Александра Руцкого нет нужды представлять нашим читателям. До сих пор его имя у многих на слуху. И до сих пор оно вызывает неоднозначную реакцию — прежде всего в связи с событиями осени 1993 года. Тогда, 10 лет назад, его имя было неким знаменем. Многие в это знамя искренне верили, но многие же — ловко прятались в его тени. Именно поэтому сегодня, в десятилетнюю годовщину тех трагических событий, без Руцкого нам не обойтись.
— Aлександр Владимирович, с чего начались ваши разногласия с Борисом Ельциным?
— Наши отношения вообще развивались по синусоиде, а вскоре после выборов, когда я стал вице-президентом, эта синусоида как-то резко пошла вниз.
— От чего это зависело?
— От шептунов. Бурбулис постоянно напевал ему, что я подпиливаю стул под президентом. А главным шептуном был Коржаков.
— У вас с ним были напряженные отношения?
— Внешне — нормальные. Но, видно, такова уж психология этого человека: обязательно облить кого-то грязью. Вы почитайте его книгу о Ельцине, все будет ясно.
Несколько позже у нас с Коржаковым интересная история случилась. Конечно, прямых доказательств у меня нет, но больше — некому. Пригласили меня как-то на ЗИЛ, рабочие там взбунтовались. Зарплата — где-то 340 рублей в месяц, тогда на эти деньги можно было купить пару кило мяса и кило масла. Короче говоря, семью не прокормить. Ну, я и поехал. Успокаивать. Там еще Виктор Павлович Баранников присутствовал. Я распалился и говорю рабочим: вот вернется Борис Николаевич из отпуска, я его попрошу, чтобы он разрешил приставить мою охрану к Нечаеву (тогдашнему министру экономики), и посмотрим, как этот негодяй будет жить на 340 рублей.
Вернулся Ельцин, зовет меня на дачу — отметить его день рождения. Поехал. У него там Бурбулис, Баранников, Коржаков, еще кто-то. Поздороваться не успели, Ельцин мне говорит: “Ну, давай 340 рублей”. И включает запись. Все слушают. А там, значит, так. Мои слова “подредактировали”, Нечаева убрали, и получилось: дескать, вот вернется Борис Николаевич, я приставлю к нему свою охрану, дам 340 рублей и посмотрю, как этот негодяй будет на них жить.
Смотрю, Коржаков гаденько так улыбается.
И тут Баранников вмешался. Спрашивает: “Борис Николаевич, кто вам дал эту запись?” А у него, у Баранникова, привычка была: записывать то, что происходило на таких митингах. Он свою кассету достал, в диктофон вставил и включил. Ельцин послушал, схватил диктофон и шмякнул его об стену. А потом мне говорит: “Ладно, давайте будем работать. Я вам поручаю сельское хозяйство”.
— Это после его указа о расформировании колхозов и создании на их базе — за один год! — 200 тысяч фермерских хозяйств?
— Ну да. Чистейшей воды афера. У нас с ним по этому поводу много стычек было. В конце концов он назначил меня председателем межведомственной комиссии по борьбе с коррупцией. Через некоторое время я приношу ему очень острый доклад. Он доклад полистал и с ухмылкой говорит: “Ну-ну”. И все. А потом я выяснил, что Ельцин все пересказывал тем, о ком я писал в докладе. Тогда-то я и решил выступить на Верховном Совете.
— После этого памятного заседания вас и убрали?
— С Ельциным мы тогда на том и расстались. На следующий день приезжаю на работу, а постовой мне говорит: “Извините, но президент запретил вам въезжать на территорию Кремля”.
— Вы с Хасбулатовым были единомышленниками?
— Никогда. Мы совершенно разные люди. Но тогда, в августе 93-го, мы объединились. Решили провести съезд, разослали телеграммы депутатам. Из Кремля тоже посыпались телеграммы со всевозможными посулами — только чтобы никто не приезжал.
