Проклятие семьи Овечкиных. “МК” В ГОСТЯХ У ТЕРРОРИСТОВ

Они пытались совершить побег из СССР. Можно считать, последний: захват самолета с заложниками с последующей кровавой развязкой был совершен в 88-м. До распада страны оставалось три года. Из 11 террористов в живых тогда остались шестеро: беременная женщина, несовершеннолетний подросток и четверо малолеток. С того страшного 8 марта прошло 11 лет. Все это время людское любопытство ни на минуту не давало расслабиться ни отсидевшим свои сроки преступникам, ни взрослеющим детям. Страшная слава преследовала их по пятам. С выходом на экраны фильма "Мама" интерес к Овечкиным всколыхнулся с новой силой. Они вновь стали предметом охоты любопытствующих. Овечкины категорически отказываются от встреч с журналистами. Но для "МК" они сделали исключение. Наш репортер не просто встретился с этими людьми, но и жил в их семье... — Я горжусь своей фамилией. Никогда ее не поменяю. Это мой род. А на Евстигнеева мы в суд будем подавать. Никто даже не поинтересовался нашим мнением. Все из газет узнали, — кипятится один из прототипов фильма "Мама", Игорь. — Я нашел адвоката, который будет вести дело, и он не сомневается, что закон — на нашей стороне. Ведь только все затихать стало, а тут опять на всех углах кричат: Овечкины, Овечкины... Это сегодня информация о террористах и их заложниках стала привычной, как сводка погоды, и уже не вызывает у россиян почти никаких эмоций. Тогда же, 11 лет назад, захват самолета с заложниками на территории СССР с целью угона был событием не просто из ряда вон выходящим — это было потрясением. А когда стало известно, что захватчики — большая семья из Сибири, музыкальный коллектив, что среди них дети, вся страна замерла в шоке. Террористы, как это ни парадоксально, были очень наивными. Они потребовали от пилотов лететь в Лондон, даже не подозревая, что их могут выдать советским властям, а если и нет — срок по британским законам Овечкиным грозил пожизненный. Почему же тогда было принято решение о взятии самолета вопреки интересам заложников? Как считают непосредственные участники штурма — из идеологических соображений, чтобы впредь другим угонщикам неповадно было. В самолете находилось 11 террористов. Мать, Нинель Сергеевна Овечкина, и старшие сыновья — Василий, Олег, Дмитрий и Александр — погибли. Остальные оказались на скамье подсудимых. Судебное разбирательство длилось 7 месяцев. Было исписано 18 томов дела с разными показаниями. И вот 23 сентября Ленинградский областной суд вынес решение: "За вооруженный захват самолета с целью угона за пределы СССР Ольга Овечкина приговорена к 6 годам лишения свободы, Игорь Овечкин — к 8. Четверо — Сергей, Ульяна, Татьяна и Михаил — освобождены от уголовной ответственности по малолетству". В 170 км от Иркутска расположен шахтерский город Черемхово. Перед въездом плакат — "Здоровье народа — богатство страны". В 8 вечера улицы города пустеют. Здесь пьют все, что горит, и круглый год носят зимние шапки. Здесь каждый месяц появляется информация о пропаже детей, которых уже никогда не находят. Здесь трехлетние малыши воюют с собаками на рынке за случайно упавшую рыбную голову. Здесь нашли приют Овечкины. Мы знали, что они отказываются от общения с журналистами, и все-таки приехали. Добрались под вечер — поезда сюда ходят три раза в день. И вдруг: — Проходите в дом, на вечерней электричке у нас только самоубийцы ездят. Так что ночуйте уж. Нас посадили за стол. Младших "Симеонов" после суда предлагали продать в Амстердам Старшей дочери, Людмиле, единственной из 11 детей Овечкиных, посчастливилось в свое время, еще задолго до захвата самолета, выйти замуж и покинуть Иркутск. Второй дочери, Ольге, мать и братья запретили выбрать себе судьбу, ее суженый оказался кавказцем. "Что, забыла, как в армии чурки над нами, русскими, издевались?" — попрекал ее Вася. — Я долго не могла привыкнуть к этому захолустью, — рассказывает старшая сестра Овечкина. — Постепенно, конечно, свыклась. Уже 15 лет работаю на разрезе, уголь перебираю. Работа — сутки через двое. Остальное время подрабатываю на рынке. Чтобы заработать на кусок хлеба, Людмила