Эдуард Фальц-Фейн: “Никаких законных претендентов на царский трон нет!”
Поделиться
14 сентября барону Эдуарду Фальц-Фейну исполнилось 95 лет. Ему было всего пять, когда его семья в “одних рубашках” навсегда покинула свое родовое имение на юге России. Он стал королем сувениров в княжестве Лихтенштейн и большую часть своих доходов обращал на содержание заброшенных русских могил за границей, на возвращение в Россию утраченных сокровищ и восстановление православных церквей.
Надежда Данилевич, автор книги “Барон Фальц-Фейн.Жизнь русского аристократа”, встретилась с Эдуардом Александровичем на его вилле “Аскания-Нова”.
“Михалков и Барто были в ужасе — вдруг я агент КГБ?”
По соседству со средневековым княжеским замком в Лихтенштейне утопает в зелени вилла с дворянскими гербами на кованых воротах. Русские туристы ехали сюда без всякого приглашения. Звонили у ворот и говорили: “Я из России”. “А что ти хочешь?” — спрашивает барон почти без акцента, но с очень мягким звуком “т”, что звучит по-детски простодушно и мило. “Встретиться с вами”. “Ти хочешь посмотреть на мою рожу? — шутит барон. — Ну, заходи. Чай готов”. Ворота открываются, и гость из Хабаровска, Екатеринбурга, Воронежа или Краснодара свободно заходит попить с бароном чаю... Так было многие годы — до тех пор, пока русские в Швейцарии не перестали быть редкостью.
За окнами парадной столовой — панорама альпийских гор, а внутри — русские картины, бюсты царей, золотые канделябры с двуглавыми орлами.
При входе под портретом Екатерины II на расписном сундуке лежит книга для гостей, в ней автографы и визитки знаменитых людей со всего мира. Записи по-русски начинаются с 70-х годов, когда с эмигрантами водиться было запрещено, а барона не пускали на родину. Советское посольство в Берне всегда отказывало в визе...
— Как я был рад, когда увидел в Лихтенштейне первых людей из России, — вспоминает Эдуард Александрович, разглядывая запись с приколотым в уголке страницы значком Ленина. — Это были Сергей Михалков и Агния Барто. Приехали на симпозиум детских писателей в Цюрих. И вот оторвались от своих, никому ничего не сказали и поехали за лихтенштейнскими марками. Попали прямо в мой магазин сувениров. По акценту я сразу догадался: русские! И по-русски я им сразу ответил, сколько стоят марки с портретом князя. Они были в ужасе, вдруг я агент КГБ. “Кто вы?” — спрашивают. “Как кто? Хозяин этого магазина. Мой дедушка был русский генерал Епанчин из Петербурга, а мой дядя Фридрих Фальц-Фейн основал знаменитый зоопарк “Аскания-Нова” в Херсонской губернии”. Разговорились, поехали ко мне на ужин, и я их оставил у себя ночевать... Помню, как Михалков написал мне страшно взволнованное письмо, что его сын Андрон покинул родину. Несчастный папа не знал, что делать. Михалков оказался смелым парнем, не побоялся подружиться с “врагом народа”. Когда меня впервые пустили в Советский Союз во время Олимпиады в Москве, Сережа мне помог найти могилы моих предков — трех адмиралов Епанчиных на Никольском кладбище Александро-Невской лавры...
Перелистываю страницы книги для гостей, вижу записи Сергея Бондарчука, Юлиана Семенова, Иосифа Кобзона, Геннадия Хазанова, Леонида Филатова. Тут и наши послы, политики, космонавты, спортсмены…
— Недавно гостил у меня с семьей Иван Саутов, директор “Царского Села”. Подумайте, решил меня увековечить за то, что я помог восстановить Янтарную комнату. Заказал мой бюст и теперь его показывает туристам. Какой чудак! А надо бы поставить прижизненный памятник русским реставраторам, самым лучшим в мире, которые по фотографиям возродили Янтарную комнату и сделали ее даже лучше, чем она была.
— Но старая Янтарная комната сгорела после войны в Кенигсберге. С чем сравнивать?
— Я вас уверяю, что новая превзошла прежнюю. Мне было пять лет, когда дедушка Николай Алексеевич Епанчин, свитский генерал, директор Пажеского корпуса, взял меня за ручку и повел в Царское Село. Я хорошо помню эту чудную мозаику, но она уже тогда требовала реставрации, и янтарные кусочки начинали выпадать. Мне очень хотелось положить один себе в карман. Но мой дедушка был очень строгий. Я боялся получить по шапке!
— Вы с Юлианом Семеновым учредили Международный комитет по поиску Янтарной комнаты...
— Да, туда вошли Жорж Сименон, Джеймс Олдридж, Марк Шагал, Георг Штайн. Искали 20 лет, потратили на экспедиции по всему миру невероятные деньги, собрали громадный архив, чтобы потом узнать, что комната сгорела. Но я объявил награду в 500 тысяч долларов тому, кто ее найдет. Жулики со всех концов света до сих пор мне надоедают: “Я знаю, где Янтарная комната, нужны деньги на поиски”. Я отвечаю: “Найдешь — получишь”. И деньги лежат в банке до сих пор.
“Ты будешь героем, если купишь ковер”
— Я вижу по записям, что Юлиан Семенов бывал у вас очень часто.
— Когда он стал корреспондентом “Литературной газеты” в Бонне, подолгу жил у меня. В гостиной и стучал на своей машинке. Я уходил спать, а он брал из подвала бутылку водочки, кусок хлеба с огурцом и всю ночь работал как черт. Засыпал прямо на диване. Здесь он писал книгу “Лицом к лицу”, а потом по ней сделал художественный фильм “Аукцион”...
В этом фильме барон представлен как “красный” граф Растопчин (эту роль играет аристократичный Стржельчик), который вопреки проискам буржуев скупает сокровища на вражеских аукционах и передает родине.
Конечно, по законам детективного жанра эта интрига двигала сюжет. Но на самом деле никто на Западе не мешал барону искать русские сокровища. Есть деньги — плати и делай с вещами что хочешь. Барон покупал раритеты, а Юлиан Семенов возвращал их через наши посольства домой и говорил: “Эдуард, если я вернусь с пустыми руками, мне перестанут давать визу”.
— Юлиан приехал ко мне и говорит: “Эдуард! Ты будешь героем, если купишь ковер”, — вспоминает барон. — “Какой ковер? Не нужен мне никакой ковер!” — “Царский ковер. Подарок персидского шаха Николаю II в честь 300-летия Дома Романовых. На нем в полный рост царь, царица и наследник Алексей. Аукцион завтра во Франкфурте”. “У меня сезон. Полно туристов, — говорю. — Как я могу оставить магазин, ко мне по сорок автобусов приезжает — 2000 человек в день! Чтобы тратить деньги на русское искусство, их надо зарабатывать”. — “Зарабатывай! А я поеду на аукцион и буду за тебя торговаться”. Так мы и сделали. Я помню, заплатил тогда 40 тысяч долларов. Это были большие деньги. Но я рад, что ковер попал на свое место в Ливадийский дворец, где он и висел до революции.
— А как вам удалось вернуть прах Шаляпина из Франции в Россию?
— Опять Юлиан приехал и сказал: “Эдуард, ты будешь герой, если мы это сделаем. Звони в Рим его сыну. Он твой друг, тебе не откажет”. Я попросил Федора Федоровича Шаляпина приехать. Это было нелегко, он хорошо помнил, как травили его отца советские газеты. Он так ругался! А он как никто другой умел ругаться, о-ля-ля! Артист. Он же снимался в Голливуде. Юлиан ему не понравился: “Это же чекист. Бритая голова, глаза хитрые. Что он тут ищет? Никого из Советского Союза не выпускают. А он свободно разъезжает повсюду. Где ты его нашел? И во что он одет, непонятно...” Сам Федор Федорович всегда был в белоснежной рубашке с бабочкой. Но я сказал: “Федя, не ругай его. Он такой же русский, как и мы с тобой, и большой патриот”. Федя согласился...
Потом Юлиан пошел к самому Андропову. А я поехал к мэру Парижа Жаку Шираку, которого хорошо знал. Я сказал ему, что Шаляпин — это солнце России. Он должен вернуться на свою родину. А я устрою за свои средства на доме, в котором он жил в Париже, мемориальную табличку. И получилось! Но о том, что в Москве на Новодевичьем кладбище состоялось перезахоронение, я узнал совершенно случайно, из газет, когда лежал на пляже в Монако. Чиновники “забыли” пригласить и Юлиана, и меня. Но я никогда не сержусь. Обида у меня в одно ухо влетает, а в другое вылетает.
Как мне жаль, что мой большой друг так рано умер. Мне позвонила его дочь Ольга: “С папой несчастье”. Я поехал в клинику в Инсбруке. Он уже сидел в коляске, не мог говорить. Но все понимал, все смотрел на меня, а глаза были полные слез. Врачи сказали: не надо напрасно тратить деньги, везите его домой...
“Убирайся, сволочь эмигрантская!”
— Вас долго не пускали на родину. Но какие-то формальные объяснения давали, отказывая в визе?
— Говорили — вам нечего здесь делать, и все. Мы, эмигранты, были враги. И никаких. Я помню такой случай.
