присяжные — госслужащие. Значит, на них легко надавить — работы-то в районе нет. Кроме того, незадолго до суда здесь начали раздавать листовки, порочащие семью. Писали, что они алкоголики, а Тамара чуть ли не торгует своим телом. Народ здесь верит печатному слову. Вот и настроили все село против этой семьи.
— Сюда же к дому постоянно приезжали какие-то люди плотного телосложения: стекла били, дверь выламывали. А однажды Тамаре и ее младшей сестре головы проломили. Они же до сих пор с короткими стрижками ходят, — включается в разговор еще кто-то из пришедших поддержать родственников. — Затравили их еще до суда, вот Тамара и не выдержала. Она ведь не раз говорила, что в случае оправдательного приговора обольет себя бензином и подожжет. Но детей-то зачем?
В небольшом доме семьи Тамары всего несколько комнат. В прихожей стоит протертый диван, простыней накрыт экран старенького телевизора. Другой мебели практически нет. «У них ведь последнее время совсем денег не было. Вот и на похороны малышей собирали всем миром: правозащитники, родственники, просто сочувствующие. Не так давно они открыли закусочную, но, как только появились эти статьи в газетах, ходить к ним перестали», — говорит один из активистов общественного правозащитного движения «Единство», Сулейман Шебзухов.
В большой комнате стоят два крошечных, обтянутых белой материей гробика. В одном из них пятилетний Данила, в другом — трехлетняя Динара. Глаза у детишек прикрыты монетками. «Это местная традиция. Хотя семья и православная, некоторые обряды пришли из буддизма», — объясняют помогающие с поминками родственники.
Рядом с гробами застыла бабушка детей. Не плачет, скорее причитает.
— Как же такое могло произойти? Я же, когда ушла, дверь закрыла. Думала, Томка после заседания поспит. Вернулась, а замок сорван. И они втроем бездыханные лежат. Не верю я, что это Тома сделала. Если только рассудок у нее помутился. Она ведь последнее время в уныние впала. Все время повторяла, что его оправдают. Он ей звонил из СИЗО, говорил, что меня посадят в тюрьму, ее в дурку упекут, а он продолжит над детьми измываться. Я ее успокаивала, говорила, что доказательств выше крыши. Поэтому, когда она вышла из зала суда и заплакала: «Прячь Даньку, Рустама освободили», я сразу даже не поверила...
Только вечером, уже после похорон, Нина Тимуровна находит в себе силы рассказать историю своей дочери.
— Рустам ведь сперва познакомился с младшей. Спросил, есть ли у нее ребенок? Та сказала: нет, зато есть сын у старшей сестры. И чуть ли не сразу он начал ухаживать за Тамарой. Прошла всего неделя, а он уже ее засватал и перевез к себе. Причем настоял, чтобы она переехала с мальчиком, — объясняет женщина.
На тот момент Даниилу было два годика. Первое время все было прекрасно. Тамара признавалась, что любит супруга и готова до конца дней жить с ним в гражданском браке. В 2009 году родилась дочка, и молодые оформили отношения по закону. А еще через некоторое время Тамара начала замечать, что супруг изменился.
Вот выдержки из интервью с Тамарой, записанного правозащитниками.
«Я начала замечать вспышки агрессии со стороны Рустама, ребенок стал его бояться. Он наказывал мальчика, причем по пустякам: бегал по дому, переключал каналы без спроса. Рустам ставил ребенка в темный угол и запрещал мне заходить. Однажды я проснулась ночью оттого, что кровать пустая. А муж сидит полностью голый и смотрит порнофильм, где избивают школьниц. Напротив стоит мой ребенок, тоже голый, и плачет...».
Позднее этот эпизод будет упомянут в уголовном деле.
Впрочем, тогда Тамара заявление не подала. Даже никому об этом не рассказала. Сама женщина объясняет это тем, что супруг старательно отмахивался от любого обвинения.
— Она спрашивала у Данилы, обижает ли его отчим. Но мальчики в этом возрасте плохо разговаривают. Поэтому Данька молчал, — говорит адвокат потерпевшего Ольга Улюмджаевна Мушаева.
А когда ребенку исполнилось 4 года, сомнения семьи подтвердились.
Тогда младшая сестра Тамары услышала, что мальчик напевает странную песенку, с недвусмысленными намеками на половые акты.
— Слова там были очень специфические, — говорит Нина Тимуровна. — Младшая дочка спросила, кто научил его такой песенке. И мальчик ответил: «Дядя Рустам». Тогда дочка спросила, обижает ли его Рустам. И Данька ответил, что он делает ему больно.
