Владимир Рыжков: “Думу сделают похожей на кувшин, где ни один пузырь не всплывет”
Поделиться
Выборы еще впереди, но про некоторых политиков уже точно известно: их в новом парламенте не будет, потому что их нет в списках кандидатов в депутаты. Дмитрий Рогозин, Владимир Рыжков, Сергей Глазьев... Неужели надоела политика? Такого не бывает!
Мы поговорили о том, как и почему они оказались за бортом, с одним из “уходящих” — Владимиром РЫЖКОВЫМ. Может быть, это последнее его интервью в качестве депутата Государственной думы...
“На выборы меня не пустил Кремль”
— Почему вы, депутат всех четырех созывов, не участвуете в выборах и фактически уходите из политики?
— Самый простой и честный ответ: меня не пустил Кремль. Последние два раза я избирался по одномандатному округу, но выборы по округам отменили. Тогда я вступил в Республиканскую партию, но ее ликвидировали, заявив, что в партии меньше требуемых по закону 50 тысяч, хотя в наших списках — 63 тысячи. Сейчас дело о ликвидации партии принято к рассмотрению Страсбургским судом по правам человека. Я думаю, решение состоится к февралю, но выборы-то уже пройдут...
Когда стало ясно, к чему идет, мы начали переговоры с другими демократами. В “Яблоке” мне сказали: “Вашей партии нет, а если хотите идти на выборы, вступайте в “Яблоко”, а там посмотрим”. В СПС нам сначала сказали: “На тебя в Кремле реакция жесткая, давай подождем, пока нас не перерегистрируют, чтобы партию не подставлять”. Потом говорят: “В марте выборы в регионах, нам не хотелось бы провоцировать Кремль на жесткие действия...”
— Но в августе Никита Белых в интервью “МК” говорил, что вы наверняка пойдете у них вторым номером...
— Да. Они провели опрос в Интернете и выяснили, что народ хочет, чтобы Рыжков был в “тройке” и чтобы было объединение с республиканцами. Большинство региональных организаций было “за”. После чего — я от многих это знаю — их вызвали в Кремль и жестко сказали: если будут Рыжков и республиканцы, партию к выборам не допустят вообще.
Все. У меня не осталось ни одной законной возможности участвовать в выборах. Кремль, перекроив законодательство и подмяв под себя партийную систему, лишил оппозицию права участвовать в выборах без его разрешения...
— Это не мания величия? Неужели вы, Дмитрий Рогозин, Сергей Глазьев, Евгений Ройзман, “не допущенные” одиночки с разными политическими знаками, представляете для Кремля какую-то проблему?
— Почему вы меня-то об этом спрашиваете? Их и спросите...
— Но у вас есть какая-то версия?
— Я считаю, что да, мы представляем проблему. Например, их раздражает, что мои комментарии западным СМИ цитируются, а для зарубежной публики есть большая разница между тем, что говорит член парламента, и тем, что говорит какой-то Володя Рыжков с улицы... К тому же мы нарушаем благость и покой в Думе, задаем провокационные вопросы. Ну кому это надо в Кремле? В парламенте все должны быть довольны, приветствовать инициативы президента и правительства... Любой авторитарный режим выдавливает критику из политической жизни.
— И что будете делать дальше?
— Пока не знаю. Никаких капиталов за годы депутатства я не приобрел, у меня семья, ребенок, и нужно где-то работать. Рассматриваю несколько предложений...
— Из России уедете?
— Среди прочих есть предложение уехать на год и книжку написать... Но я в первую очередь рассматриваю те, что в России.
Судьи стреляют по лыжникам
— Вы прошли через 4 кампании по выборам в Думу. Чем эта отличается от других?
— Это первая кампания, где произведен жесткий и штучный предварительный отбор. Раньше в выборах участвовали практически все, кто хотел. Потом, конечно, одних выключали из телевизора, другим давали “зеленую улицу”, в пользу одних подтасовывали результаты, у других — снимали, применяли административный ресурс против одних и в пользу других...
— Но, может быть, зато сама кампания станет более чистой? Посмотрите: все тихо, спокойно...
