Еще в конце прошлого и начале нынешнего года, во время предвыборной гонки в Госдуму и на пост президента страны, каждый политик считал просто долгом ввернуть в свою речь словечко о нанотехнологиях.
Но жар невиданных новшеств в озабоченных головах быстро остыл, а проблемы их внедрения остались.
Наш собеседник — один из самых известных кардиологов России, заведующий клинико-диагностическим отделением знаменитого Бакулевского центра, действительный член Российской академии медицинских наук Юрий Бузиашвили.
— Юрий Иосифович, новые высокие технологии в медицине, о которых еще совсем недавно трезвонили на каждом углу, сегодня миф или реальность? И насколько они применимы в кардиологии?
— Сегодняшний уровень медицины без развития высочайших технологий невозможен. А если говорить о кардиологии, то она и техногенна, и технозависима. Это — медицина инноваций. А учитывая то, что от успехов в кардиологии прямо зависят десятки миллионов человеческих жизней, она обязана находиться на переднем крае научно-технического прогресса, постоянно осваивать все новое, что появляется в мире. Сейчас невозможно себе представить проведение диагностики и лечения кардиологических больных без использования новшеств, включая те, которые порой двигают и все человечество вперед.
— Вы говорите о Бакулевском центре, который, безусловно, продвинулся в этом смысле значительно дальше, чем другие? Или вообще в российской кардиологии сейчас все обстоит прекрасно?
— О-хо-хо! Хотелось бы выдавать желаемое за действительное, но, к сожалению, пока так не получается — нет серьезного основания для этого. Конечно, российская кардиология благодаря усилиям ведущих кардиологов и кардиохирургов страны за последние 10—15 лет в значительной степени продвинулась вперед. Выросло количество и операций, и больных, которых лечат самыми современными методами. Но если учесть, что в России насчитывается от 13 до 15 млн. пациентов, страдающих ишемической болезнью сердца, стенокардией и сердечной недостаточностью, а ежегодно умирает от последствий таких недугов миллион человек — можно ли, положа руку на сердце, говорить о высоком уровне нашей кардиологии в целом? Можно говорить лишь о достойной “точечной” кардиологии, не решающей проблему в целом.
— И сколько сейчас “продвинутых” кардиоцентров в России?
— Настоящие кардиохирургические клиники, которые используют новейшие технологии, это те, которые могут проводить, допустим, более тысячи операций на открытом сердце в год. Таких клиник у нас в России, к сожалению, не более 40. Хотя в хорошо поставленной кардиологической помощи должны быть заинтересованы власти всех уровней, особенно на местах. Не должна все-таки отечественная кардиология базироваться на нескольких разрозненных медицинских учреждениях: московской, ленинградской, томской и, может быть, новосибирской клиниках. Необходимо поднять общий уровень помощи тем, кого поразили сердечно-сосудистые заболевания.
— В последние годы в нашей стране “от сердца” люди мрут как мухи (в год по миллиону!), чаще, чем от рака. И в то же время кардиология не обласкана нашим государством. Юрий Иосифович, вы в кардиологии — человек опытный и известный. Что в нашем государстве нужно сделать в первую очередь, если бы вам вдруг предложили дать совет исполнительной власти?
— Пожелания у меня будут не только медицинского характера. Положение в стране должно быть таким, чтобы слово с делом не расходилось. Ибо и гражданам следует ясно представлять, что им обещает власть. И выделяемые на медицину деньги должны доходить до конкретной цели — до потребителя. Ради него, ради сохранения его здоровья они и выделяются. Ведь не секрет, что заявления высоких чиновников зачастую звучат очень привлекательно, публикуются цифры выделяемых на эти цели средств, порой довольно значительные, а потом очень часто все это лишь мелкой волной доходит до пациента. Я хотел бы, чтобы у нас было, как в ведущих странах мира: принимаемые программы оздоровления нации расписываются до мелочей — средства, сроки, исполнители, наконец, преемственность в их реализации.
— Вы, наверное, имеете в виду Германию, Израиль. В каких еще странах нам можно поучиться созданию национальных программ?
— Как я сам смог убедиться, в Израиле, в Германии и, конечно, в США. Там принятую программу никому и в голову не придет менять, настолько скрупулезно учтены все возможные скользкие углы и настолько продуманно заложены краеугольные камни, что ошибиться просто невозможно. Принято — исполнено. Когда-то говорили, что социализм — это учет и контроль. Вот у них в этом смысле социализм реализован.
