Есть вещи, которые нельзя объяснить словами. Их надо почувствовать.
Когда, например, людям говорят, что за годы сталинских репрессий было расстреляно несколько миллионов человек — они, конечно, принимают эти слова к сведению. Охают, ужасаются. Но освоить эту информацию — уложить у себя в голове миллионы расстрелянных — не могут.
Маньяк Пичушкин, наверное, смог бы. Но для здорового рассудка это непосильная задача. Нормальные люди не мыслят такими категориями.
Информация подобного рода передается не словами, а как-то иначе. Ее сложно усвоить разумом, но легко ощутить, проникнуться ею, впитать в себя. Для этого надо прийти в то место, где проводились массовые расстрелы, и походить там хотя бы час. По гектарам черепов и костей. По ямам, куда скидывали тела убитых по сорок, пятьдесят, восемьдесят человек в одну яму. Потом ровняли бульдозером.
Привозили в грузовиках по ночам и расстреливали от имени государства. Без документов. Без суда и следствия. Без вины. Четыре или пять миллионов. Может, больше. Никто точно не знает.
За восемь лет президент Путин впервые побывал в таком месте.
Возможно, отправляясь на Бутовский полигон, он искренне хотел почтить память жертв репрессий — тем более что сейчас юбилейный год, семидесятилетие Большого террора. А может, наоборот, руководствовался политическими соображениями, относясь к событиям семидесятилетней давности примерно так же, как большинство населения: ну да, было там когда-то что-то, однако же Сталин привел народ к победе...
Не знаю, зачем Путин туда поехал, но надеюсь, это была не пустая экскурсия, он что-то почувствовал. Там нельзя не почувствовать. Все вокруг — земля, воздух, деревья — перенасыщены этой самой “невербальной” информацией об умопомрачении, охватившем семьдесят лет назад Вождя, заразившем его подчиненных и превратившем их всех в серийных убийц.
Честно признаться, я не вижу принципиальной разницы между ними и маньяком Пичушкиным. Он убил сорок девять человек, при этом психиатрическая экспертиза признала его вменяемым, хотя и с некоторыми ограничениями. Ну, так и тогда тоже все были вменяемые. Не называли себя наполеонами и не кидались какашками, но при этом спокойно подписывали смертные приговоры, убивали без всякого суда ни в чем не виноватых, незнакомых им людей. По пятьсот, а то и по тысяче в день.
В чем разница-то?
Надо наконец назвать вещи своими именами. Зверство — зверством, преступление — преступлением, болезнь — болезнью. И не искать рациональных объяснений государственному террору, а устроить жизнь в стране так, чтоб подобная ситуация не могла повториться. Иначе весь этот ужас вечно будет висеть над нами, пугая перспективой возрождения.
* * *
На Бутовском полигоне Путин назвал тех, чьи останки там лежат, “людьми со своим собственным мнением, которые не боялись его высказывать”. И тут же пояснил, что политические споры и баталии, конечно, нужны, но чтобы этот процесс был не разрушительным, а созидательным, они должны протекать вне рамок культурного и образовательного пространства.
Люди с собственным мнением, которые не боятся его высказывать, выходит, снова не в чести. Жить им, правда, разрешается. И даже спорить можно. Но за рамками.
В рамках, соответственно, остаются те, кто не спорит и поддерживает власть во всех ее проявлениях. В первую очередь “Единая Россия”, которая даже отказалась от участия в дебатах — очевидно, затем, чтоб не превратить процесс выборов в разрушительный.
А тем, кто спорит, в рамках места нет. Причем давно уже.
На пороге парламентских выборов культурное пространство должно бурлить спорами о путях развития страны. У нас вместо споров — клоунские комментарии партийных лидеров, радующихся полученному номеру в бюллетене.
Миронов радуется номеру восемь, потому что восьмерка — это бесконечность. Жириновский радуется семерке, потому что в неделе — семь дней. А Грызлов радуется десятке, потому что они себе ставили задачу войти в десятку — и вошли. Во как.
Детский сад на прогулке — авангард созидательного процесса.
* * *
За рамками культурного пространства начинается пространство бескультурное. Взорванный в Тольятти автобус и отравленные в Питере сотрудники Госнаркоконтроля — типичные результаты споров в бескультурном пространстве.
Споров там вообще-то не бывает. Там бывают разборки.
Политические споры и баталии можно вести либо в культурном и образовательном пространстве, либо нигде. Если их не ведут нигде, тогда оппоненты власти уходят на дно и пытаются соорудить там подполье. Любая власть страшится подполья и старается разрушить его на корню. От страха она начинает выдергивать отовсюду людей с собственным мнением, которые не боятся его высказывать, и сажать за решетку. А если ей кажется, что их стало слишком много, — тогда расстреливает.
Динамика всегда одна и та же. Сначала политические споры и баталии вытесняются за рамки, потом репрессируются люди с собственным мнением. По-другому не бывает. Бутовский полигон — наилучшее тому доказательство, и хорошо, что президент Путин там наконец побывал.
Людям, которые берут на себя ответственность за страну, обязательно нужно туда ездить. И, наверное, не раз в восемь лет, а почаще. Хотя бы раз в год — 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий.