...Постепенно Новодевичье кладбище консервировалось, теряло статус некрополя. КГБ — после перестройки — более не опекает этот печальный “заповедник”. Нынче, как и повсюду в России, здесь царят рыночные отношения: плати за вход 30 рублей и проходи. Хотя, с другой стороны, непонятно, почему нужно платить за то, чтобы поклониться могилам Чехова, Булгакова или Шаляпина...
Ну что ж: заплатим и зайдем.
Территория, где расположено знаменитое Новодевичье кладбище, даже в начале XXI века сохраняет — как это ни странно — дух окраинной Москвы. В XVII столетии здесь были житницы Новодевичьего женского монастыря и подворья. Монахинь хоронили в монастырской ограде. А с начала XVIII века здесь же, в монастыре, разрешили хоронить именитых и богатых людей. К примеру, почти у самого входа в главный монастырский храм — поразительный по своей красоте и величию Смоленский собор — бросается в глаза помпезная усыпальница владельцев Трехгорной мануфактуры купцов Прохоровых.
Участки земли под захоронения в Новодевичьем стоили огромных денег.
В конце XIX века монастырь получил — сразу за южной своей стеной — еще два с половиной гектара земли под новое кладбище. Захоронения по православному обряду (с обязательным предоставлением справки об отпевании в одной из православных церквей) продолжались до 1918 года. Если помните, в первой главе “Доктора Живаго” Борис Пастернак описывает похороны матери главного героя. Скорее всего писатель имел в виду именно Новодевичье кладбище.
Однако к концу 30-х годов статус кладбища меняется. К этому времени здесь уже были похоронены Дмитрий Ульянов, Николай Подвойский, Георгий Чичерин и другие представители новой элиты — коммунистической.
Некоторые имена не слишком известны. Например — Таратута; между тем он был близким сподвижником Ленина, участвовал в экспроприациях и закладывал финансовую империю РСДРП...
С конца 30-х годов, возникла и новая установка в отношении Новодевичьего: отныне здесь могли быть похоронены только те, кто имел высокое общественное положение в советском обществе. Вроде бы эта установка имела даже письменное обоснование в виде решения Моссовета. Но приказы эти не сохранились: в октябре 41-го, когда возникла угроза сдачи столицы гитлеровцам, в Моссовете уничтожили секретные документы. К таковым были почему-то отнесены и документы по Новодевичьему кладбищу.
В 50-е годы прошлого столетия Новодевичье еще раз расширили: теперь оно занимает семь гектаров — около 15 тысяч захоронений. Кроме того — колумбарий, состоящий из семи тысяч урн.
Город мертвых.
Долгие годы проникнуть на кладбище было невозможно (кроме, конечно, родственников тех, кто там похоронен: они имели специальные пропуска) — город мертвых усиленно охранялся КГБ, чтобы похороненных там партийно-государственных деятелей нельзя было потревожить и после смерти. Правда, для особо избранных и иностранцев устраивались экскурсии, которые проходили по строго определенному маршруту с обязательным сопровождением “товарищей в штатском”. Любопытно, что при столь мощной охране сюда все-таки можно было просочиться из Новодевичьего монастыря — через его южные ворота, над которыми высится Покровская надвратная церковь. Об этом входе мало кто знал. Именно здесь, у южных монастырских ворот, Олег Пеньковский устроил один из своих тайников. После того как шпиона арестовали, ворота — по приказу КГБ — были закрыты наглухо.
Прогулка первая: “ЛИТЕРАТОРСКИЕ МОСТКИ”
В северной части знаменитого Волкова кладбища в Санкт-Петербурге похоронены замечательные русские писатели и поэты: Радищев, Белинский, Тургенев, Добролюбов, Салтыков-Щедрин, Писарев, Гаршин, Блок... Главная аллея этой части Волкова кладбища издавна выложена деревом: земля в Санкт-Петербурге болотистая. Отсюда и название — “Литераторские мостки”.
