Ксюша смотрела на икону, на свои руки — все в точках от уколов, и ждала, когда уйдет боль. Бесшумно заходили монахини, молились за нее, моргали печальными глазами и исчезали. А боль оставалась, хотя сюда она пришла, потому что поверила: в монастыре и стены помогут.
Наркоман в монастыре — парадокс. Но лечение в московских клиниках стоит круглые суммы. А поможет ли... Этим летом как снег на голову почти в каждой подмосковной святой обители объявились новые обитатели — сотни наркоманов абсолютно бесплатно решили обрести здесь выздоровление и покой. Столичные не принимают — кругом барыги да соблазны. Корреспондент “МК” отправился в женский Владычинский монастырь в Серпухове, где, по слухам, творятся сущие чудеса.
Ворота покосились, храм без реставрации лет тысячу… Престарелая монахиня морщится — решила, что я тоже наркоманка: “Вообще, мы принимаем не больше одной-двух девочек. А то вас кучей бес совратит”. Но, увидев редакционное удостоверение, настоятельница дала благословение на встречу с девушками — оно здесь, за стенами монастыря, нужно на все, на каждый шаг. Ко мне приставили сестру Елену (проследить, не принесла ли я с собой порошок) и позвали болящих девиц. Мы устроились на ближайшей куче дров.
У Ксюши и Тани по три года героинового стажа, после приема последней дозы прошло около месяца. Длинные юбки, цветастые косынки, немного ожившие, но все еще мутные глаза. Смотрят по-детски беспомощно, говорят, как здесь хорошо и как страшно возвращаться. От нахлынувших воспоминаний у обеих выступили слезы…
* * * — Я стояла как громом пораженная: на белом полотенце два ярких пятнышка крови — из ванной только что вышел мой Рудик, — начала свой рассказ Ксюша. — Когда тот являлся под кайфом, я не понимала: “Пьяный, что ли?” И никому не верила… Даже когда его бывший друг остановил меня на улице и в лоб заявил: “Смотри, он и тебя в это болото затянет”.
В ванной, конечно, больше ничего не оказалось. Ни шприца, ни ампул, но она все поняла. Рудик лежал на диване с дурашливой улыбкой, вольно раскинув руки в разные стороны…
— Только тогда, впервые за два года, я заметила: боже, сколько у него там следов на руках…
С Рудиком у них любовь с шестнадцати, примерно тогда же он сел на иглу. Обещал бросить. Как все: переламывался, срывался, снова втягивался. Ксюша затаскивала его в деревню, вызывала к его бездыханному телу неотложку… Копила несколько месяцев на дорогущую капельницу. Неожиданно ей позвонил друг Рудика: “У него откуда-то много денег. Это не те?”
— Куда ты их дел? — рыдая, Ксюша кричала в трубку.
— Купил кое-что из еды… — невозмутимо соврал Рудик.
Он приходил, когда все ложились спать. Специально следил под окном, пока выключат свет, — Ксюша не переносила его оловянные глаза и сразу впадала в истерику. Поначалу порошок из его карманов выкидывала, а потом решила: зачем? Подружка объяснила, как его нюхать…
— Пора закругляться, — прервала Ксюшину исповедь сестра Елена на самом интересном месте. — У меня — дела, у девочек — послушание.
Оказалось, послушание — это чистить картошку. И мне туда нельзя: настоятельница дала благословение только на полчаса.
— Полчаса! На судьбу человека! Даже двоих! Можно хотя бы келью, где живут девочки, посмотреть? — в отчаянии обратилась я к настоятельнице.
— Чего смотреть: пять кроватей и иконы.
Я все же решила заглянуть в окошко. Девчонки живут в кельях для паломников в маленьком деревянном домике, возле которого я снова наткнулась на Ксюшу. Только успела записать ее московский телефон, как из-за моей спины вновь выскочила сестра Елена (видно, шла по пятам) и молвила в ужасе: “Вы продолжаете делать ЭТО без благословения?” Послушница поспешила чистить картошку. А меня выперли за ворота.
Дисциплина как в лагере… * * *— Это школьные подружки. Хотели ее вытащить: с боем отнимали героин и меняли на марихуану, — показывает семейный альбом мать Ксюши Елена.
...Дочь металась по кровати и месила покрывало. В то утро она проснулась и поняла, что не может ходить, — шмалялись в гостях у знакомых, когда нагрянули родители. Пришлось выпрыгивать из окна, и хотя — первый этаж, девушка приземлилась неудачно, произошло смещение позвонков. До дома дошла с легкой болью в спине, а потом… К тому же началась ломка. “Ты колешься, да? — мать давно догадывалась по обрывкам разговоров и поведению дочери и вот спросила напрямую. — Чем я могу тебе помочь?” Ксюша посмотрела на нее так, что стало совсем жутко. Чем же еще?
