— Как отражается рост расходов на малообеспеченных слоях населения?
— Это влияет, к сожалению, на всех. Но для малообеспеченных это вдвойне драматично. ЖКХ — неэластичные расходы, на них экономить практически невозможно. А в подавляющем большинстве регионов России нет сколько-либо ощутимых субсидий, как в Москве. Значит, опять начнутся массовые неплатежи. Тем более что ощущение, что нам удалось справиться с безработицей, иллюзорно — она скрыта. Общественные работы формально позволяют не учитывать занятых на них людей как безработных. Но оплата их труда часто ниже прожиточного уровня. В общем, если посчитать всех, то у нас почти 10 млн. безработных.
И совершенно непонятно, откуда такой рост цен. У нас инфляция, как нам говорят, меньше 10%, а квартплата выросла в среднем на 15%.
— Каково мироощущение человека, которому по телевизору говорят о победе над инфляцией, но он же прекрасно видит, что жизнь становится все дороже и дороже?
— Люди устойчиво чувствуют, что всё пытаются сделать за их счет, что огромные доходы, которые получают богатые, позволяют им защищать свои интересы, в том числе и лоббируя повышение цен. А “волшебную” силу телевизора не надо переоценивать. Она имеет место быть, но ровно настолько, насколько телесюжеты не противоречат реальному жизненному опыту зрителей. Когда мы смотрим анкеты, то видим: на те вопросы, которые связаны с внешней политикой и местом России в мире, то есть с тем, о чем большинство россиян не знают из жизненного опыта, а лишь по картинке в телевизоре, нам отвечают точно то, что респондентам предлагается увидеть в информационных выпусках. А вот когда речь идет о том, что затрагивает их повседневную жизнь, все манипулирование общественным сознанием сразу заканчивается. И люди отвечают ровно то, что говорит им их жизненный опыт. Они знают, что был кризис, надо было затянуть пояса. Но раз мы из него выходим, то откуда такой скачок цен?
— Как изменилось положение малообеспеченных россиян за кризисный год?
— Во-первых, выросло число малообеспеченных граждан. Если в лучшие времена шло сокращение и их было вместе с бедными 40—45% от общего числа россиян, то сейчас это минимум половина населения России. Может, сейчас этот рубеж даже позади. Я говорю про ситуацию минувшей осенью, зимой она особо не улучшилась. Наоборот, если судить по данным статистики, произошло небольшое ухудшение. А уж если статистика нам его показывает, то реально оно было еще больше. Думаю, что по итогам кризиса мы выйдем на те же 60% малообеспеченных, как в начале “нулевых” годов. И это печально. Потому что шансов на то, что нам удастся быстро отыграть ситуацию, практически нет.
Когда состояние малообеспеченности — возвращающееся, у людей меняется сознание и стереотипы поведения. Если вы, побыв несколько лет в трудной ситуации, выровняли свое положение, то вскоре возвратитесь к своему привычному укладу жизни. А если вас кидают в малообеспеченность постоянные обвалы: начало и середина 90-х, потом кризис 1998 года, нынешний кризис, то вы начинаете принимать для себя стереотипы, характерные для бедного населения, с его пассивностью и фатализмом. Вы начинаете резко сокращать инвестиции в себя и детей. Очень опасно, если у нас такого населения окажется 60%, но к тому все идет. По Москве их будет меньше. Если обычно порядка 15—18% малообеспеченных, то сейчас их доля подрастет, думаю, как минимум до четверти москвичей.
— Возможна ли при таком составе населения модернизация, которая призвана привести нас к светлому будущему?
— С точки зрения перспектив модернизации беда даже не в том, что малообеспеченные люди имеют пассивную жизненную позицию и не склонны к проявлению инициативы. Даже если они решат что-то изменить к лучшему, то их жизнь станет невыносимой, можно будет только в окошко выброситься или спиться. Потому что они не в состоянии что-либо изменить. Если ты вышел из бедности, потом опять в нее скатился, только-только снова вышел и опять вниз — никакая психика не выдержит. Отсюда рост алкоголизма, сердечно-сосудистых заболеваний, суицида. А также формирование защитных реакций психики, то есть отказ от потребностей или их сужение. Если такие люди не примут для себя модель суженных потребностей, то они просