Как только солнце позолотило крыши спящих домов, мы отправились в село Налобиха. Там живут Мария Алексеевна и Станислав Николаевич Калинкины, которые взяли под опеку семерых детей.
Встретили нас шумно. Дети бегали, смеялись, на нас внимания не обращали — признак того, что их не “натаскивали” к прибытию гостей. Калинкины — необычная, с точки зрения обывателей, пара. Она сибирячка из Красноярска, статная женщина в теле, он молдаванин — ей по плечо. “Так я, — сказала Мария Алексеевна, — не от большой любви замуж-то выходила. Хотелось завести семью и побольше детей”. Не тут-то было. 34 года назад родилась дочь Люда, после чего выяснилось, что своих детей у них больше не будет.
"МК" благодарит...
<p>Благодарим за помощь в подготовке материала постоянное представительство Алтайского края при Правительстве РФ, заместителя председателя правительства республики Алтай Сергея Тевоняна и сотрудника администрации Алтайского края Вячеслава Киричука.</p>В 1990 году Калинкины усыновили мальчика из Оренбурга. В 1991 году переехали в Налобиху, и дочь поступила в училище. А там были детдомовские дети. В том же году Калинкины удочерили 15-летнюю Наташу.
В 2007 году взяли под опеку 11-летних близнецов Карину и Кристину, а позже из приюта города Новоалтайска брата и сестру Дашу и Илюшу. В 2008 году в семье появился 11-летний Дима, а в 2010-м брат и сестра Витя (4 года) и Тоня (3 года).
Вначале по селу пошел разговор: Калинкины нахватали кредитов, платить нечем, вот и набрали детей. Однако вскоре все увидели, что в семье лад и порядок. Чудно, однако в деревне все друг у друга на виду: что есть, то и есть.
Никаких особенных рецептов у них нет. Встают с петухами и вкалывают до изнеможения. Открыли свой магазин и бюро ритуальных услуг. Подобных заведений в округе хватает, но ночь-полночь — все бегут к ним. Репутация: зарабатывают не на чужой беде, а на том, что все делают по-честному.
Станислав Николаевич сам построил трехэтажный дом, который они называют небоскребом. Чтобы понять, какой внутренний механизм обеспечил успех этой стройки, достаточно услышать слова Марии: “Помните фильм “Санта-Барбара”? Я там впервые увидела гардеробную комнату. И сказала себе, что у меня должна быть такая же”. В небоскребе, понятно, есть гардеробная. И не только. У Калинкиных имеется полное туристское снаряжение, потому что праздники и дни рождения они предпочитают встречать на природе. Любят путешествовать на теплоходе и ездить в барнаульский цирк.
А еще в доме Калинкиных живет 64-летняя Лидия Касаткина, которую обокрали черные риелторы. Двое ее детей умерли, а внуки наркоманы. Мария говорит: жалко человека. Наши дети ее обожают, а место в доме есть.
Раньше Налобиха процветала, тут были мясокомбинат, ремзавод, заготконтора, элеватор. Потом все закрыли. Теперь много наркоманов. А еще сюда свозят всех, кого пустили по миру квартирные мошенники.
Почему у Калинкиных все спорится? “У нас папа, — объясняет хозяйка, — картошку для свиней моет. Нравится, чтоб чистая была. И запишите: я не верю, что нет работы. Кто хочет, тот ищет работу, а кто не хочет — ищет причину не работать”.
Я записала.
Когда мы сюда ехали, я думала, что Калинкины — семья напоказ. Я поняла, что ошиблась, когда младшую Тоню посадили обедать. Она так безудержно улыбалась, так искала глазами Марию, которая одной рукой кормила ее супом, другой проверяла пироги в печке, третьей вытирала всем пробегавшим мимо носы, а четвертой доставала семейные фотографии. Ни за какие деньги ребенка не заставишь улыбаться, а мужа и жену пахать в десять раз больше, чем нужно для сытой жизни.
