Его звали Державником — за ясный государственный ум и почти неограниченную власть. Он, Алексей Николаевич Косыгин, — премьер-министр СССР, идеолог экономических реформ, советский Броз Тито — и впрямь был полудержавным властелином — от руководителя страны его отделяла всего одна ступень. На которую он так и не поднялся.
Косыгин, как некогда Пушкин, мог бы сказать: “Видел я трех царей” — Сталина, Хрущева и Брежнева. И при каждом правителе он принципиально не занимался политикой.
В памяти советских людей он остался сдержанным, угрюмым, даже мрачным человеком — на его лице никто никогда не видел улыбки. “Это потому, что дед в четыре года лишился матери и вырос без женской ласки”, — говорит внук советского реформатора Алексей Джерменович Гвишиани, сын его единственной дочери Людмилы Косыгиной-Гвишиани.
А еще Алексей Николаевич, по словам его внука, обожал манго, фирменно варил уху, преклонялся перед своей домработницей, обладал уникальными математическими способностями и всю жизнь любил только одну женщину — свою жену Клавдию.
Алексей Николаевич Косыгин — единственный из высших руководителей страны, который работал при Сталине, Хрущеве, Брежневе и о котором в народе сохранилась добрая память. Его величали Державником, потому что превыше всего для него были интересы страны. На протяжении 16 лет он был Председателем Совета Министров СССР. Его окрестили советским Броз Тито — идеологом и претворителем экономических реформ в СССР.
21 февраля Алексею Николаевичу Косыгину исполнилось бы 100 лет. Он не вел дневников, редко писал личные письма. На пенсионный период, когда обычно обращаются к мемуарам, ему не отпущено было времени. Накануне круглой даты о своем легендарном деде мы попросили рассказать его внука — Алексея Джерменовича Гвишиани, профессора, доктора физико-математических наук, заместителя генерального директора Объединенного института физики Земли РАН.
Персоналии “большого театра товарища Сталина”
— Сталин был режиссером в становлении феномена Косыгина-политика?
— Накануне войны Сталин распорядился найти за пределами Москвы перспективных молодых руководителей. В январе 39-го Косыгин был переведен из Ленинграда в Москву и назначен наркомом текстильной промышленности, а через год — в 35 лет — стал заместителем председателя Совета народных комиссаров и погрузился в совершенно новый для него “большой театр товарища Сталина”. Косыгин избегал чисто партийной работы и делового общения со спецслужбами. После успешного проведения денежной реформы 1948 года и отмены карточной системы распределения продуктов питания Косыгин становится министром финансов в правительстве Сталина.
“Надо сказать, что у некоторых руководителей партии и государства были причины для недовольства Косыгиным, — вспоминал зять Косыгина Джермен Гвишиани, действительный член Академии наук СССР. — Началось с того, что однажды на заседании Политбюро Сталин учинил разнос. “Мне прислали списки с продуктовых баз, — говорил он, — в которых указано, сколько продуктов расходуется в семье Молотова, Кагановича, Микояна… Это просто возмутительно — вместе с ними кормится и охрана, и вся обслуга. Поручим Косыгину разобраться с этим, пусть внесет предложения, чтобы ввести жесткий лимит”. Недовольство членов Политбюро пало на голову Алексея Николаевича”.
— Сталин умер, во главе страны оказался Хрущев — человек крайних суждений и авантюрных решений. Косыгин был сторонник взвешенных решений. Как они умудрялись столько лет вместе работать?
— Они оба прошли суровую школу работы со Сталиным. Я думаю, что окончательно неприятие Косыгиным Хрущева созрело в октябре 1962 года, во время Карибского кризиса. Летом по приказу Никиты Сергеевича на Кубе были установлены и замаскированы ракеты средней дальности СС-4, дальность поражения которых захватывала столицу США — Вашингтон. 19 октября военный флот США начал блокаду острова Кубы, чтобы не допустить туда новых поставок советских военнослужащих и техники. В ответ Хрущев принимает еще одно авантюрное решение: советские ракеты приводят в боевую готовность… Среди тех, кто спас мир от ядерной катастрофы, — президент США Джон Кеннеди, его брат — министр юстиции Роберт Кеннеди и другие.Только через много лет Косыгин рассказал в узком кругу, что был одним из тех, кто настоял на эвакуации ракет с Кубы.
Освободить Хрущева предложил Брежнев. Хорошо помню, как в феврале к деду на дачу приехали Леонид Ильич и Виктория Петровна Брежневы. После ужина бабушка и Виктория Петровна остались пить чай в гостиной, а дед с Леонидом Ильичом отправились на прогулку. Думаю, что тогда и был впервые поставлен перед дедом этот вопрос. Косыгин не колеблясь присоединился к оппозиции, возглавляемой Сусловым и Брежневым. Ему был поручен важнейший момент в подготовке смещения Хрущева — разговор с министром обороны Малиновским.
— Говорят, Леонид Ильич завидовал популярности Косыгина?
— Брежнев и Косыгин проработали 20 лет. Были на “ты”, называли друг друга по имени: Леонид и Алексей. Вскоре Косыгин перестал удивляться тому, что вносимые им в Политбюро проекты решений утверждаются и подписываются Брежневым без обсуждений. Используя такую ситуацию, в середине 1965 года он ликвидирует введенные Хрущевым совнархозы и вносит предложение о проведении экономической реформы. Но чего дед не мог понять и принять — отсутствия у Брежнева достаточного интереса к делу как таковому.
“Брежнев всячески старался дискредитировать деятельность Косыгина, — считал Михаил Смиртюков, 25 лет проработавший управляющим делами Совета Министров СССР. — Дело было скорее всего в зависти к растущему авторитету Косыгина, его эрудированности и профессионализму. Однажды в составе правительственной делегации Косыгин посетил Вьетнам. На обратном пути, пролетая над территорией Китайской Народной Республики, он отправил телеграмму премьеру Государственного Административного Совета Китая Чжоу Эньлаю с пожеланиями благополучия и мира всему китайскому народу. Не прошло и десяти минут, как поступила ответная телеграмма, в которой Чжоу Эньлай поблагодарил Косыгина и высказал пожелание, чтобы самолет с советской правительственной делегацией приземлился в Пекине. Косыгин согласился. В то время отношения между Советским Союзом и КНР, во многом по вине Хрущева, были весьма напряженными. Встреча Косыгина и Чжоу Эньлая в Пекине прошла успешно. Об этом поздно вечером в последнем информационном выпуске новостей сообщило наше телевидение, причем с показом видеосъемки событий. Когда же на следующий день я поздравил Алексея Николаевича, он помрачнел: “Мне ночью звонил Брежнев, и ничего, кроме упрека, за сообщение по телевидению и особенно за показ видеосъемок я не получил”.
“Жена — это судьба”
— Со стороны Косыгин производил впечатление угрюмого и замкнутого человека...
— Его суровость я определил бы как собранность. А некоторую сухость в отношении с людьми я бы связал с тем, что Алексей Николаевич рос без матери. Матрона Александровна умерла, когда ему не было и четырех лет. Его, старшего брата Павлика и сестренку Марусю Николай Ильич Косыгин воспитывал один. Детство у деда было достаточно обеспеченное материально, наполненное суровой мужской дружбой и взаимовыручкой, но лишенное материнской ласки.
Когда друг семьи Теодор Ойзерман при личном знакомстве увидел Косыгина улыбающимся и заметил, что он не похож на свои портреты и фотографии, Алексей Николаевич искренне удивился: “Я никогда не задумывался над тем, как выгляжу со стороны…”
— При разработке пятилетних планов Косыгин, случалось, не прибегая к счетной технике, обнаруживал ошибки, допущенные целым коллективом… Все поражались феноменальной памяти Алексея Николаевича и его способности к вычислениям.
— Он учился в коммерческом училище, где будущих финансистов учили особым приемам устного счета. Способность быстро, в уме, оперировать числами, извлекать корни, вычислять проценты сохранилась у Косыгина на всю жизнь. Я не раз говорил, что Алексей Николаевич родился не в свое время. Ныне он бы мог стать новым Фордом или Рокфеллером...
Друг семьи Татьяна Федорова, начальник управления Московского Метростроя, вспоминала: “На одном из торжественных заседаний в Кремлевском Дворце съездов Косыгин должен был делать доклад. Когда вышел на трибуну, раскрыл папку с текстом, понял, что взял с собой очки не для близи, а для дали. И тогда он сделал доклад… по памяти, ни разу не остановившись, благо что готовил его сам”.
— Косыгин был неприхотлив в еде?
— Наоборот, прихотлив; другое дело, что он очень мало ел, никогда не переедал. У него был изо дня в день один и тот же завтрак: овсяная каша, творог, хлеб или тосты с маслом, крепкий чай. Знаю, что он очень любил уху, которую сам нередко на костре и готовил. А еще обожал… манго. Этот чудо-фрукт он впервые попробовал во время визита в Индию. Потом ему коллеги и друзья привозили манго из-за границы.
“В командировках, поездках на какой-нибудь объект или предприятие нас обычно приглашали перекусить, — вспоминал Анатолий Прохоров. — Заходим в ресторан или столовую — там уже все накрыто бог знает на сколько персон. Всего в изобилии. Алексею Николаевичу это не нравилось. “Нет, — говорил он. — Я чашку чаю — и поехали. Все!”
Любимым его напитком был чай. Причем из простого самовара, чтобы с дымком. У Косыгиных всегда ставили угольный самовар. Придешь, бывало, к Алексею Николаевичу, а он предлагает после осмотра: “Чайку, Анатолий Николаевич?” И из кипящего самовара наливает. Чай такой горячий, что и стакан в руку не возьмешь. А ему хоть бы что — пьет, да еще посмеивается: “Разве чай можно пить холодным?” К чаю обычно подавали сладкую сырковую массу, варенье или джем”.
— Алексея Николаевича и его жену Клавдию Андреевну все считали удивительно гармоничной парой. Они были дружны?
— Есть хорошее выражение: “Любовь — это не когда двое все время смотрят друг на друга, а когда они смотрят вместе вперед”. Это сказано про них. Бабушка была сибирячка, из достаточно обеспеченной семьи. Познакомились они с дедом, когда Алексей приехал в Восточную Сибирь организовывать потребительские кооперативы. В 1927 году они поженились, а через год, в Киренске, у них родилась дочь Людмила. Когда среди кооператоров начались репрессии, Алексей, оставив в Сибири большой дом и участок, приехал с женой и дочкой в Ленинград. Надо сказать, Алексей Николаевич всю жизнь обладал природным даром хорошо “ориентировать” себя по отношению к происходящим вокруг него событиям. В Ленинграде он не пошел на выделенное ему место на факультете потребительской кооперации, а решил стать инженером-текстильщиком. Когда Алексей начал учиться и в семье не стало хватать денег, подставила свое плечо Клава. Она пошла работать бухгалтером в плавающие мастерские в Кронштадте. Работа была непростая, требующая иногда многодневных плаваний, но достаточно хорошо оплачиваемая. На старших курсах института Алексей уже подрабатывал мастером на фабрике, потом очень быстро стал начальником цеха, директором. Клава ушла с работы и больше нигде никогда не работала. Всю жизнь она посвятила мужу, его интересам. Остроумная, неунывающая, смешливая, она компенсировала несколько жесткий, а иногда и угрюмый нрав Алексея, создавая ему некоторую беззаботность в доме. Косыгин всегда стремился домой, где было хорошо и весело.
Спустя годы на даче в Крыму Сталин спросит у Клавдии Андреевны, как она представляет себе роль жены, ее предназначение, и она ответит: “Жена — это судьба”.
— Врачи клиники рассказывали, когда в 66-м Клавдия Андреевна тяжело заболела, то Алексей Николаевич на долгие месяцы переселился в больницу.
— Он приезжал по вечерам, ночевал в соседней палате, а утром уезжал на работу. Бабушка умерла 1 мая в 12 часов дня. С самого утра с ней в палате был Алексей Николаевич. Клавдия Андреевна, сохранившая полную ясность сознания и присутствие духа, настояла, чтобы он ехал на Красную площадь, на трибуну Мавзолея. Она знала: нарушить неписаные правила поведения руководителей партии и Советского государства он не имеет права.
— Многие годы на правах члена семьи у вас жила Аннушка...
— Анна Николаевна Кузакова стала настоящей Ариной Родионовной для семьи Косыгиных. Она приехала с Клавдией Андреевной и Алексеем Николаевичем из Сибири. У этой удивительной женщины были тунгусские корни. У нас в семье она прожила всю жизнь: сначала помогала воспитать Людмилу, потом внуков Косыгиных — Татьяну и меня, Алексея, а потом и правнучку Катю.
