“Играем в “Что? Где? Когда?”, господа!” — казалось, слова эхом доносятся из раковины гигантского уха, распростертого во весь экран. Еще нам иногда показывали толстую дужку очков или загадочный лысеющий затылок ведущего. Владимир Ворошилов в то время был почти мифическим персонажем: его лица телезрители не видели...
Импровизированное обсуждение в кадре, обращение “господа” вместо “товарищи” — это была единственная передача, лишенная советского пафоса, которую власти позволяли давать в прямой эфир. “Что? Где? Когда?” на экране — тридцатый год. Знатоки рассказали нам о том, что все это время оставалось за кадром.
Клуб был элитарный хотя бы потому, что стал для знатоков окном в Европу: один сезон был международный, и в Россию пожаловали живые французы, американцы, венгры... В это время съемки проходили в Центре международной торговли, куда до перестройки простой смертный попасть не мог: пропуск выдавали только иностранцам и русским послам. Финал этих игр проходил в Болгарии.
— Поскольку наша команда под капитанством Виктора Сиднева (тогда у нас еще Друзь играл) вышла в финал, за нами особенно следили, — говорит другой знаток Валентина Голубева. — А у нас была традиция — перед каждой игрой открывать бутылку шампанского и говорить известную фразу из фильма про разведчиков: “За победу! За нашу победу!”. Так вот, в Болгарии к Вите подошел неизвестный человек в штатском и посоветовал: “Не пейте сегодня”. Тогда мы вшестером, пряча под полой пузырь, зашли в мужской туалет, закрылись в кабинке и там подняли бокалы. Сели за стол — ни в одном глазу. Так этот мужик к нам потом снова подошел: “О чем я вас просил?!” Мы решили, что в туалете были “жучки”.
“Что? Где? Когда?” не сразу пустили в прямой эфир: записи первых передач проходили жесткую цензуру.
— Однажды знатоки взяли вопрос про боксера Мухаммеда Али, — продолжает Голубева. — Через месяц показывали передачу, и в ней за счетом “5:3” в пользу телезрителей сразу последовало “5:5”. Оказалось, что Мухаммед Али за этот месяц успел как-то нехорошо отозваться о Советском Союзе, и его просто “зарезали”...
Другой раз напортачил Достоевский.
— В произведении Карамазов спрашивал: что будет с топором, если его закинуть куда подальше? Виктор Зарецкий ответил правильно: “А станет он летать вокруг земли, аки ее спутник”, — продолжает Голубева. — Цензоры искренне возмутились: “Что за дела — топор на орбите?! Да это же милитаризация космоса!” Бедным редакторам пришлось заново монтировать: из речи знатока Зарецкого взяли слово “предмет”, добавили к нему окончание слова “шепотом”. И получилось: “что будет с предметом?”.
Кондратюка выдали кроссовки
После перестройки некоторым знатокам пришлось оставить свои интеллектуальные профессии: многие работали преподавателями, но устроиться рабочим в это время было даже прибыльней. На игру приходили сразу после работы — всем знатокам предоставлялись казенные фраки и бабочки... Мерки с них, правда, никто не снимал. Так выяснилось, что у Георгия Жаркова и Андрея Козлова — одна комплекция. И пиджак на них — тоже один. Перед каждыми съемками два интеллектуала кидались к вешалкам — проигравшему доставались “короткие рукава”...
А Игорь Кондратюк однажды облачился в “классическое”, но расставаться с удобными, хоть и помятыми кроссовками не захотел. Но опытный оператор Александр Фукс отметил контраст, залез под стол и показал ноги Кондратюка всей стране. Из-за Фукса же первые лет десять все женщины обязаны были ходить на съемки в белых блузочках. Он ругал их за голые руки — в кадре они получались слишком здоровыми: “Что это за белые лебеди?!” — злопыхал Фукс.
— Мы наряды искали сами, — говорит Валентина Голубева. — После покупки платья до зарплаты я порой голодала... И вот Ворошилов мне вдруг заявляет: “А почему это Голубева сегодня не в декольте?” “Вы предоставьте — я надену”, — нашлась я. Владимир Яковлевич понял намек и перед следующей передачей повел нас в магазин. Но нам попалась фирма, которая шьет платья на маломерок: ни грудей у них не было, ни прочих форм... А у нас все дамы — пышные.
Кто ответил за козла
Ворошилов очень любил спецэффекты. Он даже создал специальную бригаду, которая буквально из-под земли доставала предметы для черного ящика.
