Вначале мы не поверили.
Но оказалось, это не шутка.
Многие годы Михаил Горбачев хранит тайну, разглашение которой раньше могло бы поставить крест на его карьере. Политической. Но даже после отречения отец перестройки так и не решился рассказать народу всю правду о себе. Отныне же генсеку больше не придется ничего скрывать…
Житель подмосковного Ликино-Дулева Михаил Галкин передал редакции уникальную фотографию, которую мы публикуем. Как утверждает этот человек, крайний слева на снимке — будущий Президент СССР, а крайний справа — он, Галкин. Командир Горбачева.
До сих пор считалось, что Михал Сергеич сугубо штатский человек, никогда не служивший в армии. Однако Галкин утверждает, что тянуть солдатскую лямку ему все же довелось. Правда, впоследствии, как только Горбачев начал продвигаться вверх, факт этот был разом засекречен.
И не потому, что службу он проходил в каком-то сверхтаинственном, закрытом подразделении. Скорее наоборот. В армии он был...
— Начальником продсклада, — рассказывает его тезка Галкин. — Да-да. Я ничего не путаю. Спутать это невозможно... Потому-то, наверное, и пребывание его в армии всегда замалчивалось. Стеснялся. Он ведь не подвиги совершал, а заведовал крупами, консервами и колбасами.
Подтвердить слова Галкина документально невозможно. В архивах до этого не добраться. Зато можно взять любой справочник с биографией Горбачева и при внимательном изучении найти там пробел. Странно, почему до сих пор никто не обращал внимания на неувязку в датах.
Горбачев родился в 1931 году. В 1948-м, семнадцатилетним, был награжден орденом Трудового Красного Знамени, как знатный комбайнер. В 1950-м поступил в МГУ. То есть студентом он стал в 19 лет.
Но ведь Горбачев не был второгодником. Напротив, школу он закончил с серебряной медалью.
Куда же девались два лишних года? Трудно представить, чтобы орденоносец с такой блестящей биографией, медалист, мог поступить в МГУ лишь с третьего захода!
— Стоп-стоп-стоп… — неожиданно смекаю я. — Но тогда, получается, Горбачева призвали в 17 лет. Могло ли такое случиться?
— Могло, — уверяет Галкин. — Меня тоже забрали 17-летним, в 1944 году. Сперва я попал в Псковскую область, в запасной полк, где прослужил до самой Победы. Потом полк расформировали, нас отправили кого куда. Меня в Польшу. Там перебрасывали из города в город: Вейхерово, Лауэнбург, Штольп… Наконец я оказался в Щецине (немецкое название Штеттин). Он стоит близ Балтийского моря, у впадения реки Одер.
Еще в запасном полку за хороший почерк Галкина назначили писарем. Потом везде, куда он попадал, смотрели: а, был писарем, нам тоже такой нужен. Писарь — какой-никакой, а уже начальник, поэтому в Штеттине его заодно назначили командиром хозяйственного отделения. Дивизионный склад службы ОВС и ПФС (обозно-вещевого и продовольственно-фуражного снабжения) находился в порту.
— Там я впервые и увидел Горбачева, — вспоминает Галкин. — Он был одним из трех рядовых, которые стали моими подчиненными. При знакомстве я их выстроил и приказал назвать фамилии. Начальник вещевого склада Карпук (на фото он с аккордеоном) сорвал с Горбачева пилотку: “Товарищ командир, смотрите, что у него”. На остриженной голове виднелись два родимых пятна.
Горбачев отобрал пилотку и пошутил: это, мол, значит — он будет большим человеком. Карпук подтвердил: точно, у Горбачева уже есть орден! А третий, кто на фотографии между ними, — помощник начальника промсклада Михаил Захаров. Тоже не простой смертный. Впоследствии он стал депутатом Верховного Совета и яростным противником генсека…
Но все это будет потом, а тогда все жили в одной комнате. На койках лежали зеленые одеяла с двумя полосками (у Галкина и сейчас такое). Утром расходились по местам, здание было огромное. В обязанности Горбачева входило отпускать старшинам крупу, колбасу и сыр. В голодное послевоенное время — очень завидный участок службы.
— Попасть на такие должности, как у нас, можно было лишь за какие-то заслуги, — объясняет Галкин. — У меня был хороший почерк. У Горбачева — орден. Ну не могли его с такой большой наградой отправить в пехоту ползать с винтовкой по грязи! К тому же Горбачев был комсомольским секретарем, как и раньше, когда он работал на машинно-тракторной станции. Рассказывал о мудром руководстве товарища Сталина, о том, как генералиссимус заботится о Вооруженных силах и народе.
По словам Галкина, Горбачев вспоминал, как однажды, для наглядности достижений советской власти, он увел с урока весь класс на открытие оросительного канала из Кубани в реку Егорлык. (Название Егорлык вспомнилось Галкину много лет спустя, когда он услышал имя горбачевского соратника Егора Лигачева.)
— О чем еще, кроме подвигов советской власти, рассказывал Горбачев? Может, что-то личное?