целый день на 40-градусном морозе торгует конфетами, печеньем, зефиром. У нее хронический бронхит, но она рада, что есть хоть такая работа. — Хорошо, Сережка помогает, — вздыхает Люда. — Тот самый, которого ранили в самолете... В 1988 году Сергею стукнуло 9 лет. Он ничего не знал о замыслах семьи, младших в преступные планы не посвящали. Он так до конца ничего и не понял: почему родной брат застрелил мать, почему сгорел самолет, почему так болела нога. Сейчас ему 20. — В тот год меня определили в черемховскую музыкальную школу-интернат. Я играл на саксофоне. Потом пробовал поступать в музыкальное училище в Иркутске. Первый год мне сразу сказали: "Знаешь, твоя фамилия еще на слуху, так что приходи лучше через годик". Три года я обивал пороги приемной комиссии. Больше нет сил. Да и инструмент я уже забросил. Наверное, в армию пойду. Повестка уже пришла. У Сережи пулевое ранение левого бедра. Операцию делать не стали. Врачи посчитали, что организм со временем сам отторгнет пулю. После того злосчастного Международного женского дня Людмила забрала к себе Ульяну и Таню. Сережа и Миша тоже постоянно бывали дома, их интернат находился по соседству. Да своих было трое. А вскоре появилась еще одна "дочка" — Лариса. Родная сестра Ольга родила ее в колонии. Сейчас 25-летняя Таня вышла замуж, родила ребенка и живет в Черемхово. Уля работает и живет в Иркутске, Миша — в Питере. Едят в этой семье раз в день, да и то что сварганят на быструю руку. Больше не успевают. Работы много. Ухода требуют 6 коров, 6 свиней, 12 кур. На кухне — один круглый стол на всех. В комнате — одна большая кровать. На стенах — фотографии матери. Остался даже прежний обычай в семье: если какая проблема или вопрос возник — в одиночку не решать. На семейном совете все вместе обсудят. А последнее слово остается теперь за Людмилой, как раньше было за матерью. Не сохранились, правда, фотографии, письма родных и пластинки "Семь Симеонов". В марте 1988-го у семьи конфисковали 2 огромных мешка записей. — Мы считаем, что мама нас хорошо воспитывала, — вспоминают Овечкины, — в кино никто не ходил, на дискотеках не дрыгался, водку в подвалах не распивали. Зато работали с утра до ночи. Деньги же были нужны. Как без них прокормить такую семью?! Сегодня нашим ребятишкам тоже гулять некогда, да и не пускают их старшие. У Людмилы на глазах внезапно появляются слезы. — Вы знаете, я ведь журналисткой хотела стать. Даже писать пробовала. Мать не дала. Потом меня в актрисы прочили. А она мне тогда сказала: "Какая из тебя актриса, посмотри на свои грубые руки, да и говор у тебя не тот. Выбрось эту дрянь из головы и займись-ка лучше огородом". Так я никуда и не поступила. Не могла против воли матери пойти. После суда власти предлагали Людмиле публично отречься от матери. Постоянно в ее доме толпились журналисты и деловые люди. Один бизнесмен из Амстердама даже предлагал за хорошие деньги "уступить" ему младших Овечкиных, чтобы возродить ставший скандальным ансамбль "Семь Симеонов". Людмила от всего отказалась. Вместе с Овечкиными смотрим фильм "Мама", потом документальные кадры трагедии 8 марта 1988 года. "Я даже об их отъезде ничего не знала, — грустно говорит Людмила. — Мы в тот день как раз к маме в гости с детишками собирались... Теперь 8 марта для нас не праздник, а день траура". Когда на экране появляются обгоревшие трупы, Людмила велит всем детям выйти из комнаты. Сама не может сдержать слезы. Отворачивается. — Меня вызвали к уже сгоревшему самолету. Я была в ужасе. При мне бойцы валили всех на землю, надевали наручники, били по ногам. Всего в самолете оказалось 9 обгоревших трупов. Четыре — лежали вместе, около туалета. Разобрать, кто из них кто, было невозможно. Останки пронумеровали, упаковали в полиэтиленовые мешки и увезли на экспертизу. Похоронили под Выборгом, в поселке Вещево под номерами. — Мы там всего один раз были, но могилы так и не нашли, — говорит Людмила. — Но вот уже 10 лет туда не ездили, да и вряд ли поедем. Денег нет, да и на какой бугорок цветы класть, неизвестно... Террорист на сносях Последние показания в суде Ольга давала сидя. Она была на 7-м месяце