— Я это называю “кремлевский биатлон”. Когда не только лыжники стреляют по мишеням, но и судьи стреляют по лыжникам... На старте забега половину участников “судьи” уже отстрелили. А остались все свои, сборная “Суверенной демократии”. И, конечно, там все очень мило. Биатлонист Сидоров в красной маечке борется с биатлонистом Петровым в синей маечке, и тут же бежит биатлонист Пуповский в желтой маечке... И все они заранее знают, кто прибежит первым.
— Вы считаете, что и коммунисты для них совсем свои?
— С коммунистами очень интересная история получается. В 90-е они противостояли ельцинскому Кремлю по всем азимутам. Все, что он делал, было для них злом. Сейчас ситуация стала более неоднозначная, потому что во внешней политике я никакой разницы между коммунистами и Путиным не вижу. И во внутренней политике — наращивание госаппарата, рост госсектора, создание госкорпораций, укрепление госмонополий — это то, за что всегда выступали коммунисты. И в чем они оппозиционеры?
— В социальной политике...
— Может быть, какие-то разногласия и остаются в социальной политике, и коммунисты недовольны антидемократизмом режима, потому что их тоже держат под прессом. Но это уже не такое жесткое противостояние, как в 90-е годы...
— Но они остаются реальной силой?
— Да. И я знаю, что часть либерально настроенных граждан собирается сейчас за них голосовать, потому что в сложившихся условиях видят в КПРФ единственную альтернативу. Но, проголосовав за альянс коммунистов и единороссов, они фактически проголосуют за усиление изоляции России и за дальнейшую экспансию чиновников в экономику...
— К выборам не допущены отдельные представители политического спектра. Но есть же среди участников и националисты, и демократы...
— Не Кремль должен решать, кому спектр представлять, а общество. Самое лучшее определение демократии, которое я знаю, дал один американский политолог: “Демократия — это конкуренция, открытая для участия”. Вход на рынок должен быть открытым...
После того как парламентские выборы превращены в референдум о доверии Путину, люди вообще потеряли к ним интерес. Те, кто хотел проголосовать за небольшие партии, видимо, не придут, потому что им официально сказали: шансов нет, успокойтесь. И хотя порог явки отменен, Кремлю и для внешнего употребления, и для внутреннего очень важно показать, что парламент у нас выбрало большинство населения. Поэтому, я думаю, будут массовые приписки по двум направлениям: по явке, потому что не может быть сейчас явки в 60%, и по “ЕР” — ну не может она набрать 70%!
— Даже во главе с президентом?
— Даже во главе с президентом. Раздражение властью, особенно в связи с ростом цен, большое.
“Зависимость от власти чудовищная”
— Почему такое возмущение использованием административного ресурса на этих выборах? Он ведь был всегда — и при Ельцине, когда вы были одним из руководителей “партии власти”, НДР...
— Он был так велик, что мы всего 10% в 1995 году набрали...
— Но он был, не важно, сколько вы набрали...
— Всем известно, что Кремль доводит задания на проценты по партиям до глав регионов, а те — ниже... Мне лидеры разных партий рассказывали: приезжают в регион, а им говорят: “Твоей партии здесь отписано 1,5%”. А в другом регионе: “У тебя будет 4%...” Такого раньше не было. Кремлевская установка жесткая была только один раз, когда в 1993 году принимали Конституцию: я тогда работал в администрации Алтайского края, и для них было вопросом жизни и смерти обеспечить 50%, и Филатов (бывший глава Администрации Президента. — “МК”) звонил, нервничал...
Раньше мы могли говорить, что нагло используется административный ресурс — как в 1996 году на выборах Бориса Николаевича. Могли говорить, что нагло используется медийный ресурс — когда “мочили” коммунистов и рассказывали про спичечную фабрику Зюганова на Кипре. Сейчас же административный ресурс будет в 10 раз жестче использоваться, а с медийным ресурсом стало хитрее: вот вроде как и Явлинского показали на книжной ярмарке, и Жириновского в Думе, но реально все работает на Путина и его партию... Особый цинизм этой кампании в том, что с утроенной силой они будут делать вид, что все хорошо и честно, что Россия — демократическая многопартийная страна. Разрыв между реальностью и нарисованной картинкой превратился в пропасть.
