В хоккее термин “овертайм” обозначает дополнительное время, которое дается командам в случае, если во время основной игры победитель так и не определился.
— Он держал мое лицо в своих ладонях, целовал его и повторял: “Ты — Мадонна!”. Он не говорил мне о своей любви и ничего не обещал. Я только чувствовала, что Слава — мой человек, мой по сути. И когда во время хоккейного матча его били головой о борт — я плакала, потому что мне тоже становилось больно. У него глаза были — как у щенка брошенного. Сейчас, когда я вижу у дочери точно такой же щемящий, щенячий взгляд, мне становится не по себе...
Незаконные дети почти всегда похожи на своих отцов. Словно природа мстит последним за вольное или невольное предательство, награждая их пожизненной копией, зеркальным упреком.
Внебрачные дети почти всегда желанны для матерей.
Как дополнительный козырь в борьбе за право управлять бывшим любимым.
Вот и 11-летняя Маша Исаева разрывается между любовью к отцу, на которого она так похожа, и недоуменной детской обидой за то, что, выбросив их с матерью из своей жизни, он лишил ее права называться дочерью великого Вячеслава Фетисова.
Случается в хоккейном матче, что шайба мечется от борта к борту и не может залететь ни в одни ворота...
Нежданная встреча
— Гостиницы, вокзалы, коммуналки... Хронические отношения, хронический роман — все это длилось с перерывами без малого шесть лет и так ничем и не завершилось. Мы постоянно боялись опоздать. Я на концерт, Слава — на матч или на тренировку. У кровати стояли часы, мы вздрагивали от каждого телефонного звонка, — 43-летняя Любовь Исаева усмехается. — Я любила Славу. А он... он был связан словом с другой. Так что мы были абсолютно честны друг перед другом.
С Вячеславом Фетисовым молодую певицу Любу Исаеву познакомил Иосиф Кобзон. Случилось это 3 февраля 1983 года. Люба была не замужем — все свободное время занимали концерты. Она тогда жила в Ленинграде, но перебиралась работать в столицу. Кобзон обещал посодействовать. В тот день она ждала его в гостинице “Октябрьская”...
— Не могу сказать, что у меня до Славы не было мужчин, но по-настоящему влюблена я была только в сцену, — моя собеседница улыбается. — В эмоциональном плане я, уже вполне сложившаяся женщина, оставалась еще ребенком. Мне казалось, что чем больше энергии вкладываешь в личную жизнь, тем меньше ее остается для творчества.
Черная шуба из ламы, рассыпанные по плечам локоны... Тусовавшиеся в холле спортсмены — молодые плечистые ребята — бросали на Любу оценивающие взгляды. Она не обращала на них ни малейшего внимания — и вполне невинно строила глазки подобострастному швейцару, возлежавшему на входной двери, как Матросов на амбразуре.
— И тут, совершенно невероятным образом, меня перевернуло от швейцара на 360 градусов. По лестнице спускался Фетисов. Вернее, я не знала еще, что это был он: у меня в коммуналке не было телевизора, и я не интересовалась хоккеем. Просто этот парень — в моднючем стеганом пальто, в волчьей шапке, которая держалась на макушке вопреки всяким законам физики, — шел так, что его невозможно было не заметить...
Поздно вечером Люба вместе с саксофонистом Яковом Гафтом провожали Кобзона в Москву.
— Поедем вместе, батя?.. — на перроне Московского вокзала Кобзону и Любе улыбался утренний незнакомец.
— Фетисов с лету перешел на “ты” и спросил номер моего телефона. Я дала, но прекрасно понимала, что он его не запомнит. Слава говорил какие-то милые глупости о том, что наши профессии похожи: и там, и там — сплошные дороги. А еще — о том, что мне нужно срочно приехать к нему в Москву. Я тихо млела и не понимала, что со мной происходит...
Любе было 25 лет. Вячеславу — на год меньше.
Когда поезд уже тронулся, она увидела, как Фетисов размахивает в окне клочком бумаги:
— Я записал твой номер телефона! Я обязательно позвоню...
На скамейке запасных
После этой встречи Люба начала коллекционировать газетные вырезки о хоккее, не пропускала ни одной игры и даже вырывала поначалу из рук соседей по коммуналке телефонную трубку: а вдруг это Фетисов?
Но он так и не позвонил.