Свои “мостки” есть и на Новодевичьем. Как и на Волковом, здесь похоронены не только писатели и поэты, но и художники, композиторы, артисты. Впрочем, многие из них изначально были похоронены не здесь, а на кладбищах Симонова, Данилова и других монастырей. Перенос могил — традиция главным образом советского времени: по-видимому, таким образом большевистское руководство пыталось придать большее значение партийно-государственным захоронениям. Классический пример такого переноса — могила Николая Васильевича Гоголя, которая первоначально находилась на кладбище Данилова монастыря.
В своем завещании Гоголь просил не ставить памятник на его могиле. Изначально в Даниловом монастыре памятника не было. Он появился лишь на Новодевичьем, куда могилу Гоголя перенесли в начале 30-х годов минувшего века. На постаменте горделиво — золотом — значится: “От правительства СССР”. Зато все остальное, к счастью, сохранилось в первозданном виде. Решетка ограды — подлинная, работы замечательного скульптора Николая Андреева. Барельефы на решетке уникальны: считается, что они сделаны с прижизненного изображения Гоголя. Надгробная плита тоже подлинная. На ней выбиты слова ветхозаветного пророка Иеремии: “Горьким словом моим посмеюся”. Возможно, эту надпись выбрал для своей могилы сам Гоголь. Все прочее — мраморный постамент, часть колонны и бюст писателя, выполненный советским скульптором Томским, — изготовлено специально для мемориального Новодевичьего кладбища. Все это чужое: чужое имени Гоголя и его времени.
Судя по надписи на постаменте, заботиться об этой могиле следовало бы правительству Советского Союза. Однако до самого последнего времени никакой заботы не было в помине — сквозь камень прорастала сорная трава, а уникальная решетка в ужасающем состоянии. Сейчас в этом отношении кое-что изменилось в лучшую сторону, а рядом с памятником стоит табличка с надписью: “Реставрация, обследование, профилактика”. Впрочем, особо обольщаться не стоит — подобную табличку я видел здесь еще десять лет назад...
Напротив — большой участок, сплошь связанный с перезахоронениями. Причем памятники, судя по всему, были перенесены сюда не полностью. Совершенно очевидно, что на них должны были быть кресты. Однако из четырех надгробий — братьев Аксаковых, Веневитинова, Языкова и Хомякова (они перенесены сюда с кладбищ Симонова и Данилова монастырей) — крест присутствует только на могиле Хомякова. Все четыре захоронения — в явном забвении, они неухожены, вокруг нет даже простого цветочного бордюра, надгробия не промыты, покосились, и никого это не беспокоит.
Иностранцы, приходившие на Новодевичье, обязательно шли “к Булгакову”. Здесь похоронены Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна. Захоронение Булгаковых — совсем простое. На ней — внешне непритязательный камень, у которого есть, впрочем, своя особая история. Эту историю рассказывала сама Елена Сергеевна.
Еще не так давно на территории Новодевичьего кладбища находилась камнетесная мастерская (ныне на ее месте — еще один участок для захоронений). Там-то, в этой мастерской, Елена Сергеевна нашла камень — голгофу, которая ставилась обычно на православных могилах в подножие креста. Старый камнетес рассказал ей, будто эта голгофа из-под креста, изначально установленного на могиле Гоголя. Трудно сказать, насколько правдива эта история. Но Елена Сергеевна в нее верила. Ибо эта голгофа завершила мистическую и литературную связь с творчеством Гоголя, которая так ощутима в произведениях Булгакова.
Вообще же на кладбищенской земле порой происходят странные и труднообъяснимые соединения. К примеру, рядом с Гоголем похоронен одиозный советский писатель Малышкин, о котором весьма саркастически отзывался Булгаков. А могила самого Булгакова расположена как раз напротив захоронения Станиславского; об их взаимоотношениях при жизни можно судить по “Театральному роману”. Могила же Станиславского — подавляюще огромная и роскошная. Это почти царственное захоронение, по своим размерам оно уникально даже для Новодевичьего.
