РАЗДУМЬЯ НА СОЖЖЕННОМ МОСТУ

— Евгений Максимович, даже людей, критически относящихся к президенту, задел ваш отказ от встречи с ним. Ведь Борис Николаевич все-таки глава российского государства... — Я с вами согласен. Но если бы я твердо знал, что эта встреча — с главой российского государства, который без влияния своего окружения сможет после беседы со мной предпринять ряд шагов по оздоровлению обстановки в стране... В этом случае я бы безусловно пошел туда. Но я имел достаточно серьезную информацию, что встреча была подготовлена не Борисом Николаевичем Ельциным, который мог и не быть в курсе этого, а теми людьми, которые хотели использовать эту ситуацию в своих собственных интересах. Достаточно сказать, что предложение о встрече поступило мне от секретаря одного из заместителей руководителя Администрации Президента. Разве этот факт вам ни о чем не говорит?.. — Вы хотите сказать, что Борис Николаевич — это в данный момент не самостоятельная фигура? — Смотря как расценивать самостоятельность. Но в то же самое время на него оказывает влияние односторонняя информация, которую он получает от своего ближайшего окружения. Эта информация не носит объективного характера. — Если бы у вас была возможность вернуться в сентябрь 1998 года, вы бы согласились на пост премьера? — Честно скажу, если бы я знал, что против меня будет целенаправленно работать президентская администрация, я бы отказался. Хотя решающий аргумент, после которого я согласился возглавить правительство, я услышал именно в коридоре Кремля. Накануне в четвертый раз отказался от премьерства, и мы даже выпили с женой по рюмке за мой отказ... В пятый раз отказался в десять утра на следующий день в кабинете президента. Я уже уходил, но тут меня окружили со всех сторон: там были и Дьяченко, и мой хороший товарищ Владимир Николаевич Шевченко. Он мне и сказал, что я просто не имею права отказываться, потому что в этом случае может не быть ни Думы, ни правительства. А страна окажется в крайне тяжелом состоянии — ведь президент в далеко не лучшей физической форме. И только тогда я согласился. Кстати, потом жена меня спросила: "Почему ты согласился? Ты же мне твердо сказал, что все мосты сожжены!" Очевидно, здесь у меня отказало чувство разума, и я больше действовал на основе чувств... — Но в Кремле утверждают, что вы уже осенью 1998 года начали вести собственную игру и фактически "предали президента"... — Я вам первому говорю. Только не выносите это в заголовок и не делайте из этого сенсации. Через две недели после моего назначения президент мне сказал: "Давайте думать о стратегических вопросах. Я мыслю вас на самом высшем посту государства!" Я ответил: "Я не готов к этому разговору. Не готов и не хочу вести его!" Вот вам ответ на многие ваши вопросы. Я отвергаю слово "игра" и сентенцию о том, что я предал президента. Я не вел никакой игры, а был председателем правительства. Аналитики, если они существуют, должны понять элементарную вещь. Если бы я нацелился на дальнейшую политическую карьеру, я бы не стал бы портить отношения с губернаторами. Но вы ведь помните мои слова о том, что губернаторы должны подчиняться федеральной исполнительной власти. Правительство им давало трансферты только под какие-то конкретные задания. Когда эти задания не выполнялись, требовал исправления ситуации, грозя в противном случае направить туда представителей правоохранительных органов для проверок. Делал бы я все это, если бы вилял хвостом перед губернаторами и хотел заручиться их поддержкой? Я вас, конечно, ни в чем не упрекаю. Но, задавая этот вопрос о какой-то моей игре, вы, очевидно, пользуетесь досужими домыслами... — Извините, но я почти дословно повторяю заявления высших руководителей президентской администрации типа Волошина, которые делались на закрытых кремлевских мероприятиях... — Волошин — это человек, который, как мне кажется, очень во многом навредил государству. Навредил, поскольку поставил во главе угла задачу столкнуть президента с премьер-министром. За это ему, кстати, доставалось в моем присутствии от Бориса Николаевича Ельцина. Но, к сожалению, не этим все кончилось... — Еще один аргумент из кремлевского арсенала. Ваша позиция по импичменту, который пыталась инициировать Дума, была двусмысленной... — Простите, но многие, в том числе и в Кремле, знают, что, встречаясь с руководителями левых фракций, я говорил им: "Это будет вашей величайшей ошибкой, если вы продолжите борьбу за импичмент президенту. Импичмент все равно не пройдет, а вы на этом деле очень потеряете. Даже с вашей точки зрения это неправильно — не говоря уже о государственных интересах!" Я никогда не отступал от позиции, что президент должен досидеть свой срок и конституционным путем передать власть другому главе государства. — Некоторые нынешние высокопоставленные обитатели Кремля и Белого дома заявляют, что достижения вашего правительства были "чисто виртуальными". Мол, вы просто оказались в нужном месте в нужный час... — Я не хочу ни в коей мере говорить, что все зависело только от правительства. Да, правительству