Столпы. Устоявшийся рок-организм. Мэтры, убеленные сединами и умудренные жизнью. Казалось бы, каких еще невиданных откровений можно ожидать от “Машины Времени”? “Никаких!” — напрашивался обоснованнейший, а потому и незлобивый ответ. И дело даже не в расцвете второго, так сказать, возраста, когда любые резкие телодвижения в принципе чреваты. Дело — в ауре и шлейфе весом в стопудовые гири, которые давным-давно припечатали “МВ” в гипсово-монументальной позе к почетной доске “передовиков рок-производства”. И тем не менее “Машина Времени” записала новый альбом “Место, где свет”, который то ли с перепугу, то ли по наитию случайного творческого озарения нашпиговала звуками, совершенно нехарактерными для этого зрелого рок-лейбла. То же самое, как если бы вы купили классическую колу, а она на вкус оказалась вдруг похожей на энергетическую карамельную шипучку. Чё к чему? — чесали бы вы репу. И постарались бы тщательно изучить этикетку с расшифровкой ингредиентов столь нестандартного продукта.
В ингредиентах “новой”, стало быть, “Машины Времени” можно обнаружить весьма насыщенный букет из традиционных рецептов и совершенно экзотических добавок. В первой (традиционной) группе присутствуют: неизлечимый меланхоличный мелодизм и харизматичные вокальные тембры Макаревича—Кутикова — те самые “основы основ”, которые вот уже четверть века ассоциируются в массовом сознании с понятием “Машина Времени”. Во второй группе — экзотических приправ (никуда, понимаешь, не деться от терминологии “Смака”) — обнаруживаются всяческие занятные неожиданности как пряного, так и достаточно острого посола. Прежде всего это — компьютерные лупы абсолютно нехарактерного для “МВ” звукового толка с кваканьем, бульканьем, жужжанием, уханьем и громыханием; неожиданно жесткие местами гитары и мясистые барабаны, заставляющие вздрагивать и вспоминать зачем-то чуть ли не “Prodigy” c “Rammstein”; и совершенно ангельский — что тоже, кстати, заставляет вздрагивать — голосок Андрея Державина, нынешнего клавишника “Машины Времени”, а в прошлой жизни поп-идола, исполнявшего шлягеры-нетленки “Не плачь, Алиса” и “Давайте выпьем, Наташа, сухого вина”.
Отдельный вопрос к лирике, которую пристроить к какой-либо из названных категорий для “ЗД” оказалось затруднительным. С одной стороны, вроде бы в наличии всегда присущая Макаревичу со товарищи мечтательная философская отрешенность, а с другой — столь похвальная возвышенность окончательно застряла в узкоколейке любовных страданий и эротических переживаний. Любовно-морковная трясина засосала “МВ” по самые помидоры. Безоглядно волочиться за юбками — прерогатива ранней юности. Зрелости уместней гражданская осмысленность и социально активная позитивность. У “Машинистов” все случилось наоборот... Хотя все мило и изысканно.
В общем, все это вместе получило название “Место, где свет”, и если бы сей шедевр вышел под именем, скажем, начинающей группы “Назад в Будущее”, то “ЗД” рассыпалась бы в похвалах и комплиментах. Но груз совсем не начинающей “Машины Времени” давит на мозги и путает мысли. Впрочем, нестандартные вольности себе позволяли и “U2”, и “Roxette”, и, чего уж там греха таить, даже Филипп Киркоров...
Чтобы совсем уж не потеряться в этих дебрях, “ЗД” призвала в поводыри собственно великого экспериментатора Андрея Макаревича, который ради такого случая сделал исключение из заведенного им недавно правила не общаться с прессой, которая, по его убеждению, окончательно превратилась в сплошную бяку.
— Вы недавно испуганно сокрушались, что “Машина Времени” образца 2001 года непривычно сложна в музыкальном плане. Поясните.