— Для вопроса по стихотворению Ахматовой “Когда б вы знали, из какого сора...” требовалось достать полевой одуванчик. А на улице была зима... — говорит главный редактор “Ч?Г?К?” Валентина Андреева. — Когда мы заикнулись, чтобы отложить вопрос, Ворошилов посмотрел на меня в упор и закричал мне уничтожительно: “Вы ничего не можете! Даже вырастить одуванчик!” — в гневе он всегда переходил на “вы”. Нашли оранжерею, где нам в короткие сроки вырастили цветок. При этом одуванчик должен был быть в нужной кондиции — не с белой головкой, а желтенький...
Зрители иногда сами присылали бандероли для своих черных ящиков: “На моем столе стояла огромная коробка из-под телевизора — я открыла ее и встретилась взглядом с черными пустыми глазницами: внутри лежал натуральный череп коровы! В другой раз безумный телезритель прислал нам кирпич!” — смеется Андреева.
Для иллюстрации вопросов приносили экзотических животных: как-то решили, что на площадке может поприсутствовать и символ передачи — филин. Но когда ударили в гонг, птица втянула голову в плечи и упала с жердочки. Потом откачивали.
— Еще круче поступил один козел! — возмущается Валентина Андреева. — От зоопарка до Нескучного сада вел себя мужественно, пытался бодаться кручеными рогами. А как вывели его в зал — куча народа, все галдят... В общем, всю минуту обсуждения он пускал лужи... Знатоки в зале шарахаются, а наш редактор по полу ползает — только и успевает подтирать за козлом.
Ворошилов сам искал съемочный инвентарь: например, всем известный волчок с лошадкой он купил в магазине детских игрушек и приделал стрелку.
— Сначала волчок крутили знатоки. Я лично один раз в прямом эфире в отместку Ворошилову крутил волчок три минуты... — говорит Андрей Козлов.
“Но как Друзя вы ни садите...”
— Женщинам хрустальные совы не полагались: мужиков-то у нас большинство, кто же нам уступит! — сетует Валентина Голубева. — Несколько лет мы их в глаза не видели... Первой приз получила Марина Говорушкина. И то как: обычно лучшего игрока определяет магистр, посоветовавшись с господином Барщевским... А тут они разошлись во мнениях, и слово предоставили Людмиле Гурченко, которая заполняла у нас музыкальную паузу. Когда она назвала лучшей женщину, все зашептались, запротестовали: “Как это: у нас тот есть, у нас этот есть!..” Мне обе хрустальные совы тоже решили вручить не магистры — Друзь с Поташеывм, а спонсор!
Единственные представительницы слабого пола, которым сов выдал клуб, — Марина и Инна Друзь. Магистр игры Александр Друзь не постеснялся назвать имена дочерей... Про него в клубе вечно ходят пословицы: “Но как Друзя вы ни садите” или “Друзь в беде не бросит”. Магистр знает об этом и смеется от души.
Женская команда, которую возглавляет Валентина Голубева, появилась путем раскола: команда Сиднева, где было три дамы, неожиданно превратилась в чисто мужскую. Валентина Голубева, оставшись за бортом, решила собрать “брошенных” женщин. Особенную симпатию Ворошилов питал к красавице Елене Пальцевой. Один раз для иллюстрации вопроса Максим Поташев должен был выпить шампанское из женской туфельки. Обувь снял с Пальцевой — поставил прямо в нее рюмку. После съемок Елена рвала на себе волосы: “Мать же говорила: “Надень новые туфли”, — а мне было удобней в разношенных!..”
— Перед эфиром по кругу ходила фляжка с коньячком. — рассказывает Голубева. — С мужской командой Сиднева наши женщины сдружились и порой начинали “готовиться к игре” еще днем — в бане, под пивко.Саша Бялко обычно просил: “Мне безалкогольного”.
Новый год часто тоже справляли чуть ли не всем клубом, вместе с семьями — на квартире у Никиты Шангина в центре Москвы. Под елкой появлялся Дед Мороз — Александр Бялко с мешком. Все звали Снегурочку, и тут на “сцену” стремительными па вылетала Валентина Голубева с искусственной косой и пушистых варежках.
— Подарки делали сами: например, вспомнили один вопрос — в каком-то музее стоит рюмка от алкоголизма: если ее наполнить, кажется, что в ней плавают три мухи. Мне тогда подарили две спицы и клубок ниток с запиской: “Для тех, кто вяжет”. А Олегу Долгову — граненый стакан с нарисованными на дне мухами; прилагалась записка: “Для тех, кто не вяжет”.
Однажды пиршество в ресторане устроил Ворошилов. За столом общался только со своей женой и ушел первым, по-английски.