Уголовное дело по факту гибели на пожаре 57 сотрудников Самарского УВД 10 февраля 1999 года возбуждали и прекращали несколько раз. Про него уже давно бы все забыли — если бы не родные погибших.
Именно родственники забрасывали письмами Генпрокуратуру и Администрацию Президента, настаивая не только на объективном расследовании, но и на публичном суде над виновными. Сейчас, спустя пять лет после пожара, нужно признать: сдались и они.
Вера Алексеевна Харитонова, мама сгоревшей на пожаре 27-летней Елены Харитоновой, лейтенанта внутренней службы, — единственная, у кого остались вопросы и претензии и к следствию, и к руководству ГУВД.
— Я хочу, чтобы мне наконец ответили: по чьей вине погибла моя девочка и был ли у нее шанс на спасение?
Из 350 человек, признанных потерпевшими по этому уголовному делу, Вера Алексеевна одна воспользовалась своим правом и подала иск о компенсации причиненного ей морального вреда. И хотя суд присудил в пользу Харитоновой всего 100 тысяч рублей, кассационные инстанции и в них ей отказали. Теперь мама погибшей сотрудницы УВД подает документы в Европейский суд по правам человека.
Дело здесь, впрочем, не в деньгах. И не в их количестве. БОЛЬШЕ ПОЛУСОТНИ ПОГИБШИХ — И... НИКТО НЕ ВИНОВАТ! РАЗВЕ ТАКОЕ ВОЗМОЖНО?
И если на этот вопрос по какой-либо причине не могут или не хотят ответить в России, то у наших граждан остается последняя надежда — на Страсбург.
* * *Если верить официальным отчетам ГУВД, за эти годы на семьи погибших пролился чуть ли не золотой дождь — вместе с добровольными пожертвованиями родственники погибших милиционеров получили от 600 тысяч до миллиона рублей. 17 семей в течение года въехали в новые квартиры, остальным отремонтировали старое жилье, провели телефон и т.п.
Руководство ГУВД Самарской области очень любит рассказывать, что ни одна семья не осталась без их внимания и заботы. Начальник ГУВД Самарской области Владимир Глухов вместе со своими замами ездит по семьям и расспрашивает вдов и сирот о житье-бытье. Кому-то снова помогут, кому-то откажут — из-за отсутствия средств. Родственникам слишком хорошо известно: хочешь получить хоть что-то от ГУВД — хотя бы чтобы ребенок поехал в Москву на елку — не наступай на любимую мозоль, не спрашивай о расследовании.
Веру Алексеевну Харитонову ГУВД тоже облагодетельствовало не раз. Вместе со всеми выплатами от государства, положенными при гибели сотрудника милиции, и пожертвованиями спонсоров она получила 140 тысяч рублей — в четыре раза меньше, чем анонсируемый ГУВД минимум. Но смущало даже не это: чем больше говорили о деньгах и об увековечивании памяти погибших, тем меньше о самом пожаре и причинах случившегося.
* * *В общей сложности по этому уголовному делу провели 491 экспертизу, в качестве свидетелей и потерпевших были допрошены более 500 человек.
Пожар начался на втором этаже в 75-м кабинете из-за непотушенного окурка в пластмассовой корзинке для мусора. Обе следовательницы, оставшиеся в живых, и не скрывали, что курили на рабочем месте. А это противоречит всем действующим должностным инструкциям.
Сотрудники дежурной части сообщили об огне в пожарную часть лишь через 12 минут после обнаружения очага. По инструкции они должны были это сделать немедленно и сразу же оповестить весь личный состав об эвакуации. Сделай они все вовремя — у людей было бы время спастись.
Здание на Куйбышева, 42, не соответствовало практически ни одному пункту правил противопожарной безопасности. Если бы руководство УВД — действующий начальник Глухов и его предшественник Андрейкин — выполнили хотя бы минимум требований, не было бы столько погибших.
К таким выводам пришли эксперты.
После этого были возбуждены сразу три уголовных дела: против куривших сотрудниц; против работников дежурной части; против Глухова и Андрейкина. И все три дела быстренько прекратили — генерал Глухов даже стал генерал-лейтенантом. Вера Харитонова и ее адвокат Татьяна Толоконникова обжаловали действия прокуратуры, и дела снова возбуждались. А потом их снова закрывали — и так несколько раз.
В конце концов женщины добились того, что “дело о пожаре” “живет” до сих пор. “Живым”, как говорят следователи, его можно назвать лишь условно — дело приостановлено в связи с неустановлением лица, совершившего преступление.
Но так ли уж важно, от чьего именно окурка — следователя Натальи Першиной или замначальника отделения Ольги Поляковой, куривших в 75-м кабинете, — загорелось здание? Вопрос-то на самом деле в другом: почему погибло столько людей и кто должен нести за это ответственность?
