За два года до захвата власти Ленин в эмиграции заинтересовался фамилией Сталина. В одном письме спрашивал: “Как фамилия Кобы?” В другом письме, не получив ответ, еще раз задал тот же вопрос: “Большая просьба: узнайте фамилию “Кобы” (Иосиф Дж???). Мы забыли. Очень важно!!” Фамилия понадобилась, чтобы, по всей вероятности, отправить письмо в Туруханский край, где отбывал ссылку Коба, он же Като, он же Иванович. Он же Сталин, а по документам Иосиф Виссарионович Джугашвили.
Хотя к тому времени он состоял в малочисленном Центральном комитете партии, фамилию члена своего ЦК вождь не держал в голове по вполне понятной причине. Большевики публично выступали под псевдонимами или, подобно уголовникам, — под кличками: Бродяга, Вано, Варден, Генерал, Костя, Калмык, Грубый и так далее. Под этими “кликухами” скрывались от полиции не авторитеты и воры в законе, а делегаты партийных съездов, где Кавказ представлял товарищ Иванович.
Познакомились Ленин и Сталин заочно, по письмам. Молодой революционер Коба, пораженный высоким полетом мысли Ильича, назвал его в переписке “горным орлом”. Ильич не остался в долгу и наградил единомышленника эпитетом “пламенный колхидец”. Природа наградила сына сапожника даром публициста, писал он охотно и много для партийных изданий. А начинал как поэт, сочинял в юности стихи на грузинском языке.
Поэзией прославиться было не суждено. Несостоявшийся поэт и недоучившийся семинарист ушел в подполье, чтобы, как теперь говорят, дестабилизировать обстановку. Он устраивал митинги, демонстрации, забастовки, террористические акты. Сам Сталин ни в кого не стрелял и бомб не бросал. Но когда на Эриванской площади Тифлиса загремели среди белого дня взрывы и выстрелы, Коба поспешил скрыться за границей. Он отправился в Берлин, где тайно встретился с Лениным, о чем биографы вождей умалчивают. И вот почему.
Кого сегодня в Москве удивишь убийствами, нападениями на кассы? Однако нашим браткам далеко до выкормыша Кобы. Выпестованный им главарь банды в мундире офицера выскочил наперерез конвою. Несколько минут в центре города шла стрельба, рвались заряды. 16 конных казаков не смогли противостоять нападавшим боевикам. Люди и лошади, обливаясь кровью, рухнули на мостовую. А мнимый офицер с мешком денег вскочил в экипаж и умчался с места преступления, поприветствовав ехавшего навстречу полицмейстера. Этим “неуловимым мстителем” был Семен Тер-Петросян, по кличке Камо, уроженец Гори, земляк и подручный Сталина. Коба помогал Камо перед поступлением в военное училище. В первом издании Большой Советской Энциклопедии приводится такое высказывание Камо: “В 1905 году приехал в Тифлис, где познакомился со Сталиным и под его руководством начал нелегальную партийную работу”. О какой “работе” речь?
О ней весь мир узнал 13 июня 1905 года, когда земляк Кобы совершил кровавый теракт в центре Тифлиса, не потеряв ни одного боевика. Что было дальше? В облике князя Дадиани Камо отправился… к Ленину, жившему на даче в Финляндии.
“Деньги от тифлисской экспроприации были переданы большевистской фракции. Но их нельзя было использовать. Ибо в банках всегда были списки номеров взятых при экспроприации пятисоток”, — запросто поведала потомкам в воспоминаниях свидетельница этой “передачи большевистской фракции”, то есть Ленину, его жена, Крупская.
Награбленное, сотни тысяч рублей, переправляли с Кавказа разными хитроумными способами — в бочонке вина с двойным дном, в бурдюке подобного устройства, в коробке из-под шляпы. “С этой коробкой, — пишет биограф Камо, — с Николаевского вокзала перебирается Камо на Финляндский вокзал”, чтобы ехать к вождю. Другой свидетель тех вояжей вспоминал: “На мой вопрос, зачем ему понадобилось везти с собой бурдюк с вином, он, смеясь, сказал, что везет подарок Ленину”.
Развеселился до слез и Владимир Ильич, увидев, что за бурдюк попал ему на конспиративную дачу. На ней залег на дно Камо, наслаждавшийся в те дни общением с вождем. Деньги вшивала в стеганый жилет его супруга, Надежда Константиновна. В жилете контрабанду перевозили за границу. В семейной идиллии посильную лепту в общее дело внесла и теща Ильича. Старушка “заботливо увязывала револьверы на спине”, когда Камо возвращался с финляндской дачи в Россию.
До того как прогремели взрывы в Тифлисе, Сталин отправился в Берлин на тайную встречу с Лениным. От него получил “добро” на захват денег. Зачем понадобилось разрешение на то, что стало нормой в годы первой русской революции? Брали кассы все “революционные партии”, не только большевики, но и социалисты-революционеры, анархисты. Но идейные боевики, войдя во вкус, быстро превращались в бандитов, начинали грабить всех подряд, вызывая ненависть населения.
На партийных съездах в Стокгольме и Лондоне большинством голосов социал-демократы решили: “эксы” запретить, группы боевиков распустить. Ленин при голосовании остался в меньшинстве, как и Сталин. С тех пор за экспроприацию грозила кара — исключение из партии. Поэтому Коба отправился в далекий путь за санкцией вождя. Вот тогда он и смог впервые тесно пообщаться, поговорить по душам с “горным орлом” и о высокой политике, и о низких “эксах”. Впервые о той тайной встрече помянул в книге “Сталин и трагедия Грузии” (вышла на немецком в Берлине в 1932 году) бывший школьный друг Сталина Иосиф Иремашвили:
“Дружба Кобы-Сталина с Лениным с этого началась”, — утверждал он, подразумевая под “этим” пролитую кровь в Тифлисе. Она “замочила” обоих вождей, скрепив узы дружбы. Эту знаменательную встречу анализировал позднее в недописанной книге “Сталин” автор, поплатившийся жизнью за свои изыскания. Агент Кремля ледорубом проломил череп Льва Троцкого, слишком много знавшего о выдвиженце Ильича.
“Если Ленин специально приезжал для этого свидания в Берлин, в столицу Германии, то уж, во всяком случае, не для теоретических “бесед”. Свидание… почти несомненно посвящено было предстоящей экспроприации, способам доставки денег и пр. Из Берлина Коба возвращается в Баку, откуда, по словам Барбюса, “снова едет за границу на свидание с Лениным”. Хронология этих свиданий многозначительна: одно предшествует экспроприации, другое непосредственно следует за ней. Второе свидание было, по всей вероятности, посвящено вопросу: продолжать или прекратить?”
Напрасно искать об этих вояжах упоминание в биографической хронике, сопровождающей каждый том сочинений И.В.Сталина. Эти встречи прошли мимо внимания известного американского политолога профессора Роберта Такера. В монографии “Сталин. Путь к власти” он утверждает, что его герой не жил за границей долго: “Шестинедельное пребывание в Кракове и Вене в начале 1913 года — это единственный другой известный выезд Джугашвили за рубеж, предшествовавший поездке в 1943 году в Тегеран на переговоры с премьер-министром Черчиллем и президентом Рузвельтом”.
Нет, не единственный! Сталин, в отличие от биографов, давая в Кремле интервью, помянул о поездках в Берлин не только французскому писателю Анри Барбюсу, но и немецкому писателю Эмилю Людвигу: “В 1907 году мне пришлось прожить в Берлине 2—3 месяца”. Зачем так долго пришлось задержаться? Не могла ведь встреча с Лениным длиться 2—3 месяца?
А затем, чтобы залечь на дно. Сталин это сделал в Берлине. Ленин затаился в Женеве, Швейцарии. Там пришлось пережить несколько тревожных месяцев. Помянутые Крупской “пятисотки” нельзя было “отмыть”, разменять не только в банках Российской империи, но в любом банке Европы. Что Ленин и его соратники не сообразили. Полиция в разных городах арестовала сразу 17 большевиков, попавших с поличным — 500-рублевыми банкнотами. Они пытались их разменять, чтобы избавиться от награбленного и иметь на руках не столь крупные деньги. Ленин и Крупская в банк не ходили. В числе арестованных оказался будущий народный комиссар — министр иностранных дел Литвинов, будущий нарком продовольствия и заместитель Ленина в правительстве Семашко, игравший тогда роль секретаря и казначея Заграничного ЦК партии. Если бы полиция вслед за арестом размотала тугой клубок преступления, то он бы докатился до Ленина. Ведь именно он и его жена приняли банкноты из рук грабителя!
