— Сергей Эдуардович, уже сейчас власти потихоньку приучают и бизнесменов, и СМИ к таким не самым «центровым» площадкам, как коворкинги в Нагатине и на «Первомайской», технополис «Москва» в Текстильщиках, технопарки в Строгине и на «Калужской». Может ли это кардинально изменить расстановку сил в городе?
— Конечно, более равномерное распределение офисов по московскому пространству нужно. Простой пример: в Центральном административном округе находится до 40% всех рабочих мест столицы, при этом здесь проживает 8% населения. И сразу ясно — куда люди едут с утра и куда они едут вечером, откуда пробки… Но проблема шире, чем только рынок труда. Нужно в целом менять стратегию пространственного планирования. Сейчас у нас структурный дисбаланс: в центре сосредоточены сразу три функции — политический и административный центр, бизнес-центр, культурный центр. Кремль, Пушкинский музей, административные здания и офисы высшего класса — все на одном пятачке. В мегаполисах, являющихся мировыми лидерами, эти функции все-таки в достаточной степени разводятся: Сохо (торгово-развлекательный квартал в Лондоне. — «МК») или Гринвич-Виллидж (нью-йоркский квартал, где проживают многие знаменитости, много театров, джазовых и комедийных клубов. — «МК») находятся несколько в стороне от бизнес-центра.
В этом смысле и присоединение новых территорий само по себе проблем не решает, ведь там может воспроизвестись привычная периферийная ситуация (когда плотность социальных и культурных услуг значительно ниже, чем в центре). Наиболее успешный зарубежный опыт подсказывает несколько путей выхода. Скажем, многофункциональную застройку, которая соединяет в одном квартале или группе кварталов и жилье, и рабочие места. Это снимает транспортные проблемы, обеспечивает шаговую доступность услуг, базу для развития мелкоячеистой сети бизнесов, ориентированных на нужды квартала. То есть в идеале современный мегаполис — своего рода мозаика, каждый элемент которой достаточно автономен, а с точки зрения городского дизайна отличается «лица необщим выраженьем». Именно на такое развитие агломераций нацелены сейчас стратеги. В Москве должны появиться альтернативные точки притяжения транспортных, финансовых потоков.
…Кроме того, если говорить о коворкингах, технопарках и прочих местах сосредоточения деловой активности, — очень важный вопрос, в какой мере они смогут повлиять на структуру московской экономики. Сейчас бюджет во многом (хоть и меньше, чем раньше) строится на том, что через Москву торгуются общероссийские углеводороды. Из более 1,5 трлн рублей доходов столичной казны львиная доля зависит от рентной экономики. Усилить другие виды экономической деятельности — не менее серьезная задача, чем распределение рабочих мест по территории города.
Примеры, когда местные власти так же, как в Москве, пытаются помочь созданию «Кремниевых долин», в мире есть. Но процесс очень сложный, и у каждого из этих проектов своя история. Так, в Китае, с одной стороны, есть удачные образцы построения новых агломераций и городов, а с другой — возникают и невостребованные кварталы, и районы-призраки.
— Как новая пространственная ориентация столицы может сказаться на малом бизнесе?
— Думаю, периферийные московские районы очень недооценены в плане инвестиционной емкости сферы обслуживания. Разница в плотности таких сервисов в центре и на окраинах составляет 4–5 раз. Хотя, если вы обратите внимание на количество мастерских, аптек, магазинчиков на конечных станциях метро, то там тоже очень много всего — бизнес тянется к точкам концентрации людей. И если будет отчетливый посыл властей, что «развитие за пределами центра — приоритет», ситуация последовательно начнет меняться.
Например, в наиболее критических, депрессивных районах с точки зрения социальной инфраструктуры можно вообще объявить налоговые каникулы для малого бизнеса. Тем более, налоговый взнос этого сегмента в интегрированный московский бюджет пока достаточно небольшой, до 10%. Низкая производительность труда и рентабельность малых компаний в российских городах — отдельная тема. Столичное малое предпринимательство тоже сейчас играет скорее социальную роль: обеспечивает занятость 20–30% населения. При этом новая модель как раз подразумевает такой способ организации бизнеса, когда он будет завязан не столько на финансово-экономические показатели, сколько на комфортность среды, погружение в ткань городской жизни — когда у человека есть домашний врач, все знают своего мясника или молочника. Ориентация на локальные пространства — это другие бизнес-практики и стратегии, устойчивая клиентура, индивидуальные услуги. Ну, и что немаловажно для малого бизнеса, стоимость аренды на периферии существенно ниже, чем в центре.
Еще один резерв, новые стартовые площадки для разных бизнесов — пустыри промзон. Исторически за Третьим транспортным кольцом складывался промышленный пояс (по некоторым оценкам, до 20% пространства старой Москвы). Он никогда не рассматривался как место для жизни, и, естественно, за короткое время там не может возникнуть такая же плотность сервисов комфорта, как в старожильческих районах. Поэтому надо всячески стимулировать бизнес. Только не на использование старых промпредприятий под офисно-складские помещения, а «сажать» там сервисы: небольшие торговые предприятия, точки релаксации и отдыха, центры повседневного обслуживания. В этом смысле даже важнее налоговых преференций — легкость запуска бизнеса, весь тот комплекс факторов, который оценивается в разных рейтингах, включая «Doing Business»: вопросы аренды, доступ к базовым коммуникациям (электроэнергия, газ), получение разрешительных документов, регистрация. Московское правительство многое делает для устранения административных барьеров. Вместе с тем, традиционно слабое российское место — практика правоприменения.