По словам адвоката семьи, Тамара сразу высказала свои подозрения Рустаму. Но тот ее начал избивать.
Из интервью Тамары правозащитникам:
«Я сказала: забирай вещи и уходи, мне мой ребенок все рассказал. Я не хочу пачкать имя своего ребенка, деревня маленькая, город маленький. Но он начал меня душить, угрожал...».
— На следующий день Тамара собрала всю семью, и со своей стороны, и со стороны мужа, и обо всем рассказала, — говорит адвокат потерпевшего. — Зять подсудимого, со слов Тамары, просил не обращаться в полицию и обещал, что отвезет сына в Дагестан.
Но тем же вечером бабушка все равно пишет заявление в полицию.
Впрочем, другая сторона конфликта утверждает, что все было не так. Просто семья Тамары решила оклеветать Рустама, после того как он надумал развестись.
— Вряд ли люди будут подавать заявление поздно вечером, если хотят оклеветать невиновного. Нет, они лучше с утра заявят, — парирует адвокат семьи Ольга Улюмджаевна. — Но бабушка бежит в полицию в 11 часов вечера.
На следующий день мальчика везут на экспертизу.
— Во время допроса хирург пояснил, что такое изменение органов может быть только в двух случаях: либо после внедрения инородных предметов, либо из-за длительных запоров. И подчеркнул, что такое наблюдается и у многих геев, — объясняет адвокат.
Впрочем, хирург не нашел у мальчика серьезных повреждений. Этим и воспользовалась сторона защиты.
— Но у ребенка их могло и не быть. Ведь, во-первых, у детей все очень быстро заживает. А во-вторых, ему не вменялось именно изнасилование. Ведь ребенок на допросе сказал, что отчим использовал только пальцы.
Правда, нужно учитывать, что данный врач всего лишь детский хирург. Поэтому он дал направление на освидетельствование к судмедэксперту. Но тот так и не смог осмотреть ребенка — Данила отчаянно сопротивлялся.
Спустя три дня следователи допросили и самого Данилу. Мальчик пояснил, что папа бьет маму, он боится и не любит папу. Поскольку последний делает ему больно. А дальше мальчик рассказал, что именно делает папа.
Повторно ребенка допросили спустя 20 дней. И мальчик подтверждает все свои показания.
— При этом повторно ребенка допрашивали в присутствии психолога, — комментирует адвокат. — И специалист подтверждает, что наводящих вопросов ему никто не задавал. Но для присяжных заседателей это озвучивать нельзя — ведь это может повлиять на их решение.
Из допроса психолога:
«В ходе допроса Даниил сам, без чьей-либо подсказки рассказывал, как его насиловал отчим. В частности, он рассказал, что делал ему больно... Даниил ничего не придумал».
То же самое на допросе пояснил и еще один педагог. «Наводящие вопросы никто не задавал».
— Кроме того, во время обыска в доме Тамары были изъяты рисунки мальчика. Другие дети в его возрасте рисуют солнышко или птичек, а Данила — нечто совсем другое. При этом следователь спросил у мальчика, что он рисовал. И ребенок сказал, что это «волосатый палец дяди Рустама».
При этом психолого-психиатрическая экспертиза мальчика показала, что склонности к фантазированию у него нет. А вот комиссия экспертов из республиканского психоневрологического диспансера обнаружил у самого обвиняемого склонность к педофилии.
Из экспертизы:
«Согласно данному заключению, у подэкспертного было выявлено расстройство сексуального влечения в виде садизма и педофилии. Также эмоциональная холодность, замкнутость...» Но результаты экспертиз для присяжных не озвучиваются — таковы правила. Поэтому об этом факте присяжные тоже не могли знать.
Правда, потом дело было отправлено на доследование. Адвокат обвиняемого посчитал, что такие заключения может давать только сексопатолог. Вторую, независимую, экспертизу провели уже в Ставрополе. Согласно ей достаточных данных, чтобы говорить о склонности к садизму или педофилии, нет. Но это вовсе не означает, что он не склонен, — поясняет адвокат.
Есть и еще несколько важных моментов. Например, на допросах Тамара говорила, что во время интимной близости супруг просил не пользоваться косметикой, заставлял ее надевать школьную юбку и повязывать бантики, говоря, что так она больше похожа на ребенка.