Борщ был отменный. Да и вообще пахнет в доме вкусно. Мария Алексеевна 9 лет проработала медсестрой в детском доме под Красноярском: “Я все это знаю изнутря. Скажи, можно на 200 человек вкусно приготовить? Если б моя воля, я б издала указ рожать после 30 лет. Раньше в любви ничего не поймешь…”
Я спросила Станислава Николаевича, ругаются ли они с женой. Он ответил: “Без ругачки жизни не бывает”. А Мария Алексеевна добавила: “Только я всегда победю”. И достала из печи противень с пышками.
* * *
Алтайский край похож на малахитовую шкатулку. Есть у меня книга П.Бажова, изданная в 1948 году, а там такая картинка, что одного взгляда на всю жизнь хватит, чтобы уж больше не спутать настоящие самоцветы с ненастоящими. И вот мы едем по Алтайскому краю, и я узнаю картинку из детства. Голубые ели, желтые поля, зеленые кедры, серебряные горы, оранжевые тыквы. И мед всех цветов. И масло как мед. И озера, большие и маленькие, золотые и платиновые.
Село Колывань в царские времена славилось своим замечательным камнерезным заводом. Вся Россия знала, что колыванские мастера вырезали знаменитую “Царицу ваз”, которая по сей день стоит в Эрмитаже. Завод жив, но теперь знают об этом в основном лишь местные жители. Династии мастеров перевелись, но мастера остались. В музее камнерезного завода хранится уникальная яшмовая камея “Родомысл”, сделанная колыванским резчиком Ф.Голубцовым в 1839 году. Надпись, выполненную каллиграфическим почерком, можно рассмотреть только в лупу. Необычайная красота этой вещи берет за душу. И озеро Белое — тоже. Первое алтайское озеро, которое я увидела, — Колыванское. Тут и говорить не о чем: диковина, на которую приезжают смотреть из других стран. Космический пейзаж. А вот озеро Белое точно встает из глубины детских воспоминаний. Конечно, рыбакам раздолье, но так и кажется, что на удочку попадется золотая рыбка, а они не заметят и бросят в котел, на уху.
Именно там я впервые услышала о “французах”.
Мы пробирались к берегу вдоль строящейся дороги. Таджики грузили на носилки щебень. Я удивилась: а где же местные жители? Говорят, здесь трудно найти работу — и вдруг таджики? Хозяин туристической базы, возле которой мы остановились, сказал: а местные и рукой пошевелить не хотят. Да их уже никто и не приглашает. Наймутся, работают спустя рукава, после первой зарплаты три дня пьют — и след простыл. Одна надежда на “французов”, так мы приезжих рабочих называем…
* * *
Первым делом Артем Игнатенко познакомил меня с Золотой бабой, которую он изваял потому, что на Алтае трудно обойтись без такой дамы. Она все знает, все умеет и всем помогает. А потом мы пошли в музей. Музей он тоже собрал и сделал собственными руками. И главный бубен Сибири с кедром посредине он тоже сделал сам. Артем — потомок старинного рода семиреченских казаков Ельцовых, учился в Бийском педагогическом университете, художник, скульптор, резчик по дереву. У него большая беда: ему не хватает 24 часов в сутки. Он хочет, чтобы люди разделили его радость от счастья жить в таком волшебном краю, но как успеть все? В прошлом году неподалеку от Бийска открыли этнопарк “Легенда”. Артем в нем, можно сказать, живет, как горный дух. Все в парке сделано его руками, но еще больше, сокрушается он, не сделано. Пока я разглядывала панораму, над которой он трудился два года, Артем предложил мне полюбоваться на ручные жернова, родовой камень семьи кумандинцев Тегереновых, которому не меньше 250 лет. Красота, да? Я подтвердила: красота. А старинные лыжи, обтянутые оленьей шкуркой? Он ходит по антикварным магазинам и выменивает свои картины на утварь прошлого века. В музее все можно трогать руками. А как же иначе? Это же золотое правило дидактики: то, до чего дотронулся, запоминается навсегда. А ему надо, чтобы запомнилось. Представляете, говорит, люди едут к нам птичек послушать, а в соседнем поселке открыли дискотеку “Кувалда”. Он хочет привести этот мир в порядок и сделать так, чтобы громче всех в нем были птицы.
* * *
Мне очень хотелось побывать в Белокурихе. Я думала: если хоть часть того, что рассказывают об этом курорте, правда — надо ехать. Приехала.
Красота — неописуемая.