— А как повели себя коммунисты?
— Да какие они коммунисты! Они перевертыши. Они как флаг на бане: в какую сторону ветер, туда же и флаг. Вспомните 93-й год: куда делся их лидер после заседания Верховного Совета? Сказал, что идет поднимать народные массы. А 23 сентября — исчез. И больше его никто не видел. Позже, правда, мы увидели г-на Зюганова на телеэкране. Он призывал народ “не поддерживать мятежников”, “не участвовать в противостоянии”.
А потом, в конце того же года, те же “коммунисты” пришли в Думу, их там было большинство. И все эти законы о приватизации — иначе говоря, сигнал к тотальному разграблению страны — были приняты при их активном участии.
— Но кворум тем не менее был?
— Даже с излишком. Так что все было вполне законно. Мы и Бориса Николаевича пригласили. В качестве ответа на наше приглашение нас окружили колючей проволокой, собаками, отключили связь, электроэнергию, воду, канализацию... Что было дальше, вы знаете.
— Известно действительно многое, но кое-какие вопросы остаются до сих пор. Что явилось толчком к тому, что противостояние переросло в вооруженный конфликт?
— Провокация Терехова. Ну, тот самый, который руководит каким-то там “союзом офицеров”. С несколькими своими людьми он попытался захватить штаб войск СНГ, хотя никто ему этого не поручал. Кроме того — и это очень важно — у его людей было оружие со спиленными номерами. У охраны Верховного Совета был свой оружейный парк. Там был и пулемет, и автоматы, и снайперские винтовки. Потом, когда началось следствие, оно установило: все оружие Верховного Совета оставалось в смазке, из него не стреляли. Патроны оставались в оцинкованных ящиках.
— Откуда же взялось оружие у людей Терехова, да еще со спиленными номерами?
— Как говорится, хороший вопрос. Но у меня нет на него ответа. Зато я знаю, что перед тем, как появиться у нас, в Белом доме, Терехов встречался с руководителем управления ФСК по Москве и области Евгением Савостьяновым. Делайте выводы.
У меня и у самого есть любопытные вопросы. Как Терехов и его люди смогли пройти сквозь три или четыре цепи кордонов, окружавших Белый дом? Да еще с оружием? И как попали к нам баркашовцы, и тоже — со своим оружием?
— Вы хотите сказать, приход к вам Терехова с его людьми и баркашовцев — это была провокация спецслужб?
— Я уверен в этом на сто процентов. Их лозунги, которые они вывешивали, — “Бей жидов, спасай Россию!” — часть той же провокации. Я неоднократно посылал охрану сдирать эти лозунги. И несколько раз между охраной и баркашовцами возникали драки.
— Почему же вы не выставили их оттуда?
— А попробуйте выставить их в этом бардаке. Кстати, и ушли они из Белого дома подземными ходами, о которых никто, кроме работников спецслужб, знать не мог.
— Ну допустим. Но есть эпизод, за который несете ответственность лично вы. Я имею в виду ваш призыв к коллегам-летчикам: поднять самолеты в воздух и бомбить Кремль. Вы и сегодня подписались бы под ним?
— Сейчас, спустя десять лет, — нет. Но попробуйте представить себе ту ситуацию. Двухнедельная блокада, полное отсутствие возможности выразить свою позицию через СМИ, зверские избиения людей на подступах к Белому дому, расстрел демонстрации у здания мэрии, бойня в “Останкино”, стрельба из танков по зданию. В зал заседаний лупили прямой наводкой, причем снарядами, которые пробивают стену и взрываются внутри помещения. Там были реки крови, кишки на стенах, оторванные головы. Я все это видел. Наверное, я был не прав, обращаясь с таким призывом. Но это было практически неосознанно. Я не знаю, что стал бы делать другой человек в этой ситуации. Уже потом, в “Лефортово”, я и следователю сказал то же самое: вина — моя, я отвечаю за все.