Через полгода, идя по улице, Люба увидела на рекламной тумбе афишу с заветным именем. В тот вечер у ЦСКА была встреча с какой-то питерской командой — в рамках чемпионата СССР.
— Трибуны были переполнены, в такой толчее разглядеть что-либо казалось просто невозможно, — до сих пор переживает она, — я всю игру наблюдала за Славой. Я постарела лет на двадцать — так за него переживала! В самом конце встречи, совершенно случайно, он встретился со мной взглядом. И слегка поклонился, приветствуя.
После матча Фетисов пригласил Любу на свой следующий день рождения. Тогда же, 20 апреля 1984 года, она впервые осталась у него.
— В гостиничной ванне примостилась куча бутылок из-под шампанского, так что принять душ было проблематично. Но все казалось просто замечательным. Наверное, с любимым человеком всегда так. А на следующий день ребятам предстоял ответственный матч. Поэтому в шесть утра я встала и потихоньку ушла из номера...
Восторженная девушка — восторженное отношение к жизни. Будто случайно забыла она на его столе листок со своим телефоном и стихи поэта Николая Палькина.
И как напророчила...
“Обиды, обиды
Тот счастлив, в чье сердце им доступ закрыт
И я избегаю обид
Они входят в сердце по каплям
Но капля и камень дробит...”
Ответственный матч чемпионата СССР команда Фетисова проиграла. А вскоре Любе позвонила незнакомая женщина. Она интересовалась ее знакомством со знаменитым хоккеистом. И еще сообщила, что надеяться Любе не на что: у Вячеслава скоро свадьба.
Грех нелюбимых
Будущая жена Фетисова, красавица Лада, сама из тренерской семьи. Первый раз замуж она вышла за известного футболиста Игоря Хидиатуллина. Однако вскоре полюбила зимние виды спорта...
По Москве ходили злые слухи, что Фетисов и Хидиатуллин подбрасывали монетку, выясняя, кому в итоге достанется любимая женщина. Против этого романа выступили все: и друзья Вячеслава, и тренер, и родители.
— Все у нас получилось как-то спонтанно, на эмоциях, — рассказывала позже Лада Фетисова журналистам, — любые попытки познакомить Славу с родителями заканчивались неудачей. Мама и слышать не хотела ни о чем, спасаясь валерьянкой. И вот однажды мы пришли к ней в четыре утра. И Слава, глядя исподлобья, тихо сказал: “Что бы вы ни делали, мы все равно будем вместе”.
— Хочется верить, что и я была ему хоть немножечко небезразлична. Но выбрал он все равно Ладу... — размышляет Люба. — Это теперь Слава научился быть дипломатом, добиваться своего, лавировать, — а тогда он был добрым и мягким, наивным даже. Он честно сказал, что должен жениться на Ладе, потому что увел ее от мужа. Он был передо мной как на ладошке!
Их объединяли только дороги и гостиницы. А еще — время. Иногда его было непозволительно мало — всего пару часов. Иногда их встречи затягивались на несколько дней. И тогда их связывали уже и зубные щетки, и банальные яичницы по утрам...
— Возможно, что со стороны Славы нас объединяла только постель. Он вряд ли понимал меня до конца. Мы даже ни разу не поссорились: не из-за чего было, слишком уж из разного теста слеплены! — восклицает Люба Исаева. — Во мне с детства сидело, что никогда нельзя навязываться мужчине. Но ведь так хочется иметь его постоянно рядом, а не в короткий перерывчик между тренировками... Ребенок от любимого — вот тот кайф, который ни с чем нельзя сравнить! Я совершенно убеждена, что те, кто рожает детей не от любимых мужчин, — сильно грешат. Нельзя любить детей от нелюбимых! Я бы не смогла...
Свадьба Вячеслава и Лады Фетисовых состоялась 26 марта 1989 года, когда Люба Исаева находилась на пятом месяце беременности.
Старшенькая
Маша Исаева, по словам ее матери, была зачата 28 октября 1988 года. В Ленинграде. В гостинице “Октябрьская” — номер 247, люкс.
Фетисов тогда только на несколько дней прилетел из Риги. Люба дозвонилась ему и услышала: “Быстро ко мне!”.
— До этого мы не виделись полгода. Я Фетисову не изменяла. Так что и ошибиться насчет отцовства не могу, — утверждает Люба. — Через пару недель после этой встречи я почувствовала боли внизу живота. Думала, простыла, а оказалось, что это Машка “завязалась”...