“Аннушка командовала порядком в доме, — вспоминала Татьяна Федорова. — Придет, бывало, Алексей Николаевич с работы усталый, выжатый как лимон. Снимет пальто, шапку, а она ему вдогонку: “Ну, куда ты понесся, чего пол топчешь? Ведь с улицы пришел. Вот тебе тапочки, надень-ка”. Он садился на стул, снимал ботинки и виновато говорил: “Ты уж, Аннушка, прости меня, пожалуйста”. Наблюдать это было и трогательно, и забавно”.
— Как сложилась судьба Людмилы Гвишиани-Косыгиной?
— Мама окончила Московский институт международных отношений, потом долгие годы работала в Главном архивном управлении МИД СССР, затем более десяти лет, до ухода на пенсию, возглавляла Библиотеку иностранной литературы.
“Любил варить уху, священнодействовал…”
— “Тропы Косыгина” есть в Архангельском, Кисловодске и на Домбае. Он любил ходить пешком?
— Бывало, приходил с работы, на улице дождь, а он звал: “Клава, одевайся, пойдем гулять”. Особенно нравилась ему прохладная ветреная погода. Она, видимо, освежала его.
“Алексей Николаевич очень любил плавать, — вспоминал Анатолий Прохоров. — Во время отдыха на Черноморском побережье заплывал очень далеко и мог по два-три часа находиться в воде. А однажды в Марокко, где Косыгин находился с визитом, король устроил торжественный прием во дворце, расположенном на берегу Атлантического океана, и мы решили искупаться. Король тоже вроде бы с нами собрался, однако дальше, чем по щиколотку, не пошел. Накатистая волна все время норовила выбросить нас на берег. Мы ее пронырнули, поплавали в свое удовольствие, а вот выбраться на берег оказалось весьма сложно. Гребли, гребли, а волна нас снова и снова относила от берега. Серьезную угрозу представляли и камни, которые несли с собой волны. В конце концов мы выбрались на сушу. Уже в Москве Алексей Николаевич, не раз вспоминая эту историю, улыбался: “А король-то не поплыл с нами…”
— Домашние вспоминали, что Алексей Николаевич практически не смотрел телевизор, но много читал.
— Он смотрел только программу “Время”, как только начинались новости спорта — выключал телевизор. А то, что любил читать, — верно. Предпочитал мемуары крупных государственных деятелей, интересовался деятельностью Столыпина, Витте, Плевако.
— Говорят, в редкие дни отдыха Алексей Николаевич любил рыбачить?
— Когда появлялась возможность, все время рыбачил: на Москве-реке, где у него была дача, на Черном море с катеров ловил ставриду, в Прибалтике блеснил щук. После рыбалки Алексей Николаевич обязательно сам готовил уху: разводил костер, ставил на него котел. Когда вода закипала, бросал в нее рыбу, специи… Словом, священнодействовал. Это было для него большим удовольствием.
— А охотился он тоже с удовольствием?
— Часто во время визита крупного руководителя охота становилась деловым мероприятием, своеобразной “встречей без галстуков”. Это общепринятая практика. Однажды во Франции президент де Голль пригласил Алексея Николаевича пострелять фазанов. Птиц было великое множество, и задача состояла в том, чтобы, как шутил Косыгин, отстреливаться от дичи.
— В отличие от Брежнева Косыгин был равнодушен к наградам?
— Это правда, золотые медали “Серп и молот” Героя Социалистического Труда он никогда не надевал. У него была одна награда, к которой он относился с уважением — орден Боевого Красного Знамени. Он получил его за создание “дороги жизни” в Ленинграде.
“Как-то Леонид Ильич упрекнул Косыгина, что он не носит звезды героя, — вспоминал зять Косыгина, Джермен Гвишиани. — Алексей Николаевич отговорился тем, что не смог дома найти свои награды. Поскольку предстояли очередные торжества, Брежнев прислал ему муляжи и просил держать их наготове в рабочем кабинете. Кстати сказать, в воинском звании Косыгин не поднялся выше капитана запаса”.
— На протяжении тринадцати лет Алексей Николаевич оставался вдовцом. До сих пор упорно муссируются слухи, что Косыгин симпатизировал известной певице Людмиле Зыкиной.