Вода — как в сказке, живая.
Санатории — выше всяких похвал.
Многие ездят сюда годами, потому что здесь их поставили на ноги, когда уже никто не брался за лечение. Люди, у которых проблемы с позвоночником, только диву даются.
Но для большинства жителей нашей родины Белокуриха — несбыточная мечта. Ближайший аэропорт в Барнауле. Во-первых, за московский, например, билет на самолет нужно выложить около 20 тысяч рублей. Во-вторых, от Барнаула ехать на автобусе или маршрутном такси часа три. А рядом — Бийск, но местный аэропорт не принимает большие самолеты. И вот уже много лет идут разговоры о том, что надо бы построить современный аэропорт. Но именно разговоры и есть наша фирменная продукция. И по сей день россиянину проще накопить на Карловы Вары. Так ведь никакого сравнения! Диагноз: дураки без дороги. Это даже в Белокурихе не лечится.
* * *
Когда мне рассказывали про алтайский сыр, я все сказки пропускала мимо ушей. В Москве много алтайского сыра, но кто же не знает, что им лучше всего забивать гвозди. Однако из любопытства попросила отвезти меня на маслосырзавод.
Смешное место: Алтайский район, село Алтайское… Завод создан в 1927 году. Перед экскурсией меня угостили сыром. Я насторожилась: такого в Москве не продают. Идем по заводу, а людей не видно. Несколько женщин в белых халатах — и тишина.
Раньше в месяц завод выпускал 150 тонн первоклассного сыра, а сейчас — 50 тонн. Используют только сыропригодное молоко от коров, которые пасутся в горах. Нужно разнотравье, богатый букет, а степные коровы, как говорится, на диете. По технологии сыр, который находится в бродильной камере, положено раз в неделю переворачивать и натирать сухой солью, чтобы не размягчалась корка. Однако недобросовестные продавцы готовы брать незрелый сыр, и есть сыроваренные заводы, которые на это идут. Зачем возиться, если и так сойдет? Судя по всему, в Москву везут именно такой. И покупают, потому что он самый дешевый.
Рядом с этим заводом находится краевое государственное училище, которое готовит мастеров производства молочной продукции. Единственное в Сибири, хотя специалисты сыроделия и маслоделия здесь, казалось бы, должны быть нарасхват.
Мне выдали докторский халат и белую шапочку, и мы пошли смотреть, как делают сыр. Зрелище захватывающее, потому что городскому жителю и в голову не приходит, что сыр, по сути дела, живое существо. И вести себя с ним нужно ответственно и деликатно.
Потом директор училища, заслуженный учитель России Валерий Александрович Поляков, пригласил меня выпить чаю. К столу подали белый хлеб, сливочное масло и сыры: алтайский, сулугуни и российский. И мне этот сыр понравился больше французского и итальянского. А потом я съела батон хлеба — батон! — потому что не подозревала о существовании такого потрясающего сливочного масла. Да, съела. И ничуть об этом не жалею.
Для изготовления килограмма сливочного масла требуется 21 литр молока. В училище, которое является и научно-производственным объединением, могут сделать максимум 3 тонны масла в месяц. Отпускная цена 180 рублей за килограмм. То есть настоящее масло нерентабельно, вот почему его и “бодяжат”. Как сказал Поляков, существует тысяча и один способ подделки. Помните “Раму”? Это был чистый яд, потому что делалась “Рама” не по ГОСТу, а по ТУ (технические условия), и пихать туда можно было все что угодно.
В минувшем сентябре на международном молочном конгрессе, который проходил в Барнауле, сыроделы этого училища получили золотую медаль. Валерий Александрович, понятно, был счастлив, но мне сказал: елки-палки, в космос летаем, а по земле ходить не умеем. При советской власти только на территории Алтайского района было 7 маслосырзаводов, а сейчас осталось три, включая училище.