— А как вели себя другие подследственные?
— Мне довелось читать некоторые протоколы допросов. За Хасбулатова было стыдно. От показаний “предводителя коммунистов” Анпилова, было такое ощущение, словно в дерьме извалялся. Протоколы допросов Янаева и Макашова было стыдно читать... Да ладно, Бог с ними со всеми...
Снайперы в октябре. Сколько их было? Кто они? Откуда?
Это одна из самых загадочных страниц октябрьских событий десятилетней давности. И до сих пор она остается загадкой. Конечно, не единственной. К примеру, на вопрос о количестве погибших и раненых есть множество ответов. А это значит, что скорее всего ни один из них не достоверен. Однако на некоторые вопросы ответов нет вовсе, и подступиться к ним практически невозможно. Прежде всего я имею в виду снайперов, о роли которых в те октябрьские дни так много говорилось позже практически во всех СМИ. Кто они, эти снайперы? Сколько их было? Откуда они взялись? И куда делись потом, когда все было кончено? И почему ни один из них не был пойман?
B книге “Записки президента” Борис Ельцин пишет о том, что 4 октября спецподразделения “Альфа” и “Вымпел” отказались подчиниться приказу и штурмовать Белый дом. Уговорить их должен был Михаил Барсуков — генерал-лейтенант, начальник Главного управления охраны президента:
“Барсукову с трудом удалось их убедить хотя бы просто подойти к “белому дому”, — вспоминает Ельцин. — То, что они находятся где-то рядом, психологически будет давить на засевших в здании, они раньше сдадутся... Тактика была у Барсукова простая: пытаться подтягивать их как можно ближе к зданию, к боевым действиям. Почувствовав порох, гарь, окунувшись в водоворот выстрелов, автоматных очередей, они пойдут и дальше вперед”.
Однако и подойдя к Белому дому, спецназовцы вовсе не торопились идти на штурм. Вот тут-то — очень вовремя! — выстрелом снайпера был убит младший лейтенант Сергеев.
“После того как бойцы “Альфы” узнали о том, что погиб их товарищ, — продолжает Ельцин, — многих не надо было уговаривать. Почти вся команда пошла на освобождение “белого дома”. Во главе “Альфы” шли Барсуков и начальник президентской охраны Александр Коржаков”.
Что это был за снайпер, Ельцин не уточнил. Из контекста нужно было понять так, что речь идет о снайпере, стрелявшем из Белого дома.
Год спустя после этих событий, в 1994-м, на мою долю выпала редкая удача. На мои вопросы согласился ответить человек, чью фамилию и даже имя я обещал не называть ни при каких обстоятельствах. Мне было позволено сообщить о нем лишь то, что он — высокопоставленный сотрудник спецслужб, и та часть информации (насколько я понял, весьма незначительная), которой он со мной поделился, получена им от его подчиненных и коллег — таких же профессионалов, как и он сам. По условиям нашей договоренности, даже голос его на пленке был мной изменен — интервью с ним было передано в эфир в октябре 1994 года на волнах радио “Свобода”, где я в то время работал.
Многое из того, о чем вы сейчас прочтете, может показаться невероятным даже спустя 10 лет. Ни подтвердить, ни опровергнуть эти сведения я не могу. А моему собеседнику не было нужды что-либо подтверждать. Он просто сообщил мне то, что считал возможным. Кстати, он и сегодня продолжает работать в той же спецслужбе — профессионалы его уровня нужны всегда.
* * *
— Что вам известно о снайперах, которые были задействованы в событиях 3—4 октября?
— По официальным и неофициальным оценкам, в Москве в те дни действовали 100—110 снайперов-профессионалов. Есть версия, будто это боевики, прибывшие из Абхазии и Приднестровья. Действительно, профессионалы там есть, но их немного. Согласно данным, которыми я располагаю, в Москве их было 8—10 человек.
