Много. Россия — великая театральная держава, и чем хуже ей живется, тем большим количеством театров она обзаводится. В последние годы обнаружилось еще одно обескураживающее обстоятельство: режиссер — профессия до обидного редкая. Разумеется, если режиссером мы будем называть не всякую особь, называющую себя режиссером.
Лучшие умы о штучности данной профессии догадывались и прежде, но “держать внимание” современного, травмированного переизбытком информации зрителя оказалось делом принципиально новым и рискованным. При переходе в новую виртуально-информационную эпоху выяснилось, что режиссеров, вызывающих доверие, в нашей театральной державе явно недостает. Я уж не говорю о режиссерах, способных на художественное лидерство в сфере нашего национального достояния — репертуарного театра.
Почему? Свести сложное дело к одной составляющей, четкой и простой причине — пагубный самообман. Будь то государственная экономика или театр. И в том, и другом случае прискорбную роль играет наша правовая ущербность. Обязательная ротация в театральном руководстве, как и в любом другом, — вещь необходимая. Со мною муниципальные власти заключают контракт из осторожности каждый раз на один год. Допускаю, что с некоторыми, надежными художественными руководителями можно вступать в договорные отношения и на три года, и даже на пять. Но срок всегда, независимо от заслуг художника, должен быть ограниченным, а неизбежное в конце концов расставание — цивилизованным.
Отдельные пытливые театроведы объясняют малое количество новых режиссерских имен отсутствием свободного сценического пространства, на котором бы начинающий Немирович-Данченко или Мейерхольд смогли бы зримо и доказательно реализовать с группой единомышленников свой постановочный дар. Согласен, это одна из множества причин, и посему во многих театральных умах окончательно созрела мысль о наличии городских “открытых сцен”. То есть театральных площадок без обязательных мраморных колонн, но с необходимым (минимальным) набором электро- и радиоаппаратуры, скромным количеством технического персонала, способным менеджером и небольшой группой помощников. При организации экономически выверенной сметы с привлечением как бюджетных, так и внебюджетных средств, обязательной поддержкой муниципальных и федеральных органов власти, данная “открытая сцена” призвана стать своеобразным полигоном для опробования новых театральных имен, разумеется, в строго ограниченные по времени контрактные сроки. Считаешь себя молодым Станиславским или Житинкиным — подрядись играть свой спектакль при заполненном зале каждый день в течение двух недель, месяца, года или нескольких лет подряд, что давно опробовано в зарубежной театральной практике.
Театроведы, обладающие не просто природной пытливостью, но изощренным аналитическим даром, говорят: “Не найдете таких дураков!” Режиссер, могущий удержать внимание большого зрительного зала в 500—1000 человек, появляется единожды на сотню режиссерствующих молодых людей. Поэтому молодое режиссерское поколение, как правило, сторонится нормальной сцены: оно норовит забиться в уголок, в комнату, в коридор или в репетиционную студенческую аудиторию. Театр в России должен быть многолик и разнообразен, но я все-таки причисляю себя к поклонникам Немировича-Данченко, который со слезами укорял своего великого друга Станиславского в период, когда тот норовил замуроваться в маленькой комнатке и там священнодействовать.
“Немирович-Данченко оспаривает пользу “интимности зала” для артиста. Он считает, что интимность, делая легкодоступной искренность переживания, маскирует “отсутствие крупных сценических данных” у артиста. При этом Станиславский обманывает не только зрителей, но и самого себя” (О.А.Радищева, “История театральных отношений. 1909—1917”, стр. 225).
В силу того, что я уже давно ратовал за наличие “свободных” сценических площадок, совсем недавно участвовал в предварительной беседе с мэром города, понимая, что не от большого ума втягиваюсь в еще одну “головную боль”. Скажу честно, совершенно не уверен, что подобный, чисто экспериментальный проект может состояться в любимый нами переходный период. Я уже столкнулся с хитрым глазом одного своего коллеги, который убежден (и не без основания), что нормальный человек не может претендовать на использование недвижимости, не рассчитывая при этом на личный олигархический доход. “Да-да, — лукаво кивал коллега, — к вечеру спектакль, а утром и ночью — казино со стриптизом”.
Этим подозрением можно, конечно, пренебречь при условии цивилизованной прозрачности всей сопутствующей документации — нельзя пренебречь обострившейся ныне борьбой за московскую недвижимость. У проекта “Открытая сцена”, как, впрочем, и у других альтернативных театральных проектов, уже появляются грозные, хотя и улыбчивые противники. Любой менеджер, претендующий на новое сценическое пространство, должен будет нанимать дорогостоящую охрану и санитарную машину сопровождения на случай обстрела, который рано или поздно состоится.
С другой стороны, в театральной державе, памятуя стенания Немировича-Данченко, талантливый режиссер не должен (за малым исключением) работать для 40—50 человек. Взращивать молодую режиссуру следует все-таки для полномасштабных сценических сочинений, рассчитанных как на театральных гурманов, так и на демократического зрителя. Негоже нам барствовать и с высокомерным пренебрежением относиться к спектаклям, что посещаются многочисленными зрителями якобы по причине их дурновкусия и недоразвитости.