беременности. Несмотря на угрозы семьи в адрес ее любимого, продолжала встречаться с ним и ждала ребенка. До самого последнего момента Ольга была против задуманного. Она даже пыталась сорвать поездку, с 5 на 6 марта не пришла домой ночевать. Братья тогда учинили ей скандал, заперли в доме, целый день не спускали с нее глаз. Ольге дали срок меньше минимального — 6 лет (по закону — от 8 лет до высшей меры). Оля для всех своих братьев и сестер была второй мамой. Даже из заключения писала: "Люда, пришли Игорю теплые вещи. Передай ему, пусть следит за своей гигиеной. Как его самочувствие, вы мне все передавайте. Тяжело мне, очень скучаю. Все жду, жду чего-то хорошего, а ничего нет" (19.10.1988 г.) В колонии Оля родила девочку. Первые полгода жизни девочка провела на нарах. Дома ребенка при этом учреждении не было. Администрация колонии решила перевести Ольгу в Ташкент, а ребенка сдать в детский дом. — Господи, сколько сил и нервов мы потратили, чтобы забрать Ларочку к себе, — вспоминает Людмила. — Нам ее долго не хотели отдавать. Но все-таки удалось забрать маленькую. Так прожила она у нас 4 года, пока Ольга из тюрьмы не вышла. Но это был уже совсем другой человек. Грубая, наглая, злая. Забрала она дочку в Иркутск. Связалась с каким-то Фазилем. Устроила Ларису в коммерческий садик, потом в платную школу. Девочка совсем плохо училась. А однажды приехала я к ним, смотрю, Лариска вся грязная, голодная, а Ольга у соседки водку пьет и говорит мне: "Зачем ей учиться, она и так красивая. Пораньше замуж выйдет". Ольга работает на центральном иркутском рынке. Торгует красной рыбой. В этот день на работе ее не оказалось. — Зря вы ее ищете, она с журналистами вообще не разговаривает, — в один голос заверещали соседки по прилавку. — Так она женщина хорошая, разговорчивая, но с незнакомыми осторожно себя ведет. Что она пережила, никогда уже не забудется, а вы еще масла в огонь подливаете. Фильм, кстати, ей совсем не понравился. Две железные двери в квартиру Ольги нам так и не открыли. Только соседка остановилась: — Ольга почти ни с кем не общается. А мы к ней заходим только после телефонного звонка. Игорь, почему ты не застрелился? — Овечкин?! Как же не знать! Полчаса назад пьяный заходил, — говорят в одном из ресторанов Иркутска. — Да вы походите по центральным кабакам, обязательно найдете. Или на работу к нему загляните, в "Старое кафе". Полночь. Место, где работает Игорь, спрятано в одном из темных переулков Иркутска. — Если согласишься выйти за меня замуж, дам интервью, — и без этой фразы было понятно, что стоящий передо мной человек подшофе. — Ты знаешь, мне еще работать. Администратор пить не разрешает. Может, дашь чирик? Я на улице пивка махну, разговор легче завяжется. Только аккуратно, а то заметят... с работы уволят. — Пью я сильно, потому что проблем много. И бытовых, и психологических. Я понимаю, что от них никуда не деться. Не знаю, почему я разговариваю с тобой... Журналисты для меня — враг номер один. С некоторыми даже драться приходилось. В этой жизни я хочу немного — спокойствия. Чтобы в меня не тыкали пальцем, а это часто происходит. Люди специально приходят в "Старое кафе" поглазеть на меня. Это очень противно. Сначала Игорь сидел в Ангарской колонии для несовершеннолетних. Когда исполнилось 18, его перевели во взрослую, в Бозой. Всего в заключении он провел 4,5 года. В колонии был руководителем духового оркестра и вокально-инструментального ансамбля, который сам и создал. Когда вышел на свободу, начал подрабатывать в ресторанах игрой на фортепиано. Постепенно набрал ребят, создал группу. Женился на певице из коллектива. Год прожил в Питере. Но семью сохранить не удалось. Сильно запил. Девушка ушла, оставив мужа без денег, без квартиры, без солистки. Сейчас он играет на синтезаторе в новом ресторане, где зарабатывает 64 рубля за ночь, и бесплатно расписывает партитуры для иркутских оркестров, хотя эта работа стоит минимум 500 рублей. — Не хочу название придумывать для своей группы, и в колонии ансамбль был безымянный, — говорит Игорь. — Для меня всегда лучшее название и лучшая группа, конечно, "Семь Симеонов". Я каждый день вспоминаю эту историю... Страх остался. Страх перед взрывом, страх перед тюрьмой, страх перед смертью, страх перед... мамой. Не было ни одной ночи, чтобы не снилось мне это... У меня до суда волосы совсем черные были, а сейчас — видишь? Поседел тогда буквально за месяц. На суде Игоря все время спрашивали: "Все твои свели счеты с жизнью, а ты что? Почему не застрелился?" Подросток молчал. До сих пор Игорь ищет ответ на этот вопрос. — Был бы постарше, выстрелил бы в себя, — считает сестра. — В фильме-то ошибочка, — говорит Игорь, — впрочем, такая же, как во всех газетах... При чем здесь мама? Никто так и не понял, что мама, как бы про нее плохо ни говорили, не могла пойти на такое. Ей тогда, кстати, было уже 52 года. Она обо всем узнала уже в самолете, но было поздно. Зачинщиком-то был Олег... А как все начиналось! Матерью-героиней глава семьи стала из принципа А начиналось все на окраине рабочего предместья Иркутска. — Улицы с названием Детская нет больше нигде, — говорят местные жители. — А назвали ее так потому, что со всей округи сюда ребятишки сбегались. Вот только Овечкиных здесь не было слышно... Это была семья, где младшие беспрекословно подчинялись старшим, а все вместе — матери. Она держала детей при себе, отгородив их от внешнего мира частоколом мещанских и обывательских привычек. По ее наставлению все мальчики поступили в музыкальную школу, а дочери, как мать, пошли по торговой части. Учителя средней школы №66, где в разное время учились Овечкины, говорят, что в субботниках и других мероприятиях они не участвовали. — Зато на их участке всегда кипела работа, дети все время копошились в земле, носились как оголтелые за водой, чинили дом, ухаживали за скотиной, — рассказывает бабулька из соседнего дома. — Никто из Овечкиных не курил, не пил. Весь день проходил в работе. А ночью, часов до двух, били по барабанам. Я никак уснуть под этот гром не могла... Дом Овечкиных — последний на этой улице. Калитка намертво срослась с землей. От когда-то аккуратного жилища остались лишь прогнившие доски, кое-как придерживающие друг друга, прохудившаяся крыша и табличка с номером 24. Местные ребята жгут по вечерам в стенах дома костры, те, что постарше, организовали здесь наркопритон. А еще 11 лет назад на здешних 8 сотках не было только цветов. "Зачем они нужны? — считала хозяйка. — Их на хлеб не намажешь". — Я вам все как на духу скажу, — от старожила улицы Детской дяди Вани слегка веяло перегаром. — Нинка была тварью и шлюхой. Детей всех загубила и мужа в могилу свела. Имя-то себе какое заграничное выдумала! Мы ее все равно Нинкой звали. Водку, помнится, подпольно продавала, в ней больше воды, нежели спирту было. Родители Нинель Сергеевны — деревенские. Отец погиб на фронте, когда девочке было 5 лет. Через год нелепо погибает мать. Шла с полевых работ, решила накопать пять картошин. Пьяный сторож, не разобравшись, что к чему, выстрелил в упор. Девочку отдали в детский дом. В 15 лет ее взял к себе двоюродный брат, жена которого стала ее крестной матерью. В 20 лет Нинель Сергеевна вышла замуж за "знатного шоферюгу" Дмитрия Васильевича Овечкина, молодые получили дом от исполкома. И через год родился первый ребенок — Людмила. Вторая дочка появилась на свет мертвой. Тогда Нинель Сергеевна поклялась: "Никогда в жизни не убью в себе ни одного ребенка. Буду рожать всех". За 25 лет ее дом заполнили еще 10 ребятишек. — Мужа своего, Митьку, сильно терроризировала. Стоило мужику выпить 50 грамм, так ору было на всю округу. Он, хотя алкашом не был, выпивал иногда крепко, — говорит дядя Ваня. Если сибирский мужик говорит, что Овечкин "выпивал крепко", можно не сомневаться, тот не просыхал. До сих пор соседи помнят, как Дмитрий Васильевич стрелял из ружья в форточку дома, дети тем временем все лежали на полу. В 1982 году у Овечкина парализовало ногу. В 1984 году он умер. Старший из сыновей Овечкиных, Вася, в школе был заместителем отрядного барабанщика. Нинель Сергеевна любила его больше всех. Только Васе она прощала все капризы и шалости. Только ему позволяла откладывать работу на следующий день. Только на него надеялась в