Равно как и телепрограммы, в которых анекдоты рассказывают. Со времени телеклуба Григория Горина и Юрия Никулина “Белый попугай” и до недавних пор, когда нечто подобное возродили на ТВЦ под названием “Хорошо сидим”, была на нашем ТВ лишь одна передача об анекдотах “Следующий”. И как следствие — единственный телевизионный знаток жанра — скандально известный Роман Трахтенберг.
— Роман, если бы вы не носили такую креативную фамилию, ее наверняка следовало бы придумать.
— Да обыкновенная еврейская фамилия. Не такая, конечно, банальная, как Рабинович. На идише “трахтен” — “раздумья” или “прикидки”, а “берг” — “гора”. А еще по-немецки “трахт” — национальная одежда. Такие шортики на лямочках, гольфы. В сленговом варианте — прикид.
— Получается, вы гора в раздумьях или прикинутая гора?
— Скорее гора раздумий. Хотя я не стал бы связывать мою фамилию с моими личностными качествами. Я ее всегда воспринимал просто как фамилию, которую в моем роду носили из поколения в поколение в течение двух веков. Я был здорово удивлен, когда встретил еще одного Романа Трахтенберга. Этот мой полный тезка пришел ко мне в клуб и заказал столик на имя Романа Трахтенберга. Поскольку ко мне приходит много разных даунов, думающих, что они очень смешно шутят, я предложил: если он мне показывает паспорт, то я его с компанией не только бесплатно в клуб пущу, но и накормлю за счет заведения. Оказалось, правда тезка и однофамилец. Живет, правда, в Лондоне.
— В школе из-за фамилии вы, наверное, не раз становились объектом сальных шуток?
— А в нашей стране до 1989 года не было той самой производной от моей фамилии, обозначающей половой акт. Она появилась с возникновением в России видеокультуры, когда переводчики столкнулись с проблемой, как переводить слово fuck. Я первый раз подобный перевод услышал еще в 1986 году на закрытом показе в Ленинградском Доме кино. И понеслось.
— Между прочим, определение “гора” действительно вам подходит. Вы всегда были таким крупным?
— Я был очень маленьким, ниже всех девчонок. В начальных классах даже два года учился в Вагановском училище и должен был стать солистом балета. Но потом, когда был отсев, решили, что я никогда не достигну требуемого балетным роста не ниже 185. Меня отчислили. Сейчас я бы мог похудеть, заставив себя заняться спортом. Но как я могу сделать это, когда у меня горы непрочитанных книг и две коробки еще не просмотренных видеофильмов. Зачем мне худеть? Мне и так неплохо. И потом одна из задач настоящего шоумена — превратить свои недостатки в свои достоинства. Я всегда, смотрясь в зеркало, понимал, что не являюсь эталоном красоты. Хотя моя бабушка убеждала меня в обратном. Поэтому делал ставку на умственное развитие. Красота ведь преходяща. А мозги, накопленный умственный потенциал с человеком всегда.
— Еще говорят, с карьерой певца у вас в свое время не сложилось.
— Я пел в хоре питерского телевидения. Нас, совсем маленьких, готовили на смену солистам постарше. И я чуть не стал одним из них. Разучил три песни. Но появился такой мальчик — Олег Погудин. И все сказали: вот он талант, а все остальные могут быть свободны. Сегодня я всякий раз вспоминаю эту детскую историю с ускользнувшей от меня птицей удачи, когда вижу расклеенные по Москве афиши известного тенора Олега Погудина, того самого мальчика, моего конкурента.
— Про свой опыт съемок в порнофильме расскажете?
— Что именно вас интересует? Процесс?
— Главным образом, зачем вам это было нужно?
— Я тогда был молод, тщеславен. Хотелось известности любой ценой. Потом, я лично ничем таким в этом фильме не занимался. Картина называлась “Лука Мудищев” по классической поэме Баркова. Я читал авторский текст, а изображали происходящее другие. Кстати, я этот фильм, как и само произведение Баркова, в чистом виде порнографией не считаю.
— Значит, тогда вы делали это ради славы. А сегодня, когда этой самой славы у вас достаточно, существуют ли для вас запретные темы, табу?
— Понимаете, в чем дело, всему есть своя цена. Например, я не гей. К педерастии отношусь настороженно, не понимаю этого и предлагать мне подобные вещи не рекомендую. Но дайте мне 20 миллионов долларов — и делайте со мной все, что хотите, хоть на сцене Кремлевского дворца. Зато потом я буду иметь право заявить о себе как о самом дорогом русском педерасте, уехать куда-нибудь, где меня никто не знает, и всю оставшуюся жизнь жить безбедно, не работая, тихо и спокойно. Ведь на самом деле я человек тихий, спокойный и даже скучный.
— Вот уж по вашей программе “Следующий” этого не скажешь. Кстати, кто же из вас все-таки больший знаток анекдотов — вы или Юрий Никулин, которого считали большим специалистом в этом жанре?
— Если совсем честно, то я. Юрий Владимирович, при всем моем к нему уважении, занимался в этом смысле самодеятельностью. А я профессиональный собиратель анекдотов еще со студенческой скамьи. Тема моей кандидатской диссертации — “Ненормативная лексика в русском фольклоре”. Кстати, мат в нашем этносе занимает 85 процентов. Собирая в экспедициях материал для своей диссертации, я услышал такое количество анекдотов, какое Никулину в то советское время и не снилось. Другой вопрос, что Юрий Владимирович был великолепным драматическим актером и вследствие этого рассказывал анекдоты мастерски. В его программу “Белый попугай” я очень долго всеми силами хотел попасть, но не проник.
— Разве мастерски рассказать анекдот может не любой актер?
— Нет, и опыт “Белого попугая” и других подобных ему телепроектов, канувших в небытие, это наглядно показывает. Там как раз в основном анекдоты рассказывали артисты. А артисты в большинстве своем — это сволочи, стоящие в моем рейтинге говнистости на третьем месте после женщин и журналистов. Актеры — это в основном мерзкие самовлюбленные твари, жутко боящиеся конкуренции в любом виде. Их жизненное кредо: я — Актер, а ты — говно. И рассказывать анекдоты они не умеют напрочь. Анекдот — ведь это та же басня. Его нужно рассказывать динамично, быстро и точку ставить неожиданно. В исполнении же актеров любой остроумный и смешной анекдот превращается в длинный монолог из скучной пьесы, который слушаешь, зеваешь и думаешь: когда же ты, скотина, закончишь любоваться собой.
— Непросто вам, наверное, с таким характером.
— А я, думаете, из Питера в Москву приехал от хорошей жизни? Как раз в силу своего непростого характера я и перебрался из Северной столицы в Первопрестольную. И еще от безысходности и из-за людского сволочизма. В Питере я к определенному моменту нажил себе энное количество по-настоящему опасных врагов. Которые очень быстро стали представлять серьезную опасность для моего здоровья и даже жизни. Мне угрожали: мол, вали отсюда, иначе ты не жилец. Я и решил последовать от греха подальше этому “дружескому совету”. И не жалею сегодня об этом нисколько.