Несмотря на десятки умных и доказательных публикаций в СМИ по поводу некоторых успешных спектаклей, в нашей театральной практике вдруг появляются и сбиваются в агрессивно вибрирующие группы особого склада лица, очень громко и даже отчаянно претендующие на негативное восприятие того или иного театрального сочинения, вне всякой зависимости от оценок и суждений театральной прессы. Иногда некоторые члены экспертного совета премии “Золотая маска”, по рассказам их же коллег, вдруг обретают непомерно-агрессивные амбиции в отношении и самого театрального организма, где таковые сочинения рождаются. Разумеется, это знакомое нам, периодически встречающееся “театроведческое недержание”, к которому нормальный профессионал должен относиться с философским покоем, может быть, с известным снисхождением и даже сочувствием. Не могу я, например, без сострадания смотреть на журнал “Театр” — наследник разорившихся “Разгуляя” и “Московского наблюдателя”, где верховным экспертом выступила недавно Р.Кречетова — полутеатровед, полурежиссер, которая объяснила читателям хиреющего печатного органа о недопустимом ерничестве сегодняшнего “Ленкома” и его комедии “Город миллионеров”. Правда, она не назвала имя Г.Горина как главного источника этого постыдного на театре и телевидении явления (с которым вместе ерничали почти тридцать лет), но зато я получил эксклюзивные режиссерские указания, как правильно ставить итальянскую комедию, чтобы посвятить ее послевоенной нищете и разрухе. Разумеется, на Чурикову, Джигарханяна, сценографа Шейнциса критикесса вообще не обратила никакого внимания как на явления, недостойные ее постановочных рекомендаций. С человеком, отдавшим долгие годы укреплению режиссуры в прибалтийских странах, не поспоришь. Чему искренне рад: возвратившийся борец с ерничеством вошел в число экспертов национальной премии. Это, конечно, редкое везение для премии, если бы еще узнать о легитимности самого понятия “национальная”. Кто уполномочил эту странную группу лиц определять, где у нас просто достижение, а где оно становится национальным? Другие общественные театральные объединения тоже будут иметь право выступать от имени нации или им это будет категорически запрещено?
Думаю, что у нынешнего авторитетного жюри должны быть советники, но не переходящие (по выражению Аркадия Райкина) в ранг “сбесившегося гарнира”. Жалость к некоторым из этих людей у меня вполне искренняя, и отношусь я к отдельным театральным мыслителям типа М.Зайонц с нескрываемым сочувствием.
Однако допускаю и иное отношение к этому явлению. Возможно, что права Галина Волчек — одна из ведущих режиссеров современного российского театра. Она просто не захотела участвовать с театром “Современник” в общении с этим парадоксальным сообществом. Директор “Золотой маски” Э.Бояков — бесспорно, человек редкого менеджерского таланта, но почему его жюри оказалось подмятым амбициями экспертного совета — еще одна загадка.
Вероятно, я не слишком большой знаток этой проблемы, хотя знаю, что в среде экспертов есть весьма достойные и уважаемые люди, которые, впрочем, и не скрывают, что их команда несет в себе подчас медицинский привкус. Нам об этом рассказал на заседании секретариата СТД РФ 11 декабря один из известных театральных деятелей, писатель и педагог, подробно объяснивший, почему он был вынужден покинуть экспертный совет “Золотой маски”, когда и как осознал чисто психические аномалии этой своеобразной группы “знатоков”, во всяком случае, ее некоторых закомплексованных членов.
Очень интересно, что при формировании будущего экспертного совета я предложил присовокупить к уже имеющемуся в списке уравновешенному театроведу и педагогу А.В.Бартошевичу еще одно имя, пользующееся в своих театральных публикациях объективным и доказательным восприятием. Почти все радостно кивнули, но тут же горестно развели руками: “Не пойдет! Она — умная и, как назло, нормальная, — сказали мне. — У нее работы и в Москве хватает. По Чукотке и Приморскому краю не двинется”.
А зачем вообще, при наших пространствах и транспортных тарифах, разбивать страну на квадраты и прочесывать их в надежде случайно отыскать сценический шедевр? При нынешних семи федеральных округах, обилии региональных фестивалей, может быть, уполномочить каждый округ при желании выделить одну лучшую работу и привести ее за свой счет на строгий суд нормально работающего уважаемого жюри.
Так все-таки каким же образом укреплять и омолаживать российский режиссерский корпус? Полагаю, прежде всего за счет сохранения уникальных педагогических традиций и методологий, приобретенных за долгие десятилетия ведущими театральными вузами России, за счет нескольких альтернативных некоммерческих объединений типа “Открытая сцена”, наконец, за счет смелого приглашения молодых людей в сложившиеся репертуарные театры, даже если такие приглашения сопряжены с обязательным риском. Сегодня театр вообще превращается в “рискованный бизнес”, если это не касается комнатных спектаклей.
Беда, что режиссерская профессия кажется многим более престижной, чем актерская. Заблуждение... Режиссура на каком-то этапе — необходимая и очень важная часть театрального процесса. Но горе тому, кто возомнит себя Карабасом-Барабасом с сундуком, набитым марионетками. Артист (пишу об этом не первый раз) должен зарабатывать больше, чем его режиссер-постановщик, и в идеале стремиться к тому прекрасному и уверенному самочувствию, когда сценический талант имеет моральное и художественное право сказать после нескольких репетиций: “Роль мне нравится, играть ее буду, но режиссера придется сменить”. Поэтому режиссеров в стране должно быть много.