— Но у человека почти всегда остается выбор. Например, войдя в кабинку для голосования, поставить крестик не там, где ему велели...
— В крупных городах — может быть. Но именно в крупных городах люди меньше ходят на выборы, понимая, что выбора нет, и не желая поддерживать существующую власть. А на селе и в маленьких городах зависимость от власти чудовищная. Если проголосуете неправильно — могут на три месяца задержать зарплату учителям школы, могут вообще не перечислить деньги в бюджет, после чего полгода вся администрация не будет зарплату получать, могут свет отключить, дорогу не отремонтировать... Проще, чтобы не мучили, прийти 2 декабря, проголосовать, как сказали, и забыть.
Люди идут по пути наименьшего сопротивления. Отняли выборы губернаторов — наплевать, у меня семья, дети, не до вас! Воссоздали советское телевидение — черт с вами, книжки почитаю или Интернет. Не пустили половину политиков на выборы — хрен с ними! Переживем!
Почти все назначенные президентом губернаторы — во главе списков, они понимают, что их судьба зависит от результата, и будут из кожи вон лезть, чтобы перещеголять друг друга. Задача поставлена такая: конституционное большинство в Думе...
Открытый сценарий
— А зачем конституционное большинство?
— Все, что сейчас происходит в политике, подчинено одной цели: чтобы люди, находящиеся у власти, эту власть сохранили. И им нужен не просто послушный, а абсолютно управляемый парламент с минимумом амбициозных политиков. Возвращаемся к началу нашего разговора: не дай бог, какой-то кризис, сумятица, невнятица — в Думе разольются соловьями, начнут призывать, требовать ответа, вызывать на ковер... Это все было, и они это помнят. Значит, надо сделать так, чтобы Дума стала похожей на кувшин, заполненный плотной массой, где ни один пузырь не всплывет. Серой массой.
— Куда уж серее!
— Я посчитал количество федеральных публичных политиков в Думе по всем четырем созывам. Считал по трем критериям: регулярные выступления в Думе по значимым вопросам, стремление выступать в СМИ, вынесение общественно значимых инициатив. Если три критерия налицо, значит, мы имеем дело с федеральным публичным политиком. У меня получилось, что в первой Думе таких было примерно 170, во второй — 180, в третьей — 150, в нынешней — 118, а в пятой Думе, если судить по спискам четырех партий, имеющих шанс на прохождение, в лучшем случае будет 60—65.
Такая Дума нужна власти как инструмент для любого разворота событий. Если понадобится импичмент — будет, если понадобится изменение Конституции — пожалуйста!
— Путин может стать спикером Думы?
— Гипотетически — почему нет? На какое-то время... Больше того: они же внесли поправку в закон о выборах, которая позволяет человеку, который был в списках, а потом отказался от мандата, опять мандат получить и вернуться. Я думаю, это сделано именно по той причине, что они оставляют все сценарии открытыми.
— А “Справедливая Россия” в вашей схеме где?
— Президент Путин нанес “Справедливой России” нокаут страшной силы. Сейчас ему решать, какая конфигурация Думы ему удобнее — двухпартийная или трехпартийная. Если трехпартийная — тогда нужно будет выбирать между Мироновым и Жириновским. Если все же он выберет Миронова, то вниз уйдет директива по процентам, помогут с телевидением, интеллектуально, пиаровски — и сам Путин скажет добрые слова о партии, чтобы дать сигнал вниз.
— Значит, мы должны ждать новой директивы, и тогда все станет ясно?
— Да. Но, может, она уже прошла, а мы не в курсе...
— Нет, если бы прошла, мы бы сразу узнали...
— Видите, как здорово, что у нас не просто управляемая демократия, а отлично управляемая демократия! Результат “свободного выбора народа” известен за 2 месяца до выборов. И главное — власть делится информацией с нами, помогает определиться...