Деньги решают...
— Но там и денег на медицину из госбюджета выделяется, мягко говоря, побольше. Невозможно выполнить программу, если денег отпущено мало или их вовсе нет.
— Безусловно. Финансирование, например, в США стоит во главе всего. И никто меня не убедит, что колоссальные проблемы, которых в России немерено, можно сдвинуть без финансовых вливаний. И еще: вот мы часто говорим о наших талантливых специалистах. Но если талант не оценен достойно, он часто оказывается за границей или останавливается в своем развитии. Талантливый врач не должен служить мышеловкой для своих пациентов. Может случиться (увы, и часто случается): безусловно способный врач многие годы бьется в тенетах нужды. Но о нем уже говорят: “Этот лечит на совесть”. И этот способный доктор начинает перебирать пациентов, охотнее занимается теми, кто может хорошо заплатить за лечение. И… вырождается в чеховского Ионыча.
Государство не должно держать свою медицинскую армию впроголодь. Это первое. Второе: надо исходить из общего уровня развития страны. Я очень хочу, чтобы Россия заняла почетное место в ряду великих держав. Но у нас пока не решена проблема почитаемой старости. Пока мы не обеспечим старость, пока старость не будет приоритетом в стране, нам есть к чему стремиться. В принципе направление в смысле оздоровления нации в нашем государстве взято очень правильное, и рано или поздно мы придем к тому, что наша страна станет оазисом для пребывания самого простого человека. Я в это верю.
— Но для этого важен тот самый процент от ВВП, выделяемый на медицину. А он в России пока крайне низкий. Известно ли вам, сколько тратят на медицину в развитых странах?
— Говорить в абсолютных цифрах очень сложно. В США, например, — 15% от ВВП, во Франции и Германии — по 11%, в Великобритании — 9%, в Польше — около 6%. Это огромные суммы. Но надо учитывать, что там и зарплаты врачей, и себестоимость их операций, процедур во много раз выше. В России сейчас тоже на медицину стали отпускать больше средств: совсем недавно было всего 3,5% от ВВП, теперь — 5,2%. Вроде прогресс налицо. Но еще раз повторюсь: пока у нас в стране не будет приоритета самого человека, для которого не проклятием, а достоинством будет проведение старости в России, до тех пор мы должны лимитировать наших богатых крикливых политиков, которые у простых людей, не имеющих и гроша за душой, вызывают только агрессию.
— Но и в тех же благополучных Америке, Германии, в Израиле (да и во всем мире) смертность от сердечно-сосудистых заболеваний сегодня стоит на первом месте. Тогда что происходит с нашим сердцем?
— Я вам объясню: действительно, от болезней сердца сейчас умирает половина человечества — и в Африке, где нижайший материальный уровень, и в самых развитых странах. Но разница в том, что если в Европе и США от сердечных заболеваний умирают в возрасте 70 лет и старше, то в России — в возрасте 50 лет и даже моложе. Потеряны 20 лет — надо ли говорить, насколько они важны и для самого человека, и для общества в целом?
— Спасут ли Россию нанотехнологии? И применимы ли они в кардиологии?
— Не только применимы, а давно применяются. В кардиологии особенно: производство лекарств, медицинских принадлежностей, хирургического инструментария, разных катетеров, диагностической аппаратуры. Все это обязывает нас внимательно изучать достижения этих технологий. Думаю, что одной из наиболее заинтересованных в их развитии областей науки и одним из самых значительных потребителей новинок, изобретаемых в наномире, и впредь будет медицина.
— Почему тогда не тиражируются даже простейшие наработки, например та же эффективная контрпульсация при лечении кардиологических больных? Вы же сами говорили, что такой аппарат должен стоять в каждой клинике. И стоимость его вполне приемлема, и не требует специальной подготовки врачей.
— К сожалению, продвижение даже простейших методик обследования и лечения кардиологических больных сегодня идет медленно. Почему-то иные высокие руководители не вникают в проблемы специализированных знаний. Руководителям клиник и докторам я бы советовал самим больше вникать в суть новых технологий и стараться заполучить их для своих клиник. Другого не дано.