удалось добиться успеха, именно используя объективные обстоятельства. Конечно, девальвация рубля помогла экспортным отраслям промышленности. Конечно, сокращение импорта помогло отечественным импортзамещающим отраслям подняться. Но разве этим ограничивались последствия беды, случившейся 17 августа? Банковская система лежала. Железные дороги останавливались. Страна стояла на пороге гиперинфляции. Зарплата бюджетникам не выплачивалась месяцами — это накапливалось до кульминации кризиса. Следует добавить невыплату денежного довольствия армии и огромный долг перед пенсионерами. Правительство сумело вывести страну из этого тяжелейшего положения. Экономика заработала. — Но вы считаете, что ваша отставка была вызвана чисто случайными причинами или были какие-то глубинные? — Я думаю, что случайные причины не могут привести к отставке правительства, которое пользуется доверием народа. — Допустим, сейчас у Примакова со здоровьем все прекрасно. Но где гарантии того, что года через два все не изменится и Россия не окажется в той же ситуации, что и сейчас? — Думаю, дело все-таки не в возрасте. Мне 70 лет, и я этого не скрываю. Но должен сказать, что такой же вопрос может быть адресован любому молодому политику. Где гарантии того, что через два года он не загнется?.. Я всем молодым хочу сказать, что я им желаю бодро дожить до такого возраста. Молодость — это болезнь, которая, к сожалению, излечивается. Она проходит абсолютно у всех. Не все, конечно, равноценно себя чувствуют в том или ином возрасте. Но если исходить из опыта других... Сами посудите: Аденауэр встал во главе Германии в 73 года, де Голль досидел в президентах Франции чуть ли не до 80 лет... Я могу привести вам и массу других примеров. — В Кремле заявляют, что при президенте Примакове о свободе прессы можно будет забыть... — Ну, во-первых, не надо говорить о президентстве Примакова, поскольку я не решил еще, участвовать мне в гонке или нет. А пресса может быть спокойна. Свободу прессы, я считаю, нужно обеспечивать в любом демократическом государстве. Но свобода прессы — это свобода критики за те или иные проступки. Свобода выявления и расследования тех или иных реальных преступлений. Но не свобода фабрикации слухов и обвинений людей в преступлениях, которые они не совершали. — Кстати, об ОРТ. Многие считают, что, втягиваясь в дискуссию с Доренко, вы совершаете ошибку. Ведь вы фактически поднимаете его до своего уровня... — А я не втягиваюсь в эту дискуссию. Я даже нигде не называю его фамилию. Кстати, он меня пригласил в ту передачу, где демонстрировал кровавую операцию, которая, дескать, мне предстоит. Пригласил меня, понимаете! Что, вы считаете, это свобода прессы? Он бы меня выслушал по Чечне, а потом бы попросил задрать штаны и показать свой шрам, что ли?.. Я этого не понимаю. — Но все-таки почему из всех российских премьеров именно у вас было больше всех столкновений со СМИ? — Я не думаю, что у меня были столкновения со СМИ — они надуманы. Я вам хочу сказать, из чего, как мне кажется, складывается этот стереотип. Первое. Когда у гендиректора ТАСС Игнатенко проводились обеды в присутствии всех главных редакторов газет, я, может быть, не очень умно действовал. Имел неосторожность спрашивать, обращаясь к тому или иному главному редактору: "Зачем вы пишете ту или иную неправду?" В результате создавалось впечатление, что я легко раним. Второе. Я действительно никогда не любил маячить перед телекамерами. И, наконец, третий момент. Вы отлично знаете, что до прихода правительства, которое я имел честь возглавить, в Белом доме было броуновское движение по коридорам. И все заходили в любые кабинеты, хватали любые материалы со столов и выдавали рабочие материалы, первые "болванки", за готовый материал, который чуть ли не принят правительством. Я прекратил это дело и до сих пор убежден, что поступил правильно. — Вы говорите, что жалеете о своем решении согласиться на премьерство. А было ли трудным решение вернуться в большую политику? — Как говорил один из наших лидеров, судьбоносное решение всегда трудное. Потому что ты взвешиваешь все, находишься под влиянием тех, которые тебе советуют или не советуют. Но я решил и твердо пошел по этому пути. — По утверждениям президентской свиты, основной причиной вашего возвращения было стремление отомстить кремлевским обидчикам... — Это не так. Я не хочу никому мстить. Хотя обидчиков у меня много. И главным образом это не те, кто меня просто критикует. Меня, наверное, есть за что критиковать. А те, кто врет, льет грязь, высасывает из пальца абсолютно несуществующие дела и факты. Бог им судья, как говорится. — Так какой же аргумент оказался для вас решающим? — Я считаю, что в Госдуме значительные позиции должна иметь та группа или те силы, которые олицетворяют собой здоровое начало, — центристские силы и примыкающие к ним. Я представил себе, что мое участие в большой политике может способствовать созданию такого ядра в Думе. Для того чтобы профессионально решать законодательные вопросы. А они главным образом заключаются