— На одном из вечеров Алексей Николаевич произнес тост в честь певицы, этого было достаточно, чтобы поползли сплетни: Косыгин женился на Зыкиной. Когда я об этом рассказывал деду, он очень смеялся… Мало того, я не могу сказать, чтобы он слушал когда-нибудь дома ее песни. Алексей Николаевич, как и его отец, был однолюбом.
“О смерти бывшего премьера не сообщали три дня”
— В 1976 году с Косыгиным случилось несчастье, он едва не утонул.
— Одной из давних привязанностей у него была гребля. В молодые годы, во время учебы в Ленинграде, они часто плавали с друзьями на лодках по Неве. И в тот летний день Алексей Николаевич решил поплавать на спортивной лодке-одиночке по Москве-реке. Он только-только успел отплыть от мостков, как потерял сознание, лодка перевернулась... Будучи пристегнутым к сиденью, дед ушел головой в воду и захлебнулся. Тут же подоспела охрана, в которой всегда был мастер спорта по подводному плаванию. Косыгина спас майор Егоров: под водой освободил зафиксированные специальным устройством ноги Алексея Николаевича и вытащил его на берег.
По словам лечащего врача Косыгина Анатолия Прохорова, у премьера произошло небольшое кровоизлияние: в паутинной оболочке головного мозга лопнул небольшой сосудик. Хотя у него и не было активного дыхания в этот момент, вода в легкие все же набралась, со всеми вытекающими последствиями…
“Алексей Николаевич был здоровым, физически крепким человеком. Сердце его не беспокоило, хотя он переносил очень большие нервные и физические нагрузки, — вспоминал Прохоров. — Осенью 76-го у него внезапно произошел сильный инфаркт. Более двух месяцев он провел в больнице, затем долечивался в санаториях, в Барвихе под Москвой, затем в Кисловодске. Немного окрепнув, он стал исподволь увеличивать нагрузки. При этом на мои замечания, что следует поберечь сердце, отвечал: “Сердце, сердце... Если оно такое дрянное, если не может работать нормально, то и черт с ним”.
Через год — в октябре 80-го — у Алексея Николаевича случился второй обширный инфаркт. Его положили в клинику на Мичуринском проспекте. Понемногу он стал поправляться, ему были даже разрешены прогулки по территории больницы. И тут ему предложили подать заявление об отставке…”
Джермен Михайлович Гвишиани вспоминал, как Косыгину позвонил Черненко: “Алексей Николаевич, вы все болеете, есть мнение, что вам надо подать в отставку”. Косыгин спросил: “А почему Леонид Ильич мне об этом не скажет?” Последовал ответ: “Да он сам болеет…”
Алексей Николаевич вынужден был написать заявление об освобождении его от обязанностей Председателя Совета Министров СССР. На следующий день после отставки Косыгина лишили охраны, правительственной связи, служебного “ЗИЛа”…
“В свои последние дни, лежа в больнице, он попросил меня наиграть на пианино и записать на магнитофон его любимые мотивы, — вспоминал Джермен Михайлович. — Алексей Николаевич любил старые русские песни, довоенные мелодии. Эту пленку он слушал до самого конца, она лежала на его столике”.
18 декабря 1980 года у Косыгина возникла внезапная острая коронарная недостаточность с остановкой сердца. У кровати был установлен дефибриллятор. Через несколько секунд врачи приступили к реанимации. Однако запустить сердце так и не удалось...
Алексей Николаевич Косыгин скончался в больнице. О его смерти не было сообщений три дня, хотя “Голос Америки” сразу оповестил об этом весь мир. “Я был одним из тех, кто стоял у гроба, — вспоминал Николай Константинович Байбаков. — Часов в шесть вечера доступ к телу решено было прекратить: видимо, на Старой площади не хотели придавать слишком большого значения этой траурной церемонии. Но когда объявили, что печальный ритуал заканчивается, народ возмущенно зашумел. Организаторам пришлось продлить прощание еще на четыре часа”.
По свидетельству лечащего врача, до конца дней у Косыгина, в отличие от некоторых руководителей того времени, практически не было ни клинических, ни поведенческих проявлений склероза головного мозга. В свои последние дни в больнице он бредил цифрами, переживал за предстоящую пятилетку, опасаясь ее полной неудачи…