— Все у нас перевернулось. На протяжении последних трех—четырех альбомов, придумывая вещь, придумывая аранжировку, мы старались сделать ее максимально адаптированной для концертов, чтобы потом с ходу это сыграть. Потом мы обкатывали новые песни на зрителе, а потом старались записать так, как они звучат живьем. Теперь почти половина нового альбома — музыка абсолютно студийная. И сейчас мы обязаны, сохраняя лицо, перетащить на сцену это студийное звучание со всеми “лупами” и компьютерными программами. То есть процесс обратный и немного для нас непривычный.
— Эти новшества в устоявшемся рок-н-ролльном организме — следствие полномасштабной интеграции в коллектив Андрея Державина?
— Чему я пока очень рад. Я и раньше знал, что он очень разносторонний музыкант, хороший мелодист и отличный пианист. Но то, что он до такой степени и в это въезжает (в компьютерно-луповые примочки. — “ЗД”), не предполагал.
— И каковы границы экспериментов для “Машины Времени”, если они вообще есть?
— Они ограничиваются тем, что нам интересно, и тем, что нас цепляет.
— Музыкальная мода при этом как-то учитывается?
— Мною — наверное, нет. Андрюшкой Державиным, наверное, да. Дело в том, что я не очень хорошо всю эту моду знаю, потому что не так много слушаю современную музыку, но мне это понравилось. Например, сочетание живых барабанов с каким-то грязным электронным лупом, резкие, контрастные компьютерные звуки.
— Тексты песен всегда считались “священной коровой” в русском роке. Однако с новыми временами и новыми героями музыкальной форме, саунду, всяким звуковым красивостям стали придавать все большее значение. Вы как носители русской рок-словесности чувствуете ли себя сухо и комфортно в такой среде? Не наступаете ли на горло собственной песне?
— У нас появились новые краски, но они не прячут голос. Тексты у нас по-прежнему много значат, так же, как и традиционный рок-н-ролльный драйв.
— Актуальные правила музыкальной индустрии диктуют, например, необходимость снимать клипы. Молодая поросль самоощущает себя в этом, конечно, как рыба в воде. Вы же клипмейкерством особо не злоупотребляете, и, сказать по правде, после каждого вашего видео возникает ассоциация с фильмом “Парк юрского периода”: мол, жили-были когда-то настоящие динозавры, потом они вымерли, а потом их превратили в компьютерную мультяшку и как бы воскресили...
— Как плохо вы о нас думаете! Получается, мы давно сдохли... Ну, в свое оправдание могу сказать, что мы к каждому альбому снимали один-два клипа, и большей частью они были удачными. Другое дело, что мы никогда не занимались насильственной ротацией с денежными вливаниями, хотя, конечно, хотелось бы, чтобы показывали. Дело в том, что информационное поле стало очень плотным: ты можешь записать гениальную пластинку, и никто об этом не узнает. Поэтому с каждым клипом мы как бы кричим: “Эй, смотрите, мы живы, мы записали новый альбом!” Хотя вы можете страшно удивиться, но первый раз мы снимали видео еще году в 80-м в Минске. Понятия “клип” тогда не было, но некие театрализованные съемки уже делались, и нам предложили снять видео на песню “Три Окна”. Я был настолько потрясен предложением, что даже не вмешивался в работу режиссера. А режиссер от текста ушел недалеко. Были вырезаны три окошечка, и я в каждом из них по очереди пел. Формально говоря, это был клип — вот бы еще его разыскать: смешно, наверное, невероятно...
— Не отошли ли на задний план дела группы за другими многочисленными занятиями, увлечениями и “бизнесами”?
— У всех, конечно, есть другие занятия, но команда — по-прежнему главное. Мы не каждый день видимся в Москве, потому что записей и гастролей, где все друг друга удовлетворяют в полной мере, нам хватает. Отношения в коллективе очень важны. На Западе, где шоу-бизнес действительно шоу-бизнес, возможно собрать людей, которые друг другу несимпатичны, в одну группу — если они уверены, что заработают известность и кучу денег. У нас, где все пальцем на воздухе написано, держать вместе могут только настоящие отношения. Именно так происходит и у нас, и в группах, которые мне симпатичны, например “Сплин” или “ЧайФ”. Совершенно ясно, что они делают все не ради денег. И этим мы немного лучше Запада.
— Был момент, когда вы были абсолютно везде: и на кухне, и в Гималаях, и на сцене. Есть ли желание освоить что-нибудь еще?
— У меня был диалог с Шевчуком, в ходе которого он меня упрекнул в том, что я очень много распыляюсь, и если бы я все это время тратил только на музыку, то написал бы много хороших песен. Он ошибается. Для песен мне необходимы впечатления и хотя бы иногда — смена рода занятий. Вот сейчас думаю о художественном фильме. Еще Валдис Пельш уговаривает меня прыгнуть с парашютом, но что-то не очень хочется.
— Вы сейчас много играете?
— Не очень. У нас была очень напряженная гастрольная молодость. В 80-е мы играли по 30—40 концертов в месяц, и исключительно во дворцах спорта. Все были молодые — водка не брала и спать не хотелось. А сейчас за два-три концерта подряд я выкладываюсь и перестаю получать удовольствие, которое хочу получить. Поэтому мне легче сыграть один-два концерта, а через неделю — еще один. К счастью, все это мы можем позволить себе еще и потому, что как-раз есть другие занятия, причем не бесплатные.
— Согласны ли вы с мнением, что “Машина Времени” уже сыграла свои главные хиты?
— Я на эти мнения не очень реагирую. Мне всегда хочется думать: главный хит еще не написан, хотя и написанное трудно расставить по местам. Я не могу сказать, что “Свеча” — главный хит, “Марионетки” — на третьем месте, а “Солнечный Остров” — на пятом. Хитами все это делают зрители. А среди них я с огромным удивлением вижу очень много 17—18-летних людей, которые стали нас слушать совсем недавно. Для них нет вчерашней “Машины Времени”. Для них “МВ” — актуальное настоящее и, скорее всего, будущее.
Анкета “машиниста”
— Первый концерт, на котором был как зритель
— На Новый год (с 1968-го на 69-й) к нам в школу приехала группа “Атланты”. Играли там юный Костик Никольский, Алик Сикорский на барабанах и другие. Мы тогда впервые услышали настоящий громкий звук, увидели, что такое бас-гитара... В антракте я подошел к ним, попросил дать сыграть нам две песенки, потому что группа у нас уже была. Все стали смеяться, а Алик сказал: “Пусть сыграют мальчики”. Было шикарное ощущение звука за спиной, которое осталось на всю жизнь.
— Последний альбом, купленный за свои деньги
— Я в общем всегда стараюсь покупать альбомы за свои деньги, и происходит это в основном в Америке на всяких помоечных развалах, где очень много редкого старья, которое я люблю. Хороший джаз 50—60-х годов, записи всяких черных людей... Что касается новых, то слушаю только после настоятельных рекомендаций. Если БГ мне скажет, что вот это обязательно надо послушать, тогда я это приобрету. Купил, например, “Radiohead”. Новое бывает интересно, но обычно больше двух раз слушать не хочется. А Эллу Фицджералд я могу слушать с утра до ночи, и ничего с этим не поделаешь.
— Музыкальные увлечения молодости, за которые сейчас стыдно
— Ни за что абсолютно не стыдно. Просто странно, как одна музыка стареет, превращается в плохое ретро, а другая и не стареет. Я, например, помню, что “Chicago” и “Blood, Sweat and Tears” появились примерно одновременно и слушались одинаково современно. Недавно я случайно поставил и то, и другое: “Chicago” слушается современно, а “BST” стали архаикой. Очень многое стареет навсегда.
— Музыка, которую можно было бы заказать на собственные похороны
— Я бы битлов заказал. Все что угодно, начиная с самых первых записей и заканчивая, пожалуй, “Сержантом”. “Револьвер” — вот она пойдет.
— Актуальные музыкальные увлечения
— Благодаря непосредственному контакту с Державиным я нашел для себя много нового в современной электронике. Может, в следующем сольном проекте я этим попробую заняться.