Два раза у Любы была угроза выкидыша. Фетисов отвозил ее к знакомому врачу. Он сам или его друзья доставляли беременной Любе деньги и дефицитные продукты.
— Сперва Любочка аборт хотела сделать: боялась людских сплетен, боялась, что родители будут переживать, — рассказывает Роза Петровна, соседка Любы. — Мы ее еле отговорили: ведь уже 31 год, не девочка, должна понимать последствия... Но она этого хоккеиста любила сильно. Я его тоже пару раз видела — как приходил к ней, как оставался на ночь. Вежливый, всегда по утрам со мной здоровался... А еще его приятель в общем коридоре нам лампочку как-то вкрутил. Я Любе откровенно говорила: “Не надейся ты на помощь Фетисова! Сегодня ты ему нужна, а завтра он об вас и думать не станет”.
— Я бредила этим ребенком. И Слава его хотел, — убеждена Люба. — Вернее... он хотел сына, который заменил бы ему погибшего в аварии брата. Я уже и имя выбрала — Толя, как брата. Лада ведь поначалу родить не могла: у нее после внематочной беременности аппендицит сросся с маткой. Так что это у Славы был первый и единственный ребенок. Слава уезжал играть в Америку, но пообещал, что я и малыш не будем ни в чем нуждаться. Возможно, что так оно и было бы, если бы родился мальчик...
Машенька появилась на свет недоношенной. Приложив новорожденную дочурку к груди, Люба вздрогнула: на нее смотрела крошечная копия Фетисова.
— Его нос, его глаза... У Машки совершенно сумасшедшие глаза: за них и умереть не жалко! — вспоминает Люба. — Чем старше становится дочь, тем сильнее проявляются чисто фетисовские черты. Те же “ужимки и прыжки”, та же манера носить шапку на макушке, вопреки всем законам физики...
Первое время Фетисов передавал малышке деньги и подарки. А потом исчез...
Люба разыскала его в 1994 году, когда он приехал в Россию. Фетисов с интересом пообщался с повзрослевшей Машей. А та, в свою очередь, просто влюбилась во вновь обретенного родителя.
К тому времени у знаменитого спортсмена уже была счастливая семья. Обожаемая дочь Настенька — настоящая американская принцесса. Она даже победила на конкурсе красоты. Жена Лада раздавала интервью, в которых честно признавалась, как трудно ей и Фетисову далось рождение единственной дочери.
А московской Золушке на обложки дорогих глянцевых журналов путь был заказан.
— Когда мы снова встретились, я спросила Славу: как он мог так поступить с Машкой? — вспоминает Люба Исаева. — Зачем умолял меня родить этого ребенка? Зачем обещал никогда нас не бросать? И он ответил мне, тихо так: “Давай не будем об этом. Ведь маленькой Насти могло и не быть...”
“Папа хотел как лучше!”
В комнате у 11-летней Маши Исаевой — иконостас. Везде фотографии Фетисова — под стеклом, на шкафу... Сама Маша — тоненькая как тростиночка, с изящной, гимнастической выправкой. Гуттаперчевый эльф с пытливым и взрослым взглядом: “Я на маму совсем не похожа. Я красивая. Как папа”.
Девочка смущенно смотрит на меня, прижимая к груди огромную меховую собаку:
— Мне ее папа подарил. Два года назад, когда я его последний раз видела. Он сказал, что это только моя собака будет. Она должна была лаять, но оказалось, что моторчик сломан. Брак в магазине подсунули. Но папа ведь не виноват: он хотел как лучше...
В детском саду Маша захлебывалась от рева, едва за мамой закрывалась дверь. Ей казалось, что та никогда не вернется. Тоже бросит ее — как папа.
— Я разговаривала по телефону с дедушкой и бабушкой, когда она еще жива была. Я сказала, что я их внучка, дочка их сына, и поздравила с днем рождения. А они сказали маме, что, пока папа меня не признает, они меня тоже не будут любить...
Незаконные дети подсознательно считают себя виновниками рассыпавшихся родительских отношений. Все пытаются доказать взрослым, не верящим в сам факт их крошечного существования, что они достойны их любви...
Маша сейчас сдает КМС по художественной гимнастике. Учится в одной из сильнейших языковых школ в Москве на “пятерки” и “четверки”. Не грубит старшим и всегда моет за собой посуду — короче, стандартный набор всех дочерних достоинств.