Всю свою творческую жизнь Константину Сергеевичу удавалось сохранять в глазах советского руководства очень высокий авторитет — и собственный, и МХАТа. Станиславский стал символом советского театрального искусства. Семейный участок Станиславских на Новодевичьем — дань государственного уважения МХАТу в лице его главного режиссера. Впрочем, не будем забывать, что он создал новый театр, русско-советский. Какой он, этот театр, его плюсы и минусы — разговор особый. Но как бы мы ни стремились к переоценке всего и вся, игнорировать вклад Станиславского в театральное искусство было бы затруднительно.
...Некоторые захоронения украшены искусственными цветами, которые омерзительно выглядят на “простосмертных” кладбищах. Но здесь, на Новодевичьем, они составляют часть декора. Именно такие цветы лежат на совершенно заброшенной могиле великого русского художника Исаака Левитана.
Неподалеку — могила Марии Николаевны Ермоловой. Согласно завещанию, она была похоронена в ее родовом селе Ладыгино. Перенос осуществлялся в апофеозе огосударствления. Изумительный надгробный памятник: автор скульптурного изображения — Вера Мухина.
Многие памятники Новодевичьего, которые можно отнести к лучшим произведениям мемориальной скульптуры, созданы Мухиной, Меркуловым и Шадром. Мы знакомы с совсем другими их произведениями — так сказать, “революционно-классовыми”, такими, как “Рабочий и колхозница” той же Мухиной. Здесь они предстают перед нами в совершенно другой ипостаси — прекрасными, утонченными скульпторами. Вот чуть дальше — могила Леонида Собинова. Над ней созданный Мухиной мраморный “Умирающий лебедь”, навеянный, конечно же, Сен-Сансом — истинный шедевр. Однако мрамор — грязный, причем очистить его невозможно. Дело в том, что дворницкая рука попросту снимет защитный слой, и тогда скульптура неизбежно разрушится. В такой стадии “сохранности” необходимы реставрационные работы.
Еще немного дальше — прекрасный памятник знаменитому дрессировщику Дурову работы Ивана Шадра. Это тот самый Шадр, которого мы по преимуществу знаем как автора скульптурной композиции “Булыжник — оружие пролетариата”. Над ней можно иронизировать, но не следует забывать, что Шадр, как и любой художник во все времена, работал в том числе и на заказ. Над Дуровым — от души, над “Булыжником...” — прежде всего стремясь угодить властному заказчику...
Как бы в центре “Литераторских мостков” — единственная сохранившаяся на Новодевичьем кладбище часовня. Притом что когда-то часовни были одной из главных форм захоронений в России: наш климат не позволяет сохранить надгробный памятник иначе как в часовне — наши предки прекрасно это знали. Единственная часовня Новодевичьего стоит над могилой Николая Чайковского — младшего брата Петра Ильича. Часовня в ужасающем состоянии, причем уже давно, и нет уверенности в том, что она сможет простоять еще хоть пару лет. Цоколь изъеден ржавчиной, витражи выбиты, грязь и ржавчина покрывают всю металлическую поверхность. А ведь она должна фиксировать фамильный участок и сохранять надгробие. Еще одна ушедшая русская традиция...
Отсюда начинается небольшая “композиторская” аллея. Она — искусственная, по приказу высокого начальства аллеи на Новодевичьем создавались по профессиональному признаку — “литературная”, “музыкальная”... То же и с “композиторской”: могилы переносились сюда с других кладбищ. Здесь похоронены Танеев, Рубинштейн, Игумнов и Скрябин. Но если в случае с Хомяковым или, скажем, с Аксаковым надгробные памятники переносились в их первозданном виде, то подлинность композиторских надгробий вызывает резонные сомнения. В частности, бюст Рубинштейна на его могиле изготовил скульптор Рудаков, который — по государственным заказам — сделал для Новодевичьего не менее двух десятков бюстов. Памятник работы Рудакова означает, что он не подлинный, сделан не по заказу семьи и что могила была перенесена сюда с другого кладбища.