— Эта формулировка — всего лишь юридическая уловка, — говорит адвокат Татьяна Толоконникова. — Благодаря ей на вполне законных основаниях это дело можно расследовать и 10, и 50 лет. И граждане не имеют никаких прав в суде — до окончания официального расследования, которое на самом деле уже давным-давно не ведется.
* * *За три месяца до трагедии было проведено пожарно-техническое обследование здания УВД 1932 года постройки. В результате — появилось предписание №698, всего восемь пунктов. Ни одно из них так и не было выполнено. Почему? Начальник УВД Глухов и его предшественник Андрейкин ответили: нужна была реконструкция здания, а денег не было. При этом средства на текущий ремонт выделялись каждый год. Ни подтвердить, ни опровергнуть это документально нельзя: все сметы сгорели. Вот и накануне пожара на 1-м этаже УВД шел глобальный евроремонт — с импортной плиткой и пластмассами. Как подтвердила экспертиза, большинство погибших отравились именно этой дрянью и только потом уже обгорели.
Но даже если денег на большой ремонт не было, неужели убрать линолеум и проверить водопровод требует огромных затрат? Эксперты категоричны: “невыполнение ряда нормативных требований отразилось на динамике развития пожара и тяжести его последствий”.
10 февраля 1999 г. 17.40. Поступил первый сигнал о том, что на 2-м этаже пахнет дымом. Вместо того чтобы немедленно сообщить об этом пожарным, начальник дежурной смены Галяшин отправился на поиски огня сам. Возле 75-го кабинета уже толпилось несколько человек, но никто из них и не думал набрать “01” — ведь дежурный уже на месте, а значит, ничего серьезного быть не может.
Взломали дверь —это и стало роковой ошибкой: почувствовав приток воздуха, огонь “заработал” еще быстрее — 5 метров в минуту в длину и 15 — по вертикали, да по пустотам, полным хлама... Побежали за огнетушителем, в туалет — воды нет, толку от огнетушителя — тоже. Протянули к кабинету пожарный рукав — вместо воды пошел лишь воздух. Позвонить в дежурку невозможно: не работает телефон. В коридоре — черный дым, тут же гаснет свет...
17.52. Наконец пожарные получают сигнал о бедствии, звучит команда об эвакуации. Но большинство сотрудников ее не слышит: пятый этаж охвачен огнем, а единственная спасительная лестница только что рухнула! В кабинетах экспертов слышны хлопки и выстрелы: взрываются вещдоки. Могли дежурные предвидеть такие последствия и сумели бы предотвратить, если бы потушили пожар в 75-м кабинете? Но они и не должны были ничего предвидеть — от них требовалось лишь четко исполнять инструкции, т. е. сообщить пожарным.
“Несвоевременное сообщение в пожарную охрану привело к невозможности в полной мере осуществления спасательных мероприятий” — следует из экспертизы.
18.03. Пожару присваивается 4-я степень сложности — на Куйбышева мчатся все пожарные расчеты. Напор в рукавах слабый. К тому же на них наезжают машины, и рукава трижды рвутся. Наконец начинают качать воду прямо из Волги. Остальное — хорошо известно. Крики, стоны, звук падающих тел. Люди выбрасываются из окон и буквально несколько метров не долетают до спасительных сугробов.
* * *Очень долго в Самаре не могли поверить, что пожар случился из-за непотушенного окурка. В это время следователи сводили в одно несколько дел по скандальному АвтоВАЗу. В Самаре и Тольятти совершалось по 3—4 заказных убийства в месяц, говорили о многомиллиардных суммах, которые наваривали фирмочки, торговавшие новенькими “Жигулями”. Следователи погибли вместе с документами, и поджог — если бы это был он — оказался бы как нельзя кстати. Увы, версия “мщения” не нашла ни одного подтверждения. Как уверяют в Самарском УВД, все документы по АвтоВАЗу были потом восстановлены и ушли в Москву.
...В квартире у Харитоновой давно уже не было ремонта — кошка Яся ободрала обои, в ванной не работает смеситель... Вера Алексеевна махнула на все рукой и словно не замечает царящей вокруг разрухи.
— Вместе с Леночкой из нашего дома ушла жизнь, — говорит она. — Я ведь жила только ради нее: поднимала одна, вкалывала на двух-трех работах... Мы понимали друг друга с полуслова, у нас была настоящая полноценная семья. Я даже в новое здание ГУВД не могу зайти — комок к горлу подступает: ведь по этим коридорам могла бы ходить моя девочка... Теперь мне незачем жить и уж тем более — беспокоиться о каком-то там ремонте!
Ей все говорят: подумай о себе, пора смириться, ведь дочку все равно не вернешь...
— А мне кажется, если я брошу это дело, то предам свою Леночку, — не слушает никого несчастная женщина. — Мне не нужны деньги. Мне наплевать на скандалы и разоблачения. Все, что я хочу, — это чтобы был суд. И пусть он решит: виновен ли хоть кто-то в гибели полусотни людей?
Неужели, потеряв ребенка, она не может рассчитывать даже на это?..