А масло-то — мама дорогая…
* * *
Я проехала по Алтаю две с лишним тысячи километров. И за каждым поворотом открывался новый вид. Я жадно разглядывала деревенские дома, старинные и с иголочки, поля ржи, гречихи и подсолнечника, реки и озера, которые то прятались в бархатных складках потрясающего пейзажа, то бросались наперерез. С удивлением обнаружила, что везде множество мест для отдыха: от самого непритязательного (в деревенских домах, которые сдаются за смешные деньги вместе с домашней едой, рыбалкой и грибами) до суперэлитного (в санаториях по 14 тысяч рублей в сутки). И есть в этой земле что-то необъяснимое. Даже там, где ты просто сидишь у окошка и пьешь чай с травами, и на полсотни верст в округе нет никого, кроме овец, коров и хариуса (который живет только в кристально чистой воде), сохраняется устойчивое ощущение, будто с тобой происходит что-то важное. Может, из-за сказочной природы, может, оттого что люди не озверевшие, а может, все это вместе и есть Шамбала, которую оттого так долго ищут, что ее не нужно искать — вот она.
Я видела Обь и Катунь. И если вам расскажут, что когда-то добрые духи Алтая высыпали в Катунь всю бирюзу, какая была на земле, не сомневайтесь — высыпали всю. Такой воды вы не увидите нигде.
Я видела Телецкое озеро — описывать бесполезно.
Я была на острове Патмос, где московский журналист восстановил разрушенный храм, а попасть туда можно только по воздуху.
В Чемальском районе Горного Алтая я была в гостях у мастерицы Светланы Гавриловны Шиловой, куклы которой утешают, помогают жить и учат радоваться.
Я была, я видела — мне не приснилось.
* * *
Алтайские травы — это то, что творец создал на земле, чтобы люди не сомневались в его существовании.
Подмосковный подорожник тоже врачует, но кто об этом помнит? А все жители Алтая пользуются здешними травами, как воду пьют.
В селе Алтайском есть всемирно известная компания, которая производит биологически активные добавки из растительного и минерального сырья собственного производства. Усилиями многочисленных проходимцев я привыкла к мысли о том, что БАДы — это верный способ обманывать доверчивую публику. Сюда приехала со злобными подозрениями. Вошла в дендрарий, который славится на весь Алтай, и вдруг поймала себя на странной мысли. До самого горизонта раскинулся сказочный сад с растениями всех цветов радуги. Травы, цветы, деревья, кустарники. Сделаешь шаг — и замираешь. И кажется, тебе что-то подарили, только не поймешь, что. И я подумала: может ли такая неописуемая красота быть декорацией обмана?
Директор компании, Валентина Николаевна Буркова не знала про мой вопрос, но она на него ответила. Буркова — доктор химических наук. В 1975 году она стала сотрудником Томского института химии нефти АН. Была заведующей лабораторией, которая изучала проблемы нефти, зарождающейся в болотах. Исходили из того, что нефть зарождается из остатков макро- и микроорганизмов, которые водятся в воде. Одновременно сотрудники лаборатории занимались и весьма приземленной проблемой, а именно лечебными свойствами “нефтяных” грязей. То есть параллельно с большой научной программой ученые начали изучать эти вещества и получать из них полезные для людей препараты. И вот эти лечебные грязи стали началом огромной исследовательской работы по созданию препаратов из обычного сибирского сырья: облепихи, репейника и лопуха. Но в то время, когда началась эта работа, в стране не было качественного сырья. В поисках сырья исколесили весь Алтай и по счастливому стечению обстоятельств попали в село Алтайское. Тут, в предгорьях, невозможно выращивать пшеницу, рожь, гречиху — зато растут дикорастущие лекарственные растения. И вскоре сами начали выращивать и собирать травы.
“Наш хит, — сказала Буркова, — это лопух. Мы занялись поисками старинных рецептов и поняли, что тысячелетиями для очищения крови использовались разные снадобья, в которых всегда использовался лопух”.
Изучая лопух, открыли вещество аспарагин, способное связывать и выводить из организма человека вредные вещества. Вообще лопух широко применяется в лекарственной терапии. Новосибирский гематологический центр исследовал действие лопуха при лечении тяжелых форм онкологических заболеваний и получил превосходные результаты.