Контрпульсацию — в тираж
— Хотелось бы поговорить о конкретных технологиях лечения, которые в кардиологии дают наибольший эффект.
— Это — ударно-волновая терапия, неинвазивная контрпульсация, клеточная терапия (лечение стволовыми клетками), лечение магнитным полем. Есть новейшие препараты, в том числе доступные для наших пациентов, дающие совершенно поразительные результаты. Вообще в кардиологии накоплено очень много того, что можно было бы тиражировать. Но, увы, многие эффективные технологии пока не доступны абсолютному большинству пациентов. Та же ударно-волновая терапия вызывает рост новых клеток, развитие кровеносных сосудов там, где это необходимо. Новые сосуды как раз и помогают компенсировать кровоток в том участке сердечной мышцы, где он недостаточен. Контрпульсация открывает новые пути перетока крови с одного места на другое, что компенсирует недостаточность кровоснабжения в отдельном ограниченном участке сердечной мышцы из-за ослабления основного коронарного кровотока в артерии, снабжающей этот участок.
— Эти методики используются где-то в клиниках за пределами Садового кольца?
— Таких аппаратов очень мало. Задача сделать их настолько же доступными, как, например, УЗИ. Ультразвуковое исследование сейчас имеется в каждой клинике, где есть кардиологический больной. Я уж не говорю о других смежных областях применения этих методик, таких как неврология, спорт и другие области, где они просто незаменимы.
— Аппараты настолько дороги, что их мало в клиниках?
— Дело не в дороговизне. Банальное УЗИ тоже стоит немалых денег. И тем не менее, правда, не сразу, с течением ряда лет, у нас в стране таких аппаратов закуплено от 15 до 20 тысяч. Я уж не говорю о лечении ультразвуком, который стал рутинным методом и обязательным в любой клинике. Таким же привычным лечением должна стать и контрпульсация.
— Что может помочь кардиобольному в период реабилитации? Я, например, слышала о криотерапии — лечении холодом. Насколько она эффективна?
— С помощью криотерапии укрепляется иммунная система. Организм концентрируется, попадая в экстремальную ситуацию, при которой возбуждается иммунная система. А значит, идет благотворное воздействие на иммунную систему. Это важно, кстати, для любого организма и заболевания, а не только сердечного. Есть еще СО2-ванны — хорошо действуют на трофику сосудов, лечат нервную систему. Помогают быстрее выйти из стресса и до операции, и после. Ею чаще пользуются в санаториях. А еще — кабинеты релаксации, водолечебницы. Но основное в выздоровлении сердечно-сосудистых больных — те глобальные методы лечения, которые используются в кардиологии.
— Ваше мнение о шунтировании и стентировании. Говорят, в Европе уже отказались от шунтирования, т.к. этот метод очень травматичен? Или это глупый вопрос?
— Нет, это не глупый вопрос. Серьезное заболевание сердца может потребовать или шунтирования, или стентирования. А задача кардиолога уметь дифференцировать эти методы, определить четкие показания для использования того или другого. Здесь срабатывают грамотность, опытность и эрудиция кардиолога, который знает, что назначает и в каком случае каждый метод имеет свое преимущество.
А что касается шунтирования, на Западе, я думаю, не откажутся от него и в обозримом будущем. Другой вопрос, что сегодня там очень часто шунтирование заменяют стентированием (расширением) коронарных артерий, там, где это доступно. Это “катетерная операция”, которая проводится в рентгеновском кабинете. На самом деле она намного менее травматична, но сопоставима по эффекту.
— А у нас каких операций проводится больше?
— У нас пока и тех, и других мало.
— Юрий Иосифович, клеточная терапия у всех на слуху как эффективная методика. А насколько она применима, скажем, в кардиологии в России? Или это происходит на уровне исследований? Сильно ли мы в этом отстаем от Запада?
— В клеточной терапии от Запада мы совсем не отстаем. Напротив, находимся на самом передовом крае, потому что наше законодательство не мешает развивать это направление в медицине. Сильнее, чем законодательство, нам мешает врачебная совесть. Ибо должны быть абсолютно четкие показания к применению клеточных технологий. Если мы желанием помочь миллионам навредим хотя бы одному человеку — это будет тем грехом, который мы не искупим до конца дней. Практики лечения стволовыми клетками (да и научных подтверждений) не только у нас, но и в мире очень мало. А значит, и нет тех отдаленных результатов, которые бы убедили нас в правильности применения этого метода. Клеточные технологии надо использовать с очень большой осторожностью.
