Утверждать, что мужчины — грубые и бесчувственные животные, могут только неисправимые феминистки. Мужчина — очень даже сложное и в высшей степени одухотворенное существо, ранимое и многообразное. Нынче мы хотим рассказать об одной из высших стадий его развития — мужчине-денди, в меру воспитанном и убийственно неотразимом. Кто он? где живет? что ест? как развлекается?
“Если бы вы общались со мной раньше, то поняли бы, насколько я изменился”, — сказал Валентин Гнеушев, когда мы заходили в ресторан на Чистых прудах.
Посмотрим... Бывший главный режиссер цирка на Цветном бульваре покорил своими красочными шоу арены всего мира. Чего стоят хотя бы открытие и закрытие последнего Международного Московского кинофестиваля. Многие его программы уже сегодня считаются классическими. Большой и яркий, он вносит разноцветную суету в стандартную действительность. В его доме мраморный камин с ольховыми дровами, старинные люстры, огромная ванная с видом на улицу. И еще много пустого места. Очень много. Хотя ему, кажется, все равно не хватает. Он был женат на француженке, с которой расстался совсем недавно. А впрочем, он и сам похож на иностранца. Носит английские ботинки, курит дорогие сигары. Он всегда казался образцом изысканности и вкуса. Барином. Настоящим московским барином, неизвестно откуда появившимся в нашем веке.
СПРАВКА “МК”
Валентин Гнеушев, заслуженный деятель искусств, режиссер мирового класса. Родился в 1953 году. В 1978-м закончил отделение клоунады Московского государственного училища циркового и эстрадного искусства, в 1986-м — факультет режиссуры и цирка Государственного института театрального искусства. В 1988-м организовал собственную экспериментальную мастерскую. Его ученики работают по всему миру — от Голливуда до Токио. Многие уникальные номера Валентина Гнеушева были представлены на Международных фестивалях цирка в Париже и Монте-Карло, где получили высокие награды. В 1999-м по ряду причин он покинул цирк на Цветном бульваре.
— Обломов. (Посмеиваясь. Не смеясь, а именно посмеиваясь, едко и иронично.)
— Да нет, зачем же так...
— Барин с мертвыми душами. Хотя, пожалуй, душ у барина сейчас нет. Раньше было много, а сейчас без душ... Но не без души.
— Откуда в вас столь сильное стремление к аристократическому антуражу?
— Как высказывался сам Рябушинский, собственность говорит о том, кто вы есть и на что вы способны. Это мой выбор. Допустим, у меня нет ни одной современной люстры. Все антикварные. Может быть, не такие уж и ценные, но изящные. Я вообще люблю фактуру.
— Вы не играете в эпоху?
— Нет, я играю в приятие-неприятие. У меня дома над дверью висит древняя китайская доска, которую я вывез из юго-западного Китая. Она мне нравится, совсем не вываливается из общего антуража. А потом, очень важно не только с чем, но и с кем живешь. Больше всего в этой жизни я боялся, что у меня будут дети от дуры. Ужасно, представляете! Ведь вещь можно выкинуть, продать или подарить, а это остается навсегда.
— А по каким критериям вы выбирали жену?
— Я всегда говорил, что Жоэль выдает мои мещанские вкусы. Она с картины Карла Брюллова “Итальянский полдень” — девушка с виноградом.
— При чем же тут мещанство?
— Ну, я считаю, что Брюллов — это мещанский вкус. Карл Палыч все-таки не Валентин Александрович Серов.
— Странно. Вы человек деятельный и честолюбивый, а сидите вроде бы без дела. По крайней мере, так кажется со стороны.
— Вот только что я приехал прямо со Всемирного фестиваля цирка в Княжестве Монако, а в феврале еду в Париж на фестиваль цирка завтрашнего дня. Потом я собираюсь в Америку — участвовать в постановке оперы под руководством легендарного Валерия Гергиева.
— Речь идет о классической опере?
— Да. Композитор наш — Прокофьев.
— Потрясающе. Выходит, что ваше нынешнее состояние нельзя назвать кризисом?
— Любой человек может попасть в кризис, но из него надо достойно выйти. Вот я и выхожу. То в Монако, то в Париже. Постараюсь выйти и в Нью-Йорке.
— Ваши сыновья живут Париже?
— Сейчас да. Александру недавно исполнилось семь лет, а Роману в феврале будет четыре года. Я буквально недавно от них приехал. Стараюсь, конечно, на них влиять, но ни в коем случае не буду навязывать своих взглядов. Хотя, вспомните Паганини. Заставляли человека играть на инструменте и добились любви к музыке. Пути Господни неисповедимы. Не потому что я верю в Бога. И верю ли я в него так, как нужно, я не знаю. Вообще в последнее время я пересмотрел очень многое. Наверное, для того чтобы хорошо все увидеть, надо иногда останавливаться.
— Что, например, пересмотрели?
— Да все. Ко всему отношусь по-другому. Даже к собственному сну. Если раньше я спал пять часов и считал, что ничего страшного в этом нет, то сейчас я сплю десять часов. При этом я надеюсь, что нахожусь в творческом процессе и во сне. Жизнь как сон, а сон как жизнь. Но надо просыпаться.
— То есть вы ни в чем себе не отказываете?
— Я старался никогда ни в чем себе не отказывать. Я довольно-таки свободен в выборе. Что еще сказать? Я стал очень беспокоиться за свою актуальность, сомневаться, насколько я понимаю нынешнее время. Я в шоке от всеобщей визуальной суеты. Ничего не хочу сказать про шоу-бизнес, про всяких певцов, которые пестро одеваются или, наоборот, обнажаются. Это эффект шуршащей листвы. Она слетает. Важно лишь не попортить корни.
— Как определить ваш стиль одежды? Можно ли сказать, что у вас своя собственная мода?
— У меня свой собственный взгляд на нее. Не каждый человек может себе позволить носить монокль или лисью шубу. Это божий дар, как у Оскара Уайльда, Шаляпина, Вертинского или Чайковского. Роскошь благосостояния.
— Вы как-то сказали, что аксессуары определяют все, а что определяют ваши знаменитые сигары?
— Я курю сигары давно — с 1978 года — и не собираюсь что-то этим определять. Сигары — это прежде всего вкусовое понятие. Их можно курить лишь под соответствующее настроение. Не каждый день и ни в коем случае не в суете. Мало кто может позволить себе каждый день есть деликатес.
— Вы говорили, что боитесь за свою актуальность. У вас не возникало мысли сменить профессию?
— А я ничего другого не умею. Возможно, что профессия режиссера будет настолько стремительно развиваться, что я перестану ей соответствовать. Самое главное — чтобы наша старость была обеспечена и мы не подохли от голода как бездарные предшественники будущей цивилизации.
— Ну это вряд ли произойдет.
— Вы знаете, я так не думаю. Не надо идеализировать мои достижения в прошлом. Они там и остались. Не то чтобы я пессимистично настроен. Я настроен глубоко иронично. По отношению к себе. И если у меня что-то получится, я буду рад, что радуетесь вы.
P.S. Говорят, что после ухода Гнеушева из цирка там многое изменилось. Как, впрочем, и он сам. Гнеушев не уверен в завтра, чего никогда бы себе не позволил ни главный режиссер цирка, ни муж блестящей француженки. “Я не бабушка-сова, которая очень много знает про жизнь”, — заключил он, посмеиваясь, как всегда едко и иронично.