— Не больше?
— Не больше. Их, профессионалов, и вообще-то мало. Кроме того, даже в поезде провезти снайперскую винтовку весьма затруднительно. Это не укороченный десантный автомат, это не АКС.
— Может быть, это были снайперы из бывших “афганцев”, которых привел к Белому дому Котенев? (подполковник запаса А.Котенев, председатель союза ветеранов Афганистана. Его “афганцы” выступили тогда на стороне Бориса Ельцина. — М.Д.)
— На мой взгляд, нет. Я сам неплохо стреляю и знаю, что для подготовки и тренировки снайперу необходимо хотя бы раз в неделю практиковаться. Бывшие “афганцы” такой возможности не имели. Кроме того, когда они пришли к Белому дому, их вооружили помповыми ружьями и АКС. Снайперских винтовок у них не было.
Правда, была еще одна группа, которая теоретически могла бы иметь возможность для введения снайперов в район боевых действий...
— Со стороны Белого дома тоже ведь были снайперы?
— Как раз о них я и хочу сказать. Именно там и находились снайперы из Абхазии и Приднестровья. Но в Белом доме, согласно известным мне документам, было не более 10 винтовок СВД. Если же иметь в виду другую, противоборствующую сторону, то в составе кремлевской охраны есть взвод “трассовиков-чердачников”. Эти люди прикрывают маршрут следования президента или оборудуют свои секторы во время его публичных выступлений. Они были задействованы в октябрьских событиях: даже в СМИ попадались сообщения о том, что при задержании снайпера он демонстрировал удостоверение спецслужб, в частности Министерства безопасности. Подобные удостоверения есть у сотрудников Главного управления охраны — в качестве документов прикрытия. Однако таких людей, обладающих профессиональными снайперскими навыками, тоже очень немного. Согласно моей информации, здесь были задействованы некие иные силы.
— Что вы имеете в виду? Согласно нехитрому подсчету, всего “октябрьских снайперов” было 20—25, ну 30. Но не 100—110! Откуда же взялись остальные?
— Начну с того, что это были настоящие профессионалы. Лейтенант группы “А”, которую журналисты окрестили “Альфой”, Сергеев, был убит пулей, которая попала между верхней границей бронежилета и нижней границей сферы. Для людей гражданских объясню: сфера — это специальный защитный шлем у спецназовцев. По сведениям от трассологов, выстрел был произведен из технического помещения фабрики имени Капранова, которое находится рядом с Белым домом. Это помещение долгое время использовалось КГБ СССР для наблюдения за американским посольством. Комната в этом помещении была оборудована еще 27 сентября.
— Чем оборудована?
— Всем необходимым для посменного дежурства снайперов.
— Что представляет собой граница между верхней частью бронежилета и сферой? Доступна ли она рядовому стрелку?
— По тем данным, которые я получил, у Сергеева этот промежуток составлял около двух сантиметров. Попасть в него может только профессионал высочайшего класса.
— Случайный выстрел вы исключаете?
— Не исключаю. Но вероятность его столь ничтожна, что ею можно пренебречь.
Другой факт. 119-й Наро-Фоминский полк, выведенный еще до октябрьских событий из Прибалтики (об этом мало кто знает — этот полк именовался еще “ачаловским”, поскольку до этого им командовал Ачалов, назначенный позднее Руцким министром обороны Белого дома. Полк шел на помощь Руцкому. Именно это давало основание Ачалову докладывать депутатам в Белом доме и Руцкому о том, что к ним спешат “верные” войска), — так вот, когда этот полк подошел к Белому дому, снайперскими выстрелами были убиты старший лейтенант Красников, рядовой Коровушкин и ефрейтор... (фамилия ефрейтора на пленке оказалась неразборчивой; позже я узнал, что это был ефрейтор Хихин. — М.Д.) Кто в них стрелял?
— После этого, как я понимаю, настроения в 119-м полку резко переменились?
