Кто самый известный немец XX века? Музыкант Дитер Болен? Канцлер Гельмут Коль? Футболист Франц Беккенбауэр? Как бы не так! Согласно опросам общественного мнения, за пределами Германии самым знаменитым немцем прошлого века почему-то считается австрияк Адольф Гитлер.
Однако в силу известных исторических обстоятельств тема изображения Гитлера в искусстве послевоенного “фатерланда” всегда являлась табу. В Западной Германии Гитлера показывали лишь в кадрах хроники. Штатным “фюрером” в кинематографе ГДР являлся актер Фриц Дитц. Однако на экране Гитлер, как правило, представал либо карикатурным уродом, либо появлялся в “эпизодах из ставки фюрера”.
Поэтому вышедшая на экраны немецких кинотеатров картина известного режиссера Оливера Хиршбигеля “Закат” (Der Untergang) является новым словом в киношной “гитлериане”. В ней фюрер немецкого народа предстает, так сказать, с “человеческим лицом”. Правда, не в лучший период своей жизни. В фильме речь идет о последних шестнадцати днях жизни кровавого диктатора. Сюжет “Заката” построен на эпизодах из двух книг — одноименного труда историка Йоахима Феста, специалиста по Третьему рейху, и на отрывках из мемуаров секретарши Гитлера, мюнхенской красавицы Траудель Юнге, пережившей в пресловутом бункере под рейхсканцелярией падение Берлина весной 45-го и скончавшейся несколько лет назад от рака.
Банкет под грохот канонады
Действие картины происходит в бункере и среди развалин города, под грохот канонады советской артиллерии. События на экране мелькают словно пейзаж в окнах поезда, неотвратимо несущегося к обрыву: 13-летний “маленький герой” из гитлерюгенда Петер подбивает два советских танка. За что позже получает Железный крест из рук самого фюрера. Смена кадра. Ева Браун хлопочет по поводу 56-го дня рождения своего суженого. В последний раз руководство рейха пьет шампанское на официальном приеме у фюрера. Среди нацистских бонз — одиозный Генрих Гиммлер, который умоляет фюрера покинуть осажденный Берлин. Тот отказывается. После чего Гиммлер на собственный страх и риск пытается вести с союзниками переговоры о капитуляции. Далее — картины агонии последних дней рейха, избавлением от которой не становится даже смерть фюрера. Несмотря на то, что громкоговорители возвещают о бесславном конце “австрийского ефрейтора”, бои не прекращаются. Секретарше Гитлера удается с небольшой группой эсэсовцев выбраться из бункера через тоннели берлинской подземки и укрыться в здании пивоварни, где забаррикадировавшиеся офицеры СС и солдаты вермахта намерены сражаться до последнего патрона. Молодая женщина решается на побег через советское окружение. Внезапно ее за руку хватает ребенок: это Петер, тот самый малолетний “крестоносец”, подбивший два танка. Русские беспрепятственно пропускают “молодую мать с ребенком” через окружение...
“Закат” интересен тем, что он базируется на реальных фактах. Например, за 10 дней до бесславной кончины Гитлер в день своего рождения, примерно в 22.00, объявил приближенным, что для того, чтобы слегка расслабиться, он заслал “гонца”, лейб-врача д-ра Морелля на юг Германии. Зачем? За бутылкой или же за более жесткими наркотиками? Теперь уже сложно сказать. Д-р Морелль не вернулся в бункер к назначенному сроку, по поводу чего фюрер лишь печально вздохнул: “Наркотики мне уже не могут помочь”. После чего удалился в свои покои. А вот Ева Браун и гитлеровский секретарь продолжили вечеринку. Чтобы забыться, они отправляются наверх в пустующую квартиру фюрера, где хорошенько принимают на грудь и пускаются в пляс под мелодию единственной завалявшейся грампластинки с песней “Кроваво-красные розы”. Однако очередной артобстрел заставил развеселую парочку вернуться в бункер...
Эти и другие факты в своей книге “Закат” и приводит немецкий историк Йоахим Фест.
— Возможно ли Гитлера рассматривать как трагическую фигуру? — спросили мы Феста.
— Я не стал бы употреблять в отношении Гитлера такое понятие, как “трагическая фигура”. В свое время Томас Манн предупреждал, что с этим термином следует обходиться осторожно, поскольку благодаря ему могут быть оправданы любая глупость, любая гнусность. Данное высказывание я нахожу очень верным, а предупреждение весьма обоснованным — Гитлер без оглядки и раздумий проводил в жизнь то, что считал нужным, но в конце просчитался и потерпел фиаско. Однако это не трагедия. Трагедия возникает при наличии противоречия, вытекающего из того, что в человеке борются две противоположности. В Гитлере же противоречий не было. Он поступал как психбольной; об этом мне неоднократно говорили многие врачи. Болезнь заключается в том, что человек любым путем старается добиться поставленной перед собой цели. При этом его не способны остановить какие-либо аргументы. Ему чужды чувство сострадания, человечности или же морали. Есть люди, которые во чтобы то ни стало, при любых обстоятельствах идут к поставленной цели, а на все остальное им абсолютно наплевать. Это касается и Гитлера, поэтому я никогда не пытался придать ему трагики.