Вот только туфельки у нее стоптанные и изношенные. Потому что мама Маши, проехавшая в свое время с концертами и Афганистан, и Чернобыль, получает пенсию всего в 1000 рублей.
Стоптанные башмачки
Именно эти стоптанные туфельки и заставили обратиться Любовь Исаеву в суд с требованием признать наконец после стольких лет недомолвок отцовство Фетисова. И возложить на него святую обязанность уплаты алиментов. Судебное разбирательство назначено на 16 ноября. Но уже сейчас Любовь Исаева готовится к нешуточным баталиям.
— Я долго терпела и молчала, но всякому терпению приходит конец, — считает Люба. — Я не виню Фетисова ни в чем: он подарил мне самое лучшее, что есть в жизни, — мою Машеньку. Но нельзя заниматься у себя в Америке показушной благотворительностью, когда у самого дочь живет в нужде! — Любовь Исаева переводит дыхание. — Это вовсе не мелкая бабская месть мужчине, который ее бросил. Мои отношения с Вячеславом закончились много лет назад — сразу после рождения Насти. Сейчас на повестке дня стоит вопрос о Фетисове и его первой дочери. Они должны встретиться и поговорить — иначе потом, через много лет, когда эта встреча все равно состоится, будет уже слишком поздно, — Люба надолго задумывается и наконец заключает: — Но я не жалею, что не наврала Маше, как принято, что ее отец — геройски погибший летчик. Не носила по праздникам цветы на несуществующую могилу. Я нашла в себе мужество и сказала дочери правду. Думаю, что Фетисов поступит так же...
Маша в кресле укачивает игрушечную собаку. Папину собаку — она так ее и называет. Девочка во всем оправдывает отца и надеется, что когда-нибудь они поймут друг друга.
— Папа, наверное, меня боится. Но я ему помогу. Я сильная. Ему просто надо дать немного времени, чтобы подумать. Человек иногда ошибается. Но нам учительница говорила, что самое главное — это вовремя исправить свою ошибку. Иначе потом еще хуже будет. У нас с девчонками считалочка есть — вот такая: “Первый раз прощается, второй запрещается, а на третий раз — мы не пустим вас...” Но ведь третьего раза не будет, ведь папа меня меня совсем не бросит, правда?.. — и Маша доверчиво заглядывает мне в глаза.
“МК” связался с Вячеславом Фетисовым в Америке. Тот ответил, что не знает никакой Любови Исаевой. Он наотрез отказался признать своей дочерью маленькую Машу. И пообещал немедленно связаться со своим адвокатом, чтобы тот оградил его в дальнейшем от подобных притязаний.
Из книги Вячеслава Фетисова “Овертайм”:
“Как рассказать о том, что ты испытываешь, когда перед тобой глаза твоего ребенка, он смотрит на тебя, взглядом спрашивая: “Папа, зачем ты это делаешь?..” Она ожидала, что я буду защищать ее в этой ситуации, а получилось наоборот...
О моих планах, я думаю, не нужно говорить. Многие люди планируют свою будущую жизнь, а она потом не получается... Единственное, о чем можно сейчас твердо говорить: я обязан дать все необходимое своей дочери, чтобы она получила хорошее образование, выросла свободным и независимым человеком, имела возможность выбирать в жизни”.
Первый раз прощается — ты ведь так говорила, Маша?..
С просьбой прокомментировать эту ситуацию мы обратились к Сергею Кривошееву — адвокату Межрегиональной коллегии адвокатов, представляющему интересы Любови Исаевой:
— Мне уже приходилось вести подобные дела. Разница лишь в том, что предполагаемый отец — личность известная, гордость советского спорта.
Как у представителя интересов истицы у меня вполне достаточно оснований полагать, что это действительно ребенок Вячеслава Фетисова.
— Но одного убеждения в своей правоте маловато. Как вы надеетесь доказывать это отцовство в суде?
— Позволю себе утверждать, что по крайней мере несколько лет назад у самого ответчика никаких сомнений относительно своего отцовства не было. Он помогал матери девочки материально, не раз общался с Машей. Его вместе с Любовью Исаевой видело множество свидетелей.
Поэтому думаю, что до генетической экспертизы в нашем случае дело просто не дойдет. Но мне лично хотелось бы, чтобы ответчик был столь же мужествен в разрешении затянувшегося конфликта, каким мы все его привыкли видеть в ледовых баталиях.