в том, чтобы навести порядок на основе закона. Чтобы стабильность в государстве была не на основе застоя, а развития, а реальная экономика получила импульс к росту. Надо, если хотите, модернизировать реформы, чтобы они служили населению, а не были самоцелью. Законодательная база, как известно, у нас сейчас недостаточно доработана, чтобы решать все задачи, стоящие перед нами. — Кстати, ваши оппоненты утверждают, что большой временной промежуток между вашим уходом из правительства и возвращением в политику был хитрым трюком. Мол, Примаков таким образом подогревал внимание к своей персоне... — Абсолютная чушь. В чем было дело? Как говорится, нет худа без добра. Когда меня "ушли" из премьеров, я сделал операцию, которая привела меня в нормальное состояние. Для этого надо было отключиться минимум на пару месяцев. Если бы я был руководителем правительства, я бы отключиться не смог. Я наконец дописал книгу... На все это ушло определенное время. Кроме того, условием моего возвращения в большую политику было образование движения, занимающего центристские, государственнические и патриотические позиции. Только тогда, когда такое движение было создано и мне предложили его возглавить, я согласился. — Какие отношения связывают вас с Лужковым — вы друзья или просто политические партнеры? — Я могу сказать, что по мере моего знакомства с Лужковым и по мере моего политического партнерства с ним я все больше и больше обретаю с ним дружеские отношения. — Что вы думаете о прогнозах, что этот союз может развалиться сразу же после парламентских выборов? — Не думаю, что это будет так. "Отечество — Вся Россия" крепко в прямом и переносном смысле этого слова. — Вы часто говорите о необходимости введения поста вице-президента. В чем глубинный смысл этой идеи? — Я приведу только один пример. Вот сейчас идет война в Чечне. Я считаю, что Совет Безопасности должен заседать каждый день, если это необходимо. Если президент по тем или иным причинам не может руководить этим органом, почему это не должен делать какой-нибудь другой человек? Сейчас председатель правительства не может этим заниматься: он ведь не наделен функциями второго человека в государстве. Я ведь не говорю о необходимости введения поста без всяких реальных полномочий. Если хотите, функции вице-президента могут принадлежать руководителю правительства, Совета Федерации, Администрации Президента... Но человек, который дублирует в каких-то вопросах президента, необходим. — А помните ли вы о печальном опыте Янаева и Руцкого? — Вы знаете, если исходить только из частного опыта кого бы то ни было, то нельзя ставить вообще никаких вопросов! — Как вы оцениваете деятельность нынешнего премьера Путина? — В принципе — положительно. Хотя, конечно, в деятельности правительства есть слабости, особенно в экономической и социальной сфере. А вот то, что делает Путин в Чечне, — в общем и целом он делает правильно. — А много ли сейчас в России достойных кандидатов в президенты? — Ну, если я вам скажу, что мало, то тогда это было бы демонстрацией моего негативного отношения к России как к таковой. В России достаточно накоплено и ума, и интеллекта, и опыта. И Россия — великая держава. Но дело-то в том, что кто-то раскручен, как сейчас говорят, а кто-то не раскручен. Поэтому, может быть, среди "раскрученных" надо выбрать лучшего. С тем, чтобы он подготовил и пока еще "не раскрученных", которые могли бы стать потом во главе государства. — Вас не смущает падение собственной популярности, о которой свидетельствуют последние рейтинги? — А я не считаю, что она падает. Потому что я, например, не верю, что кто-то из кандидатов в президенты может за неделю набрать 13 пунктов по рейтингу. Рейтинги — это не только отражение общественного мнения, но это и попытка его сформировать. Я хочу сразу же оговориться, что это ни в коей мере не должно быть расценено как критика серьезных социологов или социологических опросов. Но мне кажется, что некоторые социологические службы специально завысили мой рейтинг с тем, чтобы потом его обрушить. А что касается реального падения, если оно есть, меня это не пугает. Во-первых, я еще не решил, пойду ли я дальше. А во-вторых, если кто-то есть лучше и у кого-то рейтинг возрастает, — дай Бог. — Что вы считаете своей самой большой удачей и самым большим разочарованием за последний период вашей политкарьеры? — Я считаю самым большим достижением правительства и своим личным достижением то, что мы отошли от пропасти, перед которой мы стояли после 17 августа. А самое большое поражение — то, что я, наверное, в пору премьерства поверил в то, что мне никто не будет мешать. — И последний вопрос. Грядущая борьба за власть в России явно будет дракой без всяких правил. Вы к этому готовы? — Я отвергаю драку без правил. Драка вообще противопоказана во время предвыборной кампании. Но если мне дают пощечину, то в этом отношении я не придерживаюсь христианского правила о том, что не нужно отвечать. Хотя я глубоко уважаю христианство и сам христианин, но думаю, что отвечать нужно. И отвечать буду!