— Правильно.
— В том техническом помещении фабрики имени Капранова — что там было еще обнаружено? Помимо того, о чем вы уже рассказали?
— Будем считать, что я не понял вашего вопроса.
— Вы так и не сказали о том, откуда же взялись все эти снайперы.
— В качестве ответа я предложу вам несколько разрозненных фактов.
В августе один из близких Коржакову людей, генерал Просвирин (генерал-майор Борис Просвирин, заместитель начальника охраны Президента РФ. — М.Д.), через швейцарскую резидентуру установил неформальные контакты со спецслужбами нескольких европейских государств. 17 сентября с Кипра в “Шереметьево” прилетели несколько групп туристов, среди которых были только мужчины. Документы о прилете этих групп почему-то не сохранились.
— Откуда вы знаете, что — не сохранились?
— Так меня информировали мои люди. Как и о том, что не сохранились документы на прилет некоей команды по регби, которую, если я не ошибаюсь, 27 сентября в аэропорту “Шереметьево” встречал сам Коржаков. Ни по линии спорткомитета, ни по линии каких-либо спортивных клубов никаких соревнований по регби в тот период не было. До встречи этой группы сначала Коржаков, а потом Просвирин на оружейном складе милиции особого назначения в Реутове получили снайперские винтовки СВД.
— В каком количестве?
— По той информации, которую получил я, — 50 и 52 винтовки соответственно.
Вот еще один факт. В гостинице “Мир”, откуда — уже после убийства Сергеева — шла стрельба по группе “Альфа”, впоследствии в одной из комнат были обнаружены четыре трупа. Один из них — в форме подполковника милиции. По данным моих информаторов, этот человек являлся сотрудником Главного управления охраны. Трое других — в штатском, без документов.
— С оружием?
— Неподалеку от них были обнаружены две снайперские винтовки СВД. Кому они принадлежали, сказать невозможно, поскольку следственные действия по поводу гибели этих людей, насколько мне известно, не проводились.
Я хорошо помню румынские события. Там снайперы, тоже не пойманные и никем не виденные, расстреливали обе противостоящие стороны — чтобы таким образом развязать руки более сильной стороне. Между собой мы этот прием условно называем “пикадилья”. Во время корриды есть люди, которые маленькими дротиками специально злят быка, чтобы против тореро он казался более разъяренным. Зрителям кажется, что из-за этого бык становится страшнее, а на самом деле — безопаснее.
Еще один любопытный факт. Сразу же после октябрьских событий Москву покидали группы мужчин, среди которых можно было узнать тех, кто прилетал в качестве регбистов или туристов с Кипра. Они уезжали поездами на Варшаву, Берлин и Бухарест. Причем ехали они в тех купе, билеты в которые по заведенной много лет назад практике продавались по брони КГБ...
— Версии в данном случае — дело неблагодарное и даже опасное. Однако допустим — я подчеркиваю: допустим, — эти люди, которые прилетали в Москву накануне октябрьских событий и уезжали по броне КГБ, и были теми неведомыми нам снайперами. Подобное использование профессионалов-иностранцев — насколько распространена такая практика во взаимоотношениях между спецслужбами?
— Мне известны случаи, когда корпоративность спецслужб оказывалась намного сильнее политических связей глав государств. Мне также известны случаи, когда специалисты из российских спецслужб своим физическим участием помогали в борьбе с организованной преступностью в европейских государствах, где наши соотечественники были задействованы против так называемой “русской мафии”.
По поводу истории со снайперами скажу вам так. В отличие от многих военных я — не подписчик газеты “День” (сейчас она называется “Завтра”. — М.Д.), которая не раз выстраивала бредовую версию о приезде в Москву еврейских боевиков, из которых здесь формировались боевые отряды... Оставим эту версию “патриотам”. Я лишь рассказал вам о некоторых разрозненных фактах, полученных мной по моим служебным каналам.