Отпустят — не отпустят, выдадут — не выдадут. У этой политической ромашки, в которую гадали в России и Белоруссии с момента ареста Бородина, всего два лепестка. И в ночь, по московскому времени, и утром, по стрелкам нью-йоркских часов, американский суд с этим гаданием собрался покончить, внеся ясность в ближайшую, по крайней мере на несколько месяцев, судьбу госсекретаря российско-белорусского союза.
Адвокаты бились над его освобождением — под залог, бились российские консул и посол в Америке — под честное слово, бились уличные ура-патриоты у стен американского посольства в Москве — “взять на понт”, а американская Фемида вела себя по принципу, как в басне Крылова, — “Васька слушает да ест”. Бородин как сел, так и сидел. Матерый американский судебный кот, судья Виктор Похорельски, не поддался давлению ни на йоту. Делайте выводы — какой лепесток и почему слетает с ромашки в “день Бородина”, 2 апреля по ту сторону океана и 3 апреля — по эту. Предугадать нетрудно. У американцев “обязательства” перед швейцарцами. У Вашингтона сложности с Кремлем по разным поводам и без повода. У Буша — новый “жесткий” курс по отношению к России, и Бородин и в этот курс, и в эти сложности, и в “обязательства” очень гармонично вписывается.
И потому Пал Палычу, который в тот час, когда писались эти строки, еще спал в своих комфортабельных тюремных апартаментах, уже был предопределен “швейцарский этап”, а всем нам, следовательно, продолжение той мыльной судебной оперы, которая разыгрывалась в последние месяцы в Восточном судебном округе Нью-Йорка. Только теперь она будет проходить на швейцарской сцене. Тем более что и сам Бородин не прочь поскорее попасть на эту сцену с нью-йоркских подмостков, где ему уже приелось.
В Москве же грядущее судебное шоу уже освистала местная политическая галерка — у стен посольства США собралось человек двести, в основном студенты, жаждавшие высказать свое презрение прямо в лицо “проклятым янки”. Именно так: в выражениях участники митинга не стеснялись.
Что интересно, ни один из известных россиян (Никита Михалков, Олег Табаков), доселе публично поддерживавших акцию “Родина — за Бородина”, на митинг не прибыли. Зато был... сам Пал Палыч. Сбросивший в весе и лет на двадцать помолодевший. В полосатом тюремном одеянии, натянутом прямо на пуховик и джинсы, он сидел в задумчивой позе на деревянной табуретке. Над головой узника реял американский флаг. Веревочная проволока а-ля “лагерная колючка” отгораживала Пал Палыча от собравшихся в Большом Девятинском переулке. Вопросительные выкрики журналистов о самочувствии заключенного остались без ответа. То ли Пал Палыч забыл родную речь, то ли замерз маленько...
Кроме столичных “юных бородинцев” собрались их соратники из Таганрога, Ростова и Санкт-Петербурга. В толпе митингующих мелькали люди и преклонного возраста, вероятно, заботливые преподаватели, опекающие своих учеников. Чтобы придать тусовке какую-то организованность и значимость, они раздавали бумажки для сбора подписей в защиту знаменитого заключенного...
В самый разгар митинга на крыльцо американского посольства выскочил бородатый дядька в такой же, как и у псевдо-Бородина, полосатой рубашке и, щелкая аппаратом, радостно помахал ручкой собравшейся толпе. Появление янки-бородача было встречено репликами, из которых самой мягкой было — “гоу хоум!”.
Ближе к концу мероприятия в толпу был торжественно выкинут звездно-полосатый флаг, который в руках фанатов Бородина прожил всего несколько секунд. На том и разошлись.
А в США еще только занималось утро, и наш собкор в Нью-Йорке спешил к зданию правосудия, где должно было состояться генеральное сражение. Репортаж из зала суда — в следующем выпуске “МК”.