— И все эти вещи были изъяты во время обысков. Кроме того, свои показания слово в слово Тамара подтвердила и на суде. И даже согласилась пройти исследование на полиграфе. А обвиняемый от детектора лжи отказался, — объясняет адвокат.
— Родственники и правозащитники рассказывали мне о листовках, которые обнаружили у себя в почтовых ящиках присяжные. Их правда рассылали?
— Да, об этом они сами сообщили во время заседания. Им в почтовые ящики кто-то набросал листовки, якобы информационные брошюры проктологической консультации, в которых по странному стечению обстоятельств рассказывалось о снижении тонуса сфинктера. Говорилось, что эта деликатная проблема может преследовать человека по многим причинам, в том числе из-за проблем с дефекацией. Ну кому нужно распространять именно такие информационные листки? Мы подозреваем, что здесь не все чисто. На этом основании мы даже заявляли отвод присяжным. Но так как на суде присяжные ответили, что это не повлияло на их решение, отвод был отклонен.
Вообще, по словам защиты, во время следствия и суда против потерпевших велась настоящая информационная война.
— Людям в поселке раздавали бесплатную газету, в которой наряду с объявлениями были большие материалы об этом деле. Причем не с самой объективной стороны. Об этой газете мы ни разу не слышали до процесса, да и напечатано было всего 5–6 номеров. Тираж же был указан — 999 экземпляров. Дело в том, что если бы напечатано было хоть на 1 экземпляр больше, это СМИ нужно было бы регистрировать. А сестра подсудимого является шеф-редактором местной телекомпании. Думаю, параллели провести не сложно. Нет, мы не говорим, что газету эту печатала именно она. Но у нее, безусловно, есть связи в мире СМИ.
А вот по словам адвоката подсудимого, ни одна из экспертиз, представленных противоположной стороной, не доказывает факта насилия над мальчиком.
— Из обвинения следует, что в течение 1 года и 4 месяцев мой подзащитный насиловал ребенка. Но в этом случае остались бы ссадины, разрывы. И мы, и присяжные заседатели — взрослые люди и все прекрасно понимаем. А судмедэкперт дает заключение, что ничего этого нет. Нужно было провести специальное проктологическое исследование ребенка, но та сторона от него отказалась.
— А зачем, на ваш взгляд, этой семье нужно было клеветать на подзащитного?
— Тамара — профессиональная дама легкого поведения. Когда Рустам об этом узнал, сказал, что будет разводиться. Вот они и решили таким образом запугать его, да еще и денег заработать с помощью шантажа. Думали, заявят на Рустама, пока будет идти проверка, мы передадим им деньги. Они и заберут заявление. Но его сразу арестовывают — и судебная машина начинает работать. Ее ведь несколько раз допрашивали, и с каждым днем она все больше подробностей вспоминала. Поэтому присяжные и не поверили им.
Впрочем, скорее всего суд пойдет по второму кругу. Прокуратура уже заявила о том, что обжалует решение суда. Но и в следующий раз, если того потребует подсудимый, дело будут рассматривать присяжные. А в этом случае большинство доказательств по делу озвучено так и не будет.
Комментарий старшего прокурора отдела по обеспечению участия прокуроров в рассмотрении уголовных дел прокуратуры Калмыкии Веры Чубановой.
— У нас нет сомнений в виновности подсудимого и в том, что собранных доказательств достаточно для обвинительного приговора. Но не все из них возможно представить и исследовать в присутствии суда присяжных. Возможно, это и повлияло на приговор. После этого процесса депутаты начали говорить о том, что подобные дела должны рассматривать только профессиональные судьи. И я с ними полностью согласна. Ведь во время суда присяжных исследуются только прямые доказательств. Никаких экспертиз и других косвенных доказательств. А они в таких делах играют огромную роль. Мы не можем полностью изложить свои аргументы. Из-за этого у присяжных может создаться впечатление, что у нас нет достаточных доказательств.
— Как вы думаете, какое решение было бы вынесено, если бы дело рассматривалось профессиональными судьями?
— Его бы осудили. Ведь профессиональные судьи по-другому оценивают ситуацию. Присяжные иногда боятся осудить человека. Поэтому если у них есть хоть малейшее сомнение в виновности подсудимого, они лучше оставят его на свободе. Кроме того, например, на данном процессе обвиняемый отказался отвечать на мои вопросы. Он сказал, что ответит лишь на вопросы присяжных и судьи. Это его право. Но они, как непрофессионалы в этой области, не могут задать такие вопросы, которые бы задал гособвинитель.
— Вы будете обжаловать приговор?
— Да, я уже готовлю документы.