— Нет, на другие темы он особенно не разговаривал. Даже про посевную не вспоминал. Душой отделения был Карпук. Он любил повеселиться и частенько удирал в самоволку. Возвращался на рассвете, а это пахло трибуналом.
Кому, как не комсомольскому секретарю, воспитывать нарушителя? Но распекал его Галкин. Горбачев отмалчивался. Он вообще никогда не вставал ни на чью сторону.
— На службе он особо из кожи вон не лез, — отмечает Галкин. — Хотя, возможно, он просто побаивался Карпука, тот все припоминал ему один случай. Хитро поглядывая на Горбачева, говорил: “Да я насчет филижанки…” Михал Сергеич мгновенно менялся в лице.
— Что же вгоняло будущего генсека в краску?
— Однажды, когда мы вчетвером вышли в город, к нам подошел поляк. Понять его смог только Карпук, он откуда-то знал польский. Они стали что-то оживленно обсуждать. Наконец Карпук подмигнул нам и ушел, а вернулся лишь под утро… с батоном. Мы изумились: батон стоил 30 злотых, а солдат получал 25 в месяц. Оказалось, это плата за услугу.
— За какую такую услугу?
— Ну… Жене поляка... Как бы это сказать? В общем, захотелось клубнички. Вот мужик и выбрал самого красивого среди нас.
Рассказ Карпука встретили хохотом. Батон съели, Галкин в тот раз не стал объявлять нарушителю наряд вне очереди: все-таки братскому народу надо помогать. А вскоре после того случая Горбачев принес откуда-то чашку, по-польски “филижанку”. Сказал, подарили. “За что?” — допытывались сослуживцы. — “Просто так”. — “Ну да, рассказывай…”.
— Потом Карпук отличился еще больше, — откровенничает Галкин. — Как-то мы заметили, что он собирает вещмешок: в отпуск на родину, говорит, уезжаю. Мы не поверили: за что начальство стало бы поощрять вечного нарушителя? Но Карпук не врал…
Оказалось, когда он был в комнате, неожиданно зашел командир части, никогда раньше не заглядывавший. Он напустился на Карпука: почему днем лежишь на койке, кто такой?
Выяснив, что Карпук служил на складе вещей, командир приказал: “Делать нечего — вещи считай, чтоб не пропали”. Когда Карпук отрапортовал, что он все сосчитал, полковник вдруг спросил: “А сколько в сапоге гвоздей?” — “Двадцать семь, товарищ командир!”.
Еще бы ему было не знать: подметки на полке вечно торчали перед глазами. Полковник проверил… и объявил отпуск за отличную службу.
Карпук уехал, а Горбачев несколько дней ходил задумчивым, потом спросил у Галкина линейку. Одновременно она понадобилась лейтенанту Козлову, он что-то на ней записал.
— Я побежал к Горбачеву и вижу, тот ходит между полками и все измеряет, — живописует Галкин. — Не иначе, готовился на случай, если спросят длину колбасы или диаметр сыра…
В конце лета начальник склада вызвал Галкина: “За примерную службу хотим тебя повысить. Будешь писарем отделения”.
— Вскоре я расстался с этими троими, — говорит Галкин. — По писарской линии двигался и дальше, дослужился до штаба корпуса. В июле 1951-го демобилизовался.
— Встречались потом с бывшими сослуживцами?
— Никогда. В следующий раз я увидел Горбачева только по телевизору. О Карпуке ничего не знаю. Захаров живет в Москве, на Рублевке, преподает в институте. Давно подумываю, не съездить ли к нему или к Горбачеву. Ничего мне от них не нужно, просто вспомнили бы, как служили. Но сомневаюсь… Конечно, к старости человеку воспоминания становятся дороже, но получится ли разговор? Гляну вечером в окно: на фабрике светятся лишь несколько этажей, остальные темные. До горбачевских перемен фабрика работала в полную силу. Так поймем ли теперь друг друга? Жизнь у нас была разная, полвека с лишним прошло…
Судьба разбросала двух Михаилов. Горбачев всемирно известен, ни в чем не знает нужды. О существовании же Галкина мало кто догадывается. Он работает… простым мусорщиком: пенсия Михаила Алексеевича чуть больше, чем цена одной пиццы, которую рекламирует теперь Горбачев.
Фотографироваться в рабочей одежде Галкин наотрез отказался, а жаль. Какой колоритный вышел бы снимок: он с мусорным ведром и с палкой (на конце гвоздь для собирания бумажек), в замызганной робе, на голове вязаный остроконечный колпак.
Я искренне надеюсь, что эта публикация попадется на глаза Михаилу Сергеевичу, и — чем черт не шутит — может, вспомнит он о своих сослуживцах и захочет с ними увидеться.
Р.S. Перед публикацией мы связались с “Горбачев-фондом”, дабы сам Михаил Сергеевич прокомментировал рассказ Михаила Галкина. Нам ответили, что на подобные вопросы Горбачев отвечать не будет. “Пишите, как считаете нужным, — заявил сотрудник пресс-службы Владимир Поляков. — За свою жизнь Михаил Сергеевич прочитал про себя столько всяческих мифов и слухов, что появление нового вряд ли его удивит”.