Мы жили в Ницце. Мне было 10—11 лет, и я услышал от взрослых, что в порт пришел пароход из Советской России. Я отправился туда на велосипеде. “Эй! Я тоже русский!” — крикнул матросам. А они ответили: “Убирайся отсюда, сволочь эмигрантская”. Мама отругала меня и сказала, чтобы я никогда не подходил к советским людям, они все хамы. Но я не послушался маму. Когда стал взрослым, то старался получить визу и много раз был в посольстве. Менялись генеральные секретари, послы, а меня гнали с порога, и я никак не мог понять почему. А однажды один ядовитый чиновник мне сказал: “Вы читали Олеся Гончара?” С большим трудом нашел его книги “Таврия” и “Перекоп”. Когда прочел, понял, что в СССР мы действительно страшные “враги народа”.
Этот писатель был на большом счету у партии, и ему дали задание изобразить гражданскую войну на Украине. Он залил черной краской всех Фальц-Фейнов — капиталистов, “овечьих королей” на юге России. Особенно обрушился на мою бабушку Софью Богдановну Фальц-Фейн. Ее расстреляли из пулемета бандиты именем революции. Когда я попал в свои родные места, то старые люди ее еще помнили и говорили, что местные никогда бы ее не тронули, все любили ее и уважали. А у Гончара много вранья. Я написал ему, что он фальсифицировал историю. Он ответил, что были “такие времена”, и обещал написать правду в следующем письме. Но я так его и не получил.
— Почему ваша бабушка не уехала за границу вместе с вами?
— Ей было уже за восемьдесят. Она сказала: “Чего мне бояться? Меня здесь все знают. Я делала людям только добро”. Она построила на Черном море незамерзающий порт Хорлы, больницу, школу, электростанцию, телеграф, мельницу... У нас было 20 процветающих имений и никогда не было крепостных крестьян, использовался только наемный труд. И все хотели попасть к Фальц-Фейнам, так как они хорошо платили своим рабочим и служащим. Князь Волконский, декабрист, выступавший против крепостного права, в своей книге ставил Фальц-Фейнов в пример праздному дворянству.
— Фальц-Фейны поселились в России при Екатерине II, а потомственное дворянство получили только при Николае II...
— Это сегодня в России торгуют титулами. Плати 5 тысяч долларов — и ты уже граф. Мои предки были немецкие колонисты. С дырками в карманах они пришли по зову Екатерины обживать только что завоеванные Потемкиным южные степи. И своим трудом они превратили безводную пустыню в цветущий сад. О нашем заповеднике “Аскания-Нова” писали газеты и журналы всего мира. И царь приехал своими глазами взглянуть на это чудо. Ночевал две ночи и с восторгом писал об этом своей матери Марии Федоровне и сделал запись в дневнике, что “Аскания-Нова” — это рай на земле. Это было как раз накануне Первой мировой войны.
Дочери Достоевского
— Благодаря вам я узнала, что за границей находятся могилы двух дочерей Федора Михайловича Достоевского. В России об этом мало кому известно.
— В Европе такой порядок: надгробие убирают через тридцать лет, если никто не заплатит. И вот пропала могила первой дочери Достоевского, Софии. Она умерла, когда ей было несколько месяцев. Все мужчины — дураки, не умеют обращаться с детьми. Достоевский обожал свою дочку. Взял ее тепленькую из колыбельки и понес гулять по набережной. А на Женевском озере всегда невероятные ветры. И Соня умерла от воспаления легких. Достоевский жить не хотел, плакал и рвал на себе волосы. Я, единственный родственник Достоевских за границей, взялся найти ее могилу. Часто бывал на симпозиумах “достоевсковедов”, которые устраиваются то в одной, то в другой стране. Познакомился с профессором Анатолием Натовым, тоже эмигрантом, и мы с ним стали поднимать всевозможные документы в архивах. Нашли это место на кладбище Плен Пале, слева от входа. Единственная русская могила. Я поставил новое надгробие и заплатил за тридцать лет.
— А вторая дочь писателя, Любовь?
— Я привел в порядок и могилу Любови Федоровны, но уже в Италии, в Больцано, где она, бедненькая, лечилась от малокровия. Какой же она была несчастный человек! У нее болело все — голова, сердце, кости, она хромала и ходила с палочкой. За границей ужасно бедствовала, скрывалась от кредиторов. В письмах к матери, которая отличалась скупостью, она жаловалась, что у нее нет денег на трамвай, на чашку кофе и что ей стыдно ходить в старом пальто. Ужас! Умерла в одиночестве, в частном санатории... Сколько, сколько заброшенных русских могил за границей! Бедная Россия!
Барон задумался и сказал, как обычно смешивая печальное с юмором: “Когда я умру, не ищите меня в Лихтенштейне. Меня повезут в Ниццу на русское кладбище Каукад. Там наш семейный склеп, дорогие мне могилы дедушки, мамы. Я себе уже устроил плиту, осталось добавить последнюю дату”.