...И в заключение “Литераторских мостков” — вальяжно раскинувшийся на кушетке Федор Иванович Шаляпин.
Его останки были перенесены сюда с Батиньольского кладбища в Париже ровно двадцать лет назад, в 1984 году, — после длительных переговоров с французским правительством и потомками певца. Могила Шаляпина на Новодевичьем оформлена помпезно — с роскошью, граничащей с дурным вкусом. Памятник работы скульптора Елецкого, выполненный по знаменитому рисунку Коровина из огромной цельной глыбы мрамора, необычайно дорог. И это единственное, что можно о нем сказать.
Согласно замыслу советских идеологов, захоронение Шаляпина в Москве должно было придать Новодевичьему кладбищу статус международного некрополя. Но из этого ничего не вышло.
Между прочим, на парижской могиле Шаляпина значилось: “Великий сын земли русской”. На Новодевичьем этих слов почему-то нет.
Прогулка вторая: “АЛЛЕЯ ГЕНЕРАЛОВ”
Те, кому в советские времена удавалось проникнуть на Новодевичье кладбище, прежде всего устремлялись к могиле Надежды Аллилуевой — жены Сталина, покончившей с собой в 1932 году. Здесь же похоронены многие из тех, кто был когда-то у кормила власти в СССР. Одно из последних таких захоронений — Вячеслава Молотова. По-видимому, для всех этих людей важно было и после смерти оказаться вблизи места, “освященного” именем генералиссимуса. Кстати, кроме Аллилуевой в этой земле похоронен и Василий Сталин — сын вождя.
Именно здесь начинается “Аллея генералов” — тех, кто был генералами жизни и армии.
Фигурами в полный рост и бюстами в генеральских погонах со всеми многочисленными орденами и регалиями уставлены многие участки Новодевичьего кладбища. Среди них есть памятники и тем, кто, не имея никаких воинских званий, отдали свои жизни Победе в Великой Отечественной войне. Один из таких памятников — Зое Космодемьянской.
Ее прах был перенесен сюда из Подмосковья. Здесь же лежат ее брат и мать, Любовь Тимофеевна. Командир партизанского отряда, в котором была Зоя, как-то рассказал страшную историю, связанную с ее матерью. В опознании тела погибшей девушки участвовали ДВЕ женщины, обе они называли Зою своей дочерью. Любовь Тимофеевна смогла тогда доказать свое материнство, показав особые приметы на теле замученной и к тому времени уже более года мертвой дочери...
Напротив памятника Зое Космодемьянской — надгробие над могилой Председателя Совета Министров СССР Николая Булганина. Чаще всего на Новодевичьем сначала хоронили родителей партийно-государственных деятелей или их репрессированных (впоследствии реабилитированных) жен — жену Молотова, Калинина... Правда, Калинин был потом похоронен у Кремлевской стены, а Молотов — здесь, рядом с женой. Вероятно, какая-то странная и очень тонкая нить связывает эти захоронения с женским Новодевичьим монастырем.
То же — и в случае с Булганиным. Изначально здесь были похоронены его родители, над их надгробием — крест, которого в этой части кладбища практически не увидишь. А затем появился помпезный памятник самому Булганину. Он явно выполнен за счет государственной казны из очень дорогих материалов, однако художественная ценность его невелика: изображение больше всего напоминает газетную фотографию.
Вообще же Новодевичье кладбище всегда было для москвичей заповедным и даже потаенным местом. Связано это было с тем, что и без того практически недоступное для простых смертных, в какие-то дни это кладбище напоминало осажденную крепость. В эти дни на могилу Надежды Аллилуевой приезжал Сталин. Позже, при Брежневе, все повторялось, когда сюда на могилу своей жены приезжал Косыгин.