Компания добровольно прошла тестирование своих препаратов и занимается их преобразованием из БАДов в лекарства. Все лекарственные растения выращиваются на собственных плантациях без использования гербицидов, пестицидов и удобрений. Главное — ручной труд. Коммерсанты от медицины над ними смеются, но их это не волнует. Не очень современно и технократично, зато качественно. И еще: никаких химических вытяжек. Только родниковая вода и электроэнергия. В вакууме делается испарение при температуре не выше 50 градусов, и получается нечто вроде повидла-концентрата, которое впоследствии гранулируется. Поэтому препараты прекрасно усваиваются.
Валентина Николаевна Буркова — человек, которого знают далеко за пределами России. Для настоящих ученых везде двери открыты. Могла бы уехать в процветающую европейскую страну — а зачем? Ведь такие травы растут только на Алтае.
* * *
И была еще одна встреча, без которой этот край не открыл бы мне своего старинного секрета. Этот секрет — мед.
Всю жизнь я его терпеть не могла, но выяснилось, что я просто никогда его не пробовала.
У Ванги спросили, когда вымрет человечество, и она ответила: сначала уйдут пчелы. Создатель отправил на землю человека, пчел, термитов, мхи и лишайники. Только это не меняется, а все остальное давно стало другим.
Геннадий Владимирович Якубко никуда не спешит, не суетится, говорит негромко, но чем тише он говорит, тем больше хочется слушать. В его кабинете пахнет медом, воском и цветами, и я сразу подумала, что у него пчелиный характер: тихо и упорно делает свое дело, однако в случае чего ужалит не задумываясь.
Якубко — вице-президент Союза пчеловодов и переработчиков пчелопродукции Алтайского края. Родился в алтайском селе. Мать была агрономом, отец — ветеринаром, а дед — пчеловодом. Закончил сельскую школу. Первое высшее образование химическое, второе — биологическое, а третье — украинская сельскохозяйственная академия. Был руководителем крупного промышленного предприятия в Барнауле, но в 1982 году все бросил и ушел в пчелосовхоз. Через три года создал кооператив, потом фермерское хозяйство.
Я сказала Геннадию Владимировичу, что, отведав алтайского меда, растерялась. Он ответил, что ценится мед Северного Урала, Башкирии и черноземной полосы России. Хороший мед в Канаде и в Новой Зеландии. Однако мед Алтая не имеет себе равных: высокое содержание ферментов, низкая влажность и потрясающий букет, то есть сотни вкусовых оттенков. На Дальнем Востоке 4 основных вида меда, а на Алтае — невозможно сосчитать. Потому что здесь уникальная медоносная база, то есть мир цветущих растений. Продукты пчеловодства мгновенно проникают через клеточную мембрану, что обеспечивает феноменальный лечебный эффект. Однако мы своими богатствами распоряжаться не умеем. В дореволюционной России издавалось 32 специальных журнала по пчеловодству, а мы сделали его не профессией, а хобби. Мы не отдаем себе отчета в том, что пчеловодство — это вид деятельности, поэтому в России нет промышленного пчеловодства.
В наиболее крупных странах-медопотребителях (Германия и Япония) на душу населения приходится 7—8 кг меда в год, а у нас, не поверите, всего 300—400 г меда. А ведь известно, что существует прямая связь между потреблением меда и продолжительностью жизни.
Животрепещущий вопрос: как покупать мед?
70% меда, производимого в мире, продается методом прямых продаж, иначе говоря — покупать его нужно только у проверенного пчеловода. Потому что сегодня поддельный мед проходит все стадии проверки, и только дополнительные исследования могут выявить фальсификацию. Крупнейший производитель поддельного меда — Китай, и Евросоюз ввел запрет на ввоз этой продукции. Более 50% российского меда тоже считается подделкой, однако статистики нет.
Хороший мед — дорогой. Честная цена на алтайский мед — 350 рублей за килограмм.
* * *
Бывший моряк Сергей Чикулаев построил в лесу под Барнаулом деревянный корабль и назвал его “Любовь”. Люди приезжают и застывают: какой в лесу может быть корабль? И только потом понимают: главное — хоть раз в жизни увидеть то, чего не может быть.
На земле много удивительных мест, но Алтай ранит навылет. Загадочная красота притягивает людей, которые умножают ее медом, травами, сыром, картинами, кораблями, куклами — то есть собственной жизнью во славу этой красоты. Им бы немного помочь. Или хотя бы не мешать…
Это было признание в любви.