Питерская полиция напала на логово Ильича в Финляндии, но арестовать не успела. С той дачи Ленин скрылся, ушел от преследования. Не потому он эмигрировал тогда, в 1907 году, что усилилась “реакция” и революция пошла на спад, как нам объясняли, а чтобы избежать грозящего ареста за соучастие в грабеже банка.
“Швейцарские обыватели были перепуганы насмерть, — писала Крупская о тех днях. — Только и разговоров было о русских экспроприаторах. Об этом с ужасом говорили за столом в том пансионе, куда мы с Ильичем ходили обедать”.
Обыватели раньше либерального правительства шкурой почувствовали, каким злодеям дали кров в их стране. Любой бомбометатель, любой стрелок по конвою, жандармам и генералам мог запросто обосноваться в любом городе буржуазной Европы. Век назад, как сегодня, либеральная, по выражению большевиков, — “гнилая демократия” горой стояла за права человека. Под какими только вымышленными фамилиями и именами не жили за границей Ленин и Крупская! Любой беглый преступник мог купить по дешевке болгарский паспорт и, не зная ни слова по-болгарски, легализоваться, жить в эмиграции под охраной полиции, не выдававшей беглецов из ссылки и тюрем “реакционной” России.
Ленин развил тогда бурную деятельность, нанял лучших адвокатов, обратился за содействием к лидерам влиятельных социал-демократических партий, которых презирал как “архиоппортунистов”. Всколыхнул, поднял на ноги “мировое общественное мнение”. Максим Горький включился в кампанию защиты арестованного полицией Камо. Тот гениально симулировал буйное помешательство, дурил как хотел германских профессоров психиатрии. За грабителя вступилась… “Лига защиты прав человека и гражданина”! Эти одураченные гуманисты направили гневный протест премьеру России Столыпину:
“Лига защиты прав человека и гражданина” считала бы оскорбительным для председателя Совета министров России даже предположение о том, что он способен употребить во зло неслыханный акт прусской полиции по отношению к Тер-Петросяну”, то есть Камо!
Подобные протесты завалили российские посольства в разных странах.
Уголовное дело превратили в политическое, как это практикуется сейчас. Всех соучастников преступления, всех арестованных по делу о размене “пятисоток” — выпустили на свободу. До заказчиков преступления — Ленина и Сталина — полиция не докопалась. Пришлось Ильичу перебраться из маленькой Женевы в большой Париж, а Сталин, выждав время, вернулся на родину…
(…Что бы случилось, если бы не выпустили тогда из тюрем штаб партии? Что произошло, если бы либеральные правители не взяли под свое крыло “изгнанников”, решивших на заграничном съезде задолго до 1917 года убить царя? Одно ясно, не будь Европа и российские демократы столь либеральны, не произошла бы Октябрьская революция, ее бы некому было возглавить.
Та вековой давности ситуация зеркально повторяется сегодня с другими персонажами. Понадобился чудовищный налет на Нью-Йорк, прежде чем в Европе взялись за негодяев, которые жили и не тужили в Германии. В Германии, как пишут газеты, “рано утром полиция за несколько часов обыскала более 200 офисов и мечетей, разбросанных по всей стране. Политкорректные немцы наконец отказались терпеть у себя под боком агрессивных исламистов”.)
Когда, спустя пять лет после тайных встреч с Кобой, Ленин возглавил партию, он немедленно ввел без всяких демократических процедур, методом кооптации, испытанного в кровавом деле соратника в состав ЦК. Его он тогда называл “чудесным грузином”. Как выглядело это чудо, описано Троцким в помянутой недописанной книге “Сталин”:
“Дверь внезапно отворилась без предварительного стука, и на пороге оказалась незнакомая мне фигура, невысокого роста, худая со смугло-серым лицом, на котором были видны выбоины оспы. Пришедший держал в руке пустой стакан. Он не ожидал, очевидно, встретить меня, и во взгляде не было ничего похожего на дружелюбие. Незнакомец издал гортанный звук, который можно было при желании принять за приветствие, подошел к самовару, молча налил себе стакан чаю и молча вышел. Я вопросительно посмотрел на хозяина: “Это кавказец Джугашвили, земляк, он сейчас вошел в ЦК большевиков и начинает, видимо, играть роль”.
Эту роль он никому не отдал, сыграл ее как гениальный лицедей, превратившись в глазах всего мира из злодея в небожителя.