Недоступность Новодевичьего, овеянность его всевозможными слухами, связанными с наездами сюда Сталина, Косыгина и других высших государственных чинов, — все это приводило к тому, что кладбище обрастало еще большими легендами. Ведь даже дорога вдоль кладбищенской стены значилась “правительственной трассой” и охранялась соответствующим образом. Когда на Новодевичьем похоронили Хрущева, это дало толчок новым слухам: о том, как якобы оскверняют его могилу и даже разрушают памятник. Но это были не более чем слухи.
Поначалу в советское время на Новодевичьем была лишь одна точка всеобщего притяжения: могила Аллилуевой, освященная приездами сюда — не слишком, впрочем, частыми — Сталина. Она стала неким центром, вокруг которого возникали захоронения соратников вождя. Второй — и последний — партийно-государственный центр Новодевичьего образовался вокруг могилы Хрущева.
Но особенно много здесь памятников, изображающих людей в военной форме. А вот крест — привычный атрибут кладбищенского пейзажа — встречается очень редко. Дело не только в том, что подавляющее большинство этих людей при жизни были атеистами. Изначально русские кладбища создавались на освященной земле: на погосте вокруг церкви или на территории монастыря. Поэтому крест в надгробии не был обязательным. И только после того как по указу Петра I начали возникать городские кладбища (на них тоже были церкви, но вся земля принадлежала городу), на надгробиях появились кресты. В какой-то мере они были поздним исповеданием веры русского человека, который порой за свою жизнь был в церкви лишь дважды: на собственном крещении и на своем же отпевании.
Впрочем, поначалу, и на городских кладбищах крестов тоже было немного. Пушкин как-то описал городское кладбище Петербурга, ни словом не упомянув о крестах, хотя обычно детали в пушкинской поэзии отточены до мелочей. Он выхватывал самые типичные формы надгробий ХIХ столетия: “праздные урны”, “мелкие пирамиды”, “безносые гении”... Все это вполне согласуется с тем, как должно было в то время выглядеть столичное — петербургское или московское — сановное кладбище. Урна, к примеру, предназначена для пепла. Но в России не кремировали, урны стояли пустые — “праздные”. Их крали с надгробий (Пушкин написал и об этом), потому что они изготавливались из очень дорогих материалов. Еще одна иронически точная пушкинская деталь: “мелкие пирамиды”. Пирамида — символ деяний фараона, но не каждый человек поднимается в своей жизни до величия египетских пирамид.
Подметил Пушкин и некоторое однообразие надгробных памятников, присущее, вероятно, его времени. То же однообразие царит и в “Аллее генералов” на Новодевичьем. Судя по всему, памятники изготавливались с парадных фотографий, надежно передававших портретное сходство. При этом никакого иного видения жизни или судьбы ушедших людей как бы не существовало. ХIХ век предлагал для тех же целей три или четыре набора неких общих характеристик. Ему на смену пришел советский ХХ век с его прагматическим надгробием, которое довольно точно передает, как выглядел наш соотечественник в своем парадном мундире. Одну банальность мы заменили на другую. Но банальный подход ХIХ века обладал мировоззренческой широтой. Захоронения же советского периода на Новодевичьем отличаются друг от друга по большей части лишь дороговизной материала.
Одно из немногих исключений — надгробие на могиле Никиты Сергеевича Хрущева, которое создал знаменитый скульптор Эрнст Неизвестный. Сочетание белого и черного мрамора подчеркивает — по замыслу автора — дуализм личности. Можно выбрать одну сторону, только черную или только белую, но при этом истинный облик Хрущева будет искаженным. Голова узнаваема, но это не фотография: скульптурное изображение, выполненное Неизвестным, — образ лидера страны, созданный советской пропагандой. Но при этом бронзовое лицо Хрущева — с мягкой отеческой улыбкой...