— Сколько времени может уйти на то, чтобы Москва стала, как вы говорите, полицентричной?
— Мировые мегаполисы — сложные организмы, их инерция достаточно велика, но в принципе, если судить по зарубежным аналогам, шаг составляет 10–25 лет, после чего уже можно ощутить какие-то качественные перемены. Более жесткие, централизованные структуры (в смысле принятия решений), например, Сеул, могут тратить 10–15 лет. Последние несколько лет Москва перестраивается, но этот процесс подвержен влиянию многих обстоятельств. Взять хотя бы то, что политики принимают решения на глубину электорального цикла, а городские стратегии значительно длиннее. Думаю, мы сможем оценить качественные сдвиги году к 2020-му. Изменения по отдельным направлениям (качество медобслуживания, образования) могут происходить быстрее.
— Какие вопросы предстоящего Урбанистического форума вы считаете особенно важными применительно к Москве?
— Во-первых, пространственное планирование и проблемы более дружелюбной к жителям городской среды. Во-вторых, вопросы городской экономики, которая требует существенной диверсификации, в том числе усиления роли малого и среднего бизнеса. В успешной международной практике до 40% городского бюджета составляют доходы от МСП. Просто количественного увеличения компаний недостаточно, нужен рост производительности труда.
Третий вопрос касается демографической структуры мегаполисов: города стремительно стареют, и надо понимать, каким образом Москва будет жить в последующее десятилетие. Нам вряд ли подходит путь Майами, курортного города со средоточием пенсионеров, ведущих комфортный образ жизни. При этом к 2025 году у нас численность нетрудоспособного населения (пенсионеров и детей) сравняется с числом работающих, причем большую часть иждивенцев будут составлять не дети, а пенсионеры, а это особый тип вызова. Отсюда опять возвращаемся и к устойчивости модели экономики, и к теме миграции в ее различных проявлениях и приоритетах.
Отдельный блок — перспективы московской агломерации. В тот момент, когда наши поезда все-таки пойдут со скоростью 250–300 км/час (в ряде направлений это уже происходит), вся ситуация моментально поменяется. Окажется, из центра Рязани или Владимира можно будет доехать в Москву за час, проще, чем из некоторых районов ближнего Подмосковья. Изменится рынок труда (усилится маятниковая миграция), изменится система внутренних связей, налоговая политика (уже сейчас обсуждается вопрос о привязке НДФЛ к месту жительства граждан, а не работы).
Вдобавок ко всему, если теми же темпами продолжится приток в столицу населения из отдаленных регионов России, то к 2030 году в пределах Московской агломерации (включая окружающие территории) соберется до 40 млн, то есть более трети населения России, а это уже — абсолютно разбалансированная «страновая» система. И Москве в том числе надо думать, что делать с этим, пока нас не накрыло цунами. Очевидно, также нужны новые точки притяжения за пределами столицы и Центрального федерального округа.
— На форум соберутся представители мегаполисов со всего мира. Чей опыт, на ваш взгляд, может быть особенно интересен Москве?
— Стоит присмотреться к 25-миллионой агломерации Мехико как не к слишком оптимистическому варианту будущего Москвы. С другой стороны, в Мехико достаточно высока автономность хозяйственной деятельности районов, они имеют свои экономические стратегии, могут принимать решения, как говорят англичане, «на расстоянии вытянутой руки». Это любопытный опыт для местного самоуправления, происходит высвобождение общественных энергий в качестве еще одного драйвера развития.
Я бы опять вспомнил Сеул, который столкнулся с проблемами еще более ускоренного роста, чем Москва. Скажем, сейчас они закрывают и обратно переоборудуют в природные комплексы магистрали, ведущие в центр города: «раскупоривают» речки, разбивают парки. И одновременно создают города-спутники, чтобы перераспределить деловые потоки. Очень интересно работают с информационными технологиями, городским дизайном.
Барселона — интересный пример того, как можно воспользоваться интересными мировыми событиями для экономического рывка. В случае с Барселоной рост начался с Олимпиады 1992 года, когда они смогли привлечь инвестиции, внимание, заложить основание инфраструктуры будущего. Но, боюсь, мы сейчас находимся в противофазе для использования подобной модели, то есть сегодня организаторы аналогичных событий получают скорее не прибыль, а расходы.
Сингапур предлагает схему создания первоклассных университетов, входящих в первую сотню мира. Они сосредоточились на глобальном позиционировании в исследованиях, создании проектных групп, собрали международный состав студентов и преподавателей. На первом этапе государство серьезно поддержало учебные заведения, чем, кстати, сейчас заняты и турки — частный университет Сабанчи в Стамбуле уже близок к тому, чтобы ворваться в число мировых лидеров. Так что развитие кластера высшего образования я бы назвал одним из приоритетов для Москвы, который способен изменить структуру экономики.