Царь всегда будет виноват
— Знаете всех Романовых, живущих за границей. Что вы думаете по поводу того, что в российской печати появляются публикации о претендентах на русский престол?
— Имеете в виду княгиню Леониду Георгиевну, которая называет себя “великой княгиней”?
— Не только ее одну. Но и ее дочь Марию и внука Георгия.
— Никаких законных претендентов на несуществующий царский трон ни в России, ни за границей нет. Я постоянно общаюсь с главой Дома Романовых князем Николаем Романовичем Романовым, который живет в Швейцарии. Он — умница, человек-лексикон. Знает историю России наизусть. Разбирается в законах о престолонаследовании как никто другой. Он не раз выступал в мировой печати с официальным заявлением и объяснял, что сегодня в живых не осталось ни одного великого князя или великой княгини. Последний великий князь Андрей, муж балерины Кшесинской, давно умер. Последняя великая княгиня Ольга, сестра Николая II, тоже умерла в Канаде как простая крестьянка, которая менее всего хотела быть царицей. Чтобы претендовать на царский трон, нужно быть или сыном (дочерью), или внуком (внучкой) царя. Таковых сегодня нет. Георгий, которого я в каком-то журнале видел сидящим на троне в Кремле, вообще Романовым не является. Его мать, княгиня Мария, вышла замуж за германского принца Гогенцоллерна. Она с ним быстро развелась. Но Георгий ведь — Гогенцоллерн. Да или нет?! А их как великокняжескую семью принимают в России, воздают царские почести. Стыд и срам.
— Возможна ли в принципе реставрация монархии в России, как, например, это произошло в Испании?
— Мой дед, генерал Епанчин, служил трем царям — Александру II, Александру III и Николаю II. Он мне много рассказывал о жизнеустройстве монархического государства, о нераздельности этого института с народной верой в помазанника Божьего. В эмиграции он написал книгу “На службе трех императоров”. В России она вышла 10 лет назад. Каждый, кто ее прочтет, поймет, что такое императорская Россия. И пусть сравнит с тем, какой она стала после 80 лет насилия над народом. Николай Романович Романов мне говорил, что он республиканец, так как идея монархии, с его точки зрения, несвоевременна. Сегодня это вызовет раздоры, а не согласие в гражданском обществе. Неурожай, нефть упала в цене, дефолт, растет коррупция — кто виноват? Царь. Долой царя! Только что найденные в Екатеринбурге останки наследника Алексея и его сестры Марии еще раз должны напомнить, что сделали в России с царем. Это было самое жестокое уголовное преступление XX столетия. Нам бы следовало не искать нового царя, а достойно похоронить несчастные косточки невинных жертв классовой ненависти и сатанинской злобы.
“Видела бы меня в Кремле моя мамочка...”
— Семь лет вы приводили свои архивы в порядок. Их получили в дар Россия, Украина, Монако, Лихтенштейн. В вашем доме не осталось ни одного документа. Можно было бы отдохнуть. А вы занялись новым делом, в Кисловодске создаете музей русской эмиграции...
— Думаю, что это очень хорошее место для такого музея. Крымская эмиграция известна. А о том, какой большой поток беженцев шел с Кавказа, — мало кто знает. И какую жестокую расправу чекисты устроили. Был там в главных комиссарах Атарбеков, который лично расстреливал в сутки до 700 “буржуев”. На горе Машук до сих пор находят черепа людей — жертв красного террора. В Кисловодске застряли члены царской фамилии, Государственного совета, военной элиты и творческая интеллигенция. Шаляпин еле-еле вырвал оттуда своих детей... Этот музей устраивается при “Даче Шаляпина”, в самом центре города. Здание почти отреставрировано, уже настелили паркет. Теперь надо наполнять музей содержанием. Я подарил туда письма, фотографии, оставшиеся у меня от моего друга Федора Федоровича Шаляпина, и некоторые вещи с моей виллы “Аскания-Нова”, например, бронзовую скульптуру “Шаляпин в шубе”. Фонд Солженицына “Русское Зарубежье”, имеющий свое собственное издательство, подарит на открытие 100 томов эмигрантских книг. А это серьезная основа для специализированной научной библиотеки.
— Верите ли вы, ровесник века, в будущее России?
— Верили и те, кто жил до нас и пережил такой страшный, кровавый век. Видела бы меня моя мамочка, когда президент в Кремле награждал меня орденом. Она бы сказала: “Какой хороший мальчик!” Мой оптимизм сделал меня самым счастливым человеком на этом свете. Посмотрите, как много положительного случилось. Россия в своем развитии отстала на десятки лет, а теперь догоняет. И надо не фыркать и критиковать все подряд, а шевелить мозгами и много работать.