Любопытно, что именно Неизвестный попался под горячую руку Хрущеву на той знаменитой выставке в Манеже, где были собраны работы художников и скульпторов, которых позднее назвали нонконформистами. Хрущева привезли туда намеренно: ожидалось, что вождь вспылит, после чего можно будет — с высочайшего одобрения — громить отступивших от “генеральной линии” в искусстве. Ожидание оправдалось полностью: Хрущев орал, плевался, ругался матом и топал ногами. Единственный, кто позволил себе спорить с вождем, был Эрнст Неизвестный.
Любопытно и то, что именно ему, Неизвестному, близкие Никиты Сергеевича заказали надгробный памятник. И в конце концов все-таки его установили, несмотря на длительное противодействие партийных и прочих органов.
Помимо работы Эрнста Неизвестного на Новодевичьем есть еще немало поистине прекрасных памятников, в которых переданы боль и трагедия. Один из них создан замечательным скульптором Вадимом Сидуром. Его удивительная способность — вписать в небольшое и в общем-то казенное пространство, заставленное дорогими монументами, скорбную и в какой-то мере абстрактную фигуру с разорванной грудью — свидетельствует о великом таланте. Памятник словно бы не имеет отношения к конкретному человеку, он просто обозначает место скорби. И лишь заметив лежащую в некотором отдалении плиту и прочитав надпись на ней, мы понимаем, что здесь похоронен академик Игорь Евгеньевич Тамм...
Некоторые “военные” надгробия — несмотря на их единообразие — производят ошеломляющее впечатление. К примеру, на могиле маршала связи: мраморный человек в парадной форме и при всех регалиях стоит, вытянувшись и прижав к уху телефонную трубку. Не иначе как звонок из Кремля принимает... На другом надгробии — вполне реалистическая модель танка...
Та же “служивость” присутствует и в более поздних по времени надгробиях — даже там, где этого можно было бы избежать. Таков, к сожалению, памятник замечательному радиодиктору Юрию Левитану. Он — “от Гостелерадио СССР”: из дорогого материала, с микрофоном и “радиоволнами”. А изображение Левитана менее всего похоже на живого человека. Скорее — на фотографию со служебного пропуска.
Из дорогого материала создан и другой памятник — многолетнему министру культуры СССР Екатерине Фурцевой. Над изображением ее лица работал знаменитый советский скульптор Лев Кербель. За свою многовековую практику скульптура научилась придавать значительность самым ничтожным людям. Есть она и в памятнике Фурцевой, хотя в целом он не лишен некоторого изящества. Кербель подчеркнул волевую устремленность министра, лицо Фурцевой властное и, может быть, даже недоброжелательное. Она — все тот же служивый человек, хоть и не в военной форме. Активно сосредоточенное лицо не должно — по советским представлениям — вызывать ощущение некрасивости или агрессивности. Это лицо человека, который “верно служил Отечеству”.
В конце прогулки по “Аллее генералов” я вновь вышел к точке всеобщего притяжения — памятнику жене Сталина, Надежде Сергеевне Аллилуевой. Ее могила — в том же запустении, что и многие другие на Новодевичьем. Между тем памятник, созданный Иваном Шадром, очень тонкой работы. Хороший благородный мрамор, герма увенчана изящной, точно переданной головой Надежды Сергеевны и ее рукой. Только очень большой художник мог добиться такого сочетания биографичности и отвлеченности. Кстати говоря, это — копия скульптуры Шадра, подлинник хранится в Третьяковской галерее. Шедевры-подлинники, остающиеся на Новодевичьем, обречены на постепенное умирание.
А неподалеку от могилы Надежды Аллилуевой — памятник долгожителю советской политики Анастасу Микояну: огромный и помпезный. В нем абсолютно утрачены истинная соразмерность и представление о том, что дорогое надгробие — вовсе не последняя точка в табели о рангах. Могила Аллилуевой — и скромнее, и человечнее. Впрочем, еще Пушкин говорил: “Это бывало всегда”...