самолете. Только ему доверила право выстрелить в себя. Сослуживцы Ольги даже не знали, что она — из многодетной семьи. Невеста старшего брата всего один раз мельком видела его мать. О случившемся узнала из газет. В гости никогда не ходили, соседей в дом не пускали, друзей не заводили. Впрочем, интереса они ни для кого особого не представляли. Старшая, Людмила, рано вышла замуж и уехала из Иркутска. Ольга работала поваром в ресторане "Ангара" и приторговывала на рынке. Игорь, Олег, Дима учились в музыкальном училище и помогали по хозяйству. Василий служил в армии. А младшенькие ходили в школу. Сама же Нинель Сергеевна долгое время работала в винно-водочном магазине, позже — на рынке. Торговала молоком, мясом и зеленью. В 1985 году, во времена сухого закона, круглосуточно продавала водку через форточку. Никто не припомнит, чтобы Нинель Сергеевна повысила голос на кого-то из детей. Зато в самолете, когда один из сыновей стал умолять: "Не взрывайте, пожалуйста, самолет", мать зажала ему рот с криком: "Молчи, сволочь! Мы должны улететь в любую капстрану, только не в социалистическую!". Мы не заметили, что к нам подошли: — Че смотрите? — молодой человек сплюнул. — Идите подальше от этого места, мы уже купили этот участок у исполкома. На этом, собственно, и обрывается история дома №24 на улице Детская. Но неужели за столько лет никто из Овечкиных не посетил отчий дом? — Почему? Приходила недавно Ольга, посмотрела на полугнилую хибару, — вздыхает соседка. — Я ее тогда спросила: "Оленька, когда же строиться будешь? Спалят ведь мальчишки хату, да и мы, не дай бог, загоримся". А она бросила в мою сторону: "Пущай хоть все оно сгорит синим пламенем!". Кто ждал их за кордоном? Впервые сведения о "Семи Симеонах" появились в 1984 году. Вася в "Родной речи" вычитал сказку про семерых мальчишек. Позже на Восточно-Сибирской студии сняли одноименный фильм, получивший приз на международном кинофестивале. Василий, Дмитрий и Олег начинали музыкальную деятельность в училище искусств на отделении духовых инструментов. В 1983 году Вася пришел к преподавателю отделения Владимиру Романенко с идеей создать семейный джаз. Так возник диксиленд "Семь Симеонов". В апреле 1984 года состоялся их дебют на сцене Гнесинки. В этом же году город дал семье две 3-комнатные квартиры. Младшие росли на гособеспечении. Группа набирала обороты. 1985 год — фестиваль в Риге "Джаз-85", затем — Всемирный фестиваль молодежи и студентов, участие в программе "Шире круг". Тут-то мать и сообразила, каким выгодным товаром является музыка. Стали давать валютные концерты для иностранцев в Центре международной торговли. Осенью 1987 года съездили в Японию на гастроли. Денег все равно не хватало. Выход был найден. Покинуть родину, уехать туда, где за удар по струнам платят "тыщи", где еще недавно их хорошо принимали, а значит, и теперь примут с радостью. — Часто сам Романенко говорил нам: "Ребята, в России джаз не понимают, вы здесь никому не нужны, надо уезжать отсюда, вас оценят только за границей", — вспоминает Игорь. — Он все время капал нам на мозги, и мы стали верить и мечтать о других странах. Когда кончились деньги, когда перестали приглашать на концерты, когда стали нас забывать, мы убедились в этом окончательно... Иркутское областное училище музыкальных искусств находится в самом центре города. Романенко здесь знают все. Он очень изменился после суда. Тогда у преподавателя была густая темная борода, пышная шевелюра. Сейчас он выглядит даже моложе. Чисто выбритое лицо, аккуратно подстрижен. — Я с вами разговаривать не буду, — сразу прервал нас он. — И так столько по судам таскали, столько писали, и все неправда. Мы всегда были дружны с этой семьей, даже сейчас. Ребята пишут мне письма, приезжают, общаются. Все наладилось, а вы опять бередите старые раны! Романенко на суде опроверг все показания Игоря о том, что не раз советовал им уезжать. С Овечкиными он не общался уже около 10 лет. — Честно говоря, музыканты из них не ахти какие были, — разговорился с нами завуч училища Борис Крюков. — Одни ленились, другим было не дано. Сережку, например, мы три раза принимали, и все без