У лазера длинные “руки”
— Лазер в кардиологии пока тоже кот в мешке?
— Вовсе нет. За эту методику мы получили премию Правительства России. Хирургия лазером имеет свой ограниченный, но очень четкий контингент больных, которым данная методика просто необходима. И ее нельзя ничем другим заменить. Есть еще позитронно-эмиссионная томография — помогает очень быстро и хорошо оценивать кровоснабжение и метаболизм того или иного органа. Наряду с кардиологией основное ее применение — онкобольные, когда выявляется степень распространенности раковых клеток в других органах при наличии диагностики первичного очага.
— А что Россию ожидает в области пересадки сердца? Такая практика похоронена полностью или есть надежды?
— В России проводится имплантация искусственного левого желудочка сердца. Она менее сложна, чем обычная пересадка сердца. Но пока не будет налажена всероссийская служба донорских органов, до тех пор говорить о пересадке сердца, в которой нуждаются тысячи больных, неэтично. Должна быть законодательно подкреплена предназначенная именно для этой цели донорская служба. Но ее, к сожалению, в том числе и с помощью журналистского сообщества, похоронили. Когда начинаются процессы над врачами, их обвиняют в некомпетентности и злонамеренности чаще всего следователи. (Я бы не желал, извините, этому следователю быть на месте того пациента, за которого изо всех сил боролся врач. В этом случае, думаю, его мнение радикально бы поменялось.) Я считаю, что врача судить может только врач.
— Значит, вы полагаете, что ошибку может допустить любой специалист, только не врач?
— Врачебная ошибка имеет свою идеологию. Она иногда случается, когда врач выступает первопроходцем. После, постфактум, эти действия оцениваются не как ошибки, а как неправильное направление исследования. А когда человек делает исследование и приходит к негативному результату — это результат, а не ошибка. Да, результат негативный. Но он все равно остается результатом. Основываясь на нем, другие по этому пути не пойдут — и жизни пациентов будут сохранены. То, что в прокуратуре рассматривается как ошибка, в среде медиков считается негативным итогом, который позволяет другим не повторять такие действия. Ошибкой я называю действия, когда при умении и заранее известном направлении врач выбирает неправильный путь.
— Я не думаю, что в медицине не бывает, грубо говоря, безалаберного отношения к своему делу.
— Бывает, и сколько угодно. Я не ратую за идеализацию всего врачебного сообщества и моих коллег. Как известно, в семье не без урода. Но когда я говорю о враче, мне не хочется портить его светлый образ, как я его себе представляю.
— Юрий Иосифович, вы руководитель большого кардиологического отделения, человек, знающий проблемы этой области изнутри. Что бы вы хотели сегодня-завтра получить в свои руки, чтобы лечить больных все же без потерь?
— Скажу честно, все, что необходимо для лечения пациентов, в нашем центре есть. Моя мечта связана с человеческим фактором. Я бы мечтал, чтобы мои сотрудники были благополучны в материальном плане и лечили благополучных людей в моей стране. А полностью удовлетворенным я еще не видел ни одного руководителя клиник мира. Даже в Чикагском университете, который служит плацдармом для новейших технологий и имеет годовой бюджет около 3 млрд. долларов (на одну клинику!), мечтают о большем. И даже у них есть претензии.
…На недавнем заседании президиума Совета при Президенте РФ по реализации приоритетных нацпроектов и демографической политике Владимир Путин сказал о кардиологии: “Печальная статистика свидетельствует, что инфаркты и инсульты — основная причина высокой смертности в стране, в том числе среди граждан трудоспособного возраста. Без позитивных сдвигов в решении этой проблемы трудно говорить о росте продолжительности жизни”.
— Не часто случается, чтобы один из первых руководителей страны посвятил немалую часть своего выступления медицине, точнее даже — одному из ее направлений — кардиологии, выступая в высоком государственном органе. Но именно это сделал наш премьер-министр, — с удовольствием прокомментировал Юрий Бузиашвили. И добавил: “Позитивные сдвиги могут произойти в том случае, если врачи будут незамедлительно осваивать все новое, что появляется в избранной ими области”.