“Гитлеровцы” берут Питер
Частично съемки о последних днях фюрера и Тысячелетнего рейха проходили в некогда блокадном Питере. По словам автора сценария и продюсера картины Бернда Айхингера, современный Санкт-Петербург во многом напоминает Берлин 45-го. Сравнение вроде бы нелестное и неуместное. Но речь в данном случае идет о том, что улицы нынешнего Берлина слишком широки, а дома высоки для Берлина 45-го. Пяти-, шести– и семиэтажных зданий, каковыми столица Германии была застроена во времена войны, в городе практически не сохранилось.
— Поразительно, насколько архитектура этого города соответствует архитектуре Берлина военной поры. Северную столицу России строили немецкие архитекторы, что однозначно бросается в глаза, — говорит Бернд Айхингер. — Кроме того, в Питере нам удавалось задействовать по 500—700 статистов, что в Германии по финансовым соображениям было бы невозможно. Вторая часть картины снималась в возведенном в Мюнхене бункере.
— А по каким критериям вы отбирали фюрера и почему остановились на швейцарском актере Бруно Ганце?
— Процесс отбора был недолгим. Мы просмотрели кандидатов в возрасте от 45 до 60 лет, прикинули, кто из них может вжиться в роль фюрера, и тут же остановились на Бруно Ганце. Ганц был смущен, поэтому пробы проходили в маске. По окончании теста он заявил с присущей швейцарцам неторопливостью: “Я думаю, что у меня получится”. Это стало тем моментам, когда началу съемок был дан зеленый свет.
“Иногда мне хотелось убежать”
Швейцарец Бруно Ганц принадлежит к наиболее выдающимся немецкоязычным актерам. После завершения театрального образования в Цюрихской школе сценического мастерства в 1962 году, после первых выступлений на театральной сцене Швейцарии и на швейцарском ТВ амбициозный талант вышел на немецкую сцену. Бруно Ганц является обладателем множества актерских наград, в кинематографе актер сыграл более 60 ролей. Не исключено, что роль Гитлера была предложена Ганцу и благодаря его швейцарскому акценту, сильно напоминающему австрийский, с которым и разговаривал “бесноватый”.
— Почему вы решили сыграть эту роль?
— Прочитав сценарий Бернда Айхингера и книги Йоахима Феста, я посмотрел фильм “Последний акт” режиссера Пабста, снятый в 1956 году. Эта картина убедила меня, что Гитлера возможно играть. В “Последнем акте” это сделал актер Элбин Скода. Обычно, оценивая актерскую игру, пытаешься уловить разницу с оригиналом. Но Скода убедил меня, что его Гитлер не является пародией, что его игру можно отнести к настоящему актерскому искусству. С помощью фантазии и литературы возможно пощупать сие странное образование под названием “Гитлер”. Во время кинопроб в Мюнхене я был поражен тем, сколь реально мне удалось войти в образ Гитлера. После чего во мне взыграло простое актерское честолюбие, и я взялся за эту роль.
— Как вы оцениваете значимость данной тематики в наше время?
— Я не считаю, что наша картина могла бы стать бальзамом на душу неонацистов. А старые наци уже не играют роли в современной политике. Фильм демонстрирует неприглядный закат режима. Демонстрирует его беспощадно. Даже если в фильме и имеются моменты, в которых просматриваются человеческие черты диктатора, а не только зияет во лбу клеймо “маньяка-убийцы”, тем не менее мировоззрение данного персонажа остается абсурдным и сумасшедшим. Я думаю, что Германия — как страна, так и государство — достаточно крепка, чтобы переварить данную картину. Я имею ту зловещую ауру, сопутствовавшую мрачному уходу.
— Что вы подразумеваете под “аурой”?
— Меня всегда интересовало вознесение Гитлера, его отношения с народом, а еще более — народа с ним. В фильме отображены последние дни жизни диктатора — мы наблюдаем внешне стабильные властные отношения. Он остается способным отдавать приказания по ликвидации людей, и никто не решается ослушаться. Ты понимаешь, что этот человек должен был иметь невероятное самообладание и что он не являлся ни тем комиком, над которым сегодня принято хихикать, слушая его речи, ни психопатом, — это было бы слишком примитивной оценкой.
— Какой момент во время съемок был для вас самым сложным?
— Когда я держал на руках ребенка и пел песню. Меня не покидало сознание, что этот ребенок вскоре должен погибнуть от руки собственных родителей, Геббельсов. Это было ужасно. Мне просто хотелось убежать. Были и иные сложные сцены и диалоги, как, например, массивные антисемитские речи. Но принимая решение сыграть эту роль, я знал, на что иду.
— Какие надежды вы связываете с данной картиной?
— Я думаю, что она оживит дискуссию о том времени, в частности, литературные прения с писателем Гюнтером Грассом, с книгами о потопленном судне и разбомбленных немецких городах, о роли немцев в качестве жертв Второй мировой войны. В нашем фильме речь идет о преступниках, об ужасных проигравших и жаждущих смерти маньяках. О беспримерном насилии, идеях и манипуляциях, которые также должны стать частью данной дискуссии.