толку. Не хотел, да и не мог учиться парень. Его, конечно, сильно интернат испортил, дурная компания. Два таланта было в этой семье — Игорь и Мишка. У одного — абсолютный слух, другой — очень усидчивый. Но Игорь из-за пьянства не смог продолжать учебу, а Миша — молодец. Уехал в Питер, создал свою группу. Он с семьей вообще старается поменьше общаться. Судьба Михаила сложилась, пожалуй, лучше всех. Он женился на дочери известного иркутского поэта. Уехал в Питер, создал свою группу. Уже съездил на гастроли в Италию. Правда, закончились выступления опять-таки в духе Овечкиных. — Напились они там, что ли, и таких дел натворили, что их в срочном порядке депортировали из страны, — смеется Люда. 24-летнего Михаила могут забрать в армию. "Никогда туда не пойду, — говорит он, — что угодно сделаю, любые деньги заплачу, но после того дня не могу даже видеть оружие, не то что в руках держать". Ульяне исполнилось 22, она работает сегодня в иркутском приемнике-распределителе. Недавно из-под ее присмотра сбежали две 17-летние девушки. В Иркутске с фамилией "Овечкин" жить нелегко. Многие родственники ее сменили. — Я часто думаю, что, если бы они все-таки эмигрировали? Кому бы они были там нужны? — размышляет Крюков. — Нет, никому. Просто в советское время нужно было один раз показать, какие у нас семьи, какая у нас образцово-показательная страна, вот и катались они годик по гастролям, выплачивало им государство премии, выдавало денег. Но все это быстро закончилось. Они даже в Москве никому не нужны были, что говорить об Англии?! В последний поход террористов собирали всем миром Токарь областного потребсоюза Яковлев за бутылку водки изготовил резьбу и заглушки для взрывных устройств. Бывший мастер производственного обучения Трушков взял за выточку металлических стаканов 30 рублей. Пруша добыл и незаконно продал им оружие, на чем наварил 150 рублей. Слесарь Мельниковской птицефабрики и одновременно звукооператор ансамбля покупал для них порох и заряжал ружья, якобы для охоты. При этом отлично знал, что в семье Овечкиных никто не охотился. Контрабас, начиненный оружием и самодельным взрывным устройством, попал в самолет исключительно по халатности службы досмотра. Самолет без малейшего ущерба для гордости СССР можно было выпустить, но его посадили под Выборгом, где уже ждала группа захвата. Штурм провели бездарно. Погибла бортпроводница Тамара Жаркая, в перестрелке застрелили трех пассажиров, ранили Игоря и Сергея. Когда Овечкины подожгли самолет, на территории аэродрома оказалась лишь одна пожарная машина. Она не справилась, а сигнал в военизированную пожарную часть Выборга поступил, когда самолет уже горел. Остальные машины приехали к обугленным останкам. Выдержки из показаний Михаила Овечкина: "Братья поняли, что их окружили, и решили застрелиться. Первым выстрелил себе под подбородок Дима. Затем Василий и Олег подошли к Саше, встали вокруг взрывного устройства, и Саша поджег его. Когда раздался взрыв, никто из ребят не пострадал, только у Саши загорелись брюки, а также обшивка кресла, и выбило стекло иллюминатора. Начался пожар. Тогда Саша взял у Олега обрез и застрелился... Когда Олег упал, мама попросила Васю, чтобы он застрелил ее... Он выстрелил маме в висок. Когда мама упала, он сказал нам, чтобы мы убегали, и застрелился сам". Эта трагедия в первую очередь нелепа. В 88-м году у Овечкиных не было ни малейшей возможности вырваться за границу. И они пошли по трупам. К светлому, как им казалось, будущему. Сейчас в это невозможно поверить, но страх перед ОВИРом, который им откажет, страх перед последствиями отказа был у Овечкиных сильнее страха расплаты за вооруженный захват самолета, за смерть заложников. — Авторы "Мамы" ничего в случившемся так и не поняли, — в один голос говорят Овечкины, — нечего было брать историю нашей семьи за основу сценария. Одни торговцы видеопродукцией определяют фильм "Мама" как боевичок, другие называют его мелодрамой. "Купите "Маму", — посоветовала женщина, торгующая кассетами в переходе метро, — прекрасное семейное кино"... "Железный занавес" приоткрыли спустя два года после кровавого захвата самолета.