— Никогда не думала, что пойду за наркотиком для собственного ребенка… Но видеть, как она умирает на моих глазах…
О встрече договорились в ближайшем парке. Барыга — симпатичный мальчишка. Улыбчивый и весь какой-то взъерошенный. Протянул пакетик с порошком и назидательно сказал матери: “Пусть Ксюша уменьшает дозу. Бросать надо”. Елена трясущимися руками достала деньги…
— Не помню, чтобы Ксюша так конфетам в детстве радовалась, — вспоминает мать.
К ним в квартиру тут же стал подтягиваться народ в надежде словить кайф — раз уж Елена все равно знает. Как-то она открыла дверь на очередной звонок, но вместо ребят с мутными глазами на пороге стоял милиционер. В усах и при пистолете.
Кто-то из ребят показал, что это она принесла героин. “Мы отпустим вашу девочку, если согласитесь помочь следствию”, — в отделении с ней вел беседу уже знакомый милиционер.
— В том же парке… я взяла порошок и отдала помеченные деньги. И улыбчивого парня посадили на восемь лет. * * *Рудик с Ксюшей по очереди жили то у его, то у ее родителей. И тогда обе квартиры превращались в поле брани.
— Они сражались за эти “точки” — дозы, как голодный за хлеб… Однажды Рудик выскочил на улицу посреди ночи, Ксюша вся в слезах за ним, я тоже — нельзя же оставлять ее в таком состоянии… мало ли что случится. Еле догнала, она мне назло поймала машину, а там какой-то подозрительный тип ухмыляется: “Садись, детка, садись”. Я ее давай за руки вытаскивать, она пинаться. Потом Рудика предупредила: “Хочешь уйти — уходи, но не так же резко. Она с собой что-нибудь сделает”. Вообще, они друг друга очень любили. И очень мучили.
Первым возненавидел Ксюшу младший брат. Его терпение закончилось, когда увидел, как она сбывает на местном рынке какие-то домашние вещи — наволочки, ложки, — и объявил сестре войну. Одно время он тусовался с ее компанией и тоже подсел на героин. Потом свалился со второго этажа, сломал ноги и враз образумился.
— В залу со всякими ценностями мы врезали замок и Ксюшу туда не пускаем, зато нет запоров ни в ванной, ни в туалете, а в ее комнате вообще дверь снята с петель… Иначе за ней не уследишь.
Рудик не появлялся несколько дней, потом позвонили родители: его взяли в милицию. Обчистил чью-то квартиру. Дали ему пять лет — Ксюша с горя бросила работу и целыми днями валялась дома. Денег, понятно, тоже не хватало, и героин пришлось заменить на “винт”.
— Он сжигает сосуды и разрушает мозг, на руке образуются страшные гематомы, — рассказывает Елена. — Подружка Ксюшина от долгого употребления “винта” в психбольницу попала. И у Ксюши последнее время совсем, что называется, крышу снесло.
Ксения сутками лежала в темной комнате, отец запил, появлялся на пороге, размахивая бутылкой, и кричал: “Не работаешь! А еще эти наркотики!” Мать понимала, что надо что-то делать, но цены на лечение поражали воображение.
...Поехать в монастырь посоветовала подруга. Елене это слышать было дико: какой монастырь, какие послушницы — она в молодости выкинула из дома все кресты, веру в Бога считала ересью. Так уж ее воспитали… * * *Ксюша зашла в храм и не смогла оторвать взгляд от иконы Богородицы “Неупиваемая чаша”. Потом почувствовала толчок и отшатнулась. И вместе с тем поняла, что не сможет взять и уйти отсюда насовсем. Монахини рассказывают, что такое обычно происходит со всеми наркозависимыми: иконы их поначалу как бы отталкивают, наркоманы не могут зайти в церковь — будто не пускает кто, рыдают во время литургии.
— Я человек неверующий, но за воротами мы почувствовали приятный запах — будто благовоний. Потом нам объяснили: это Благодать Божия, что ли, снизошла… — вспоминает Елена.
Ксюша начала снижать дозу. Но ломка продолжалась первые дни пребывания в монастыре, и все это время девушка стояла в храме на коленях, не зная ни одной молитвы, — просто просила о помощи.
— Дочка рассказывала, что у нее было видение там, в монастыре. Это повторилось несколько раз: ей казалось, что изображение на иконе оживало, Богородица слегка наклоняла голову…
— Я не хочу, чтобы Ксюша возвращалась домой, — сказала мне на прощание Елена. — Мне страшно, что с ней будет, когда она попадет в привычную обстановку. Рядом столько соблазнов.
Есть у наркоманов такая поговорка: героин умеет ждать. Звучит она как приговор.
Но вот что удивительно — когда я вышла за ворота монастыря, то тоже почувствовала запах каких-то благовоний; рядом не было ни монахини с кадильницей, ни киоска с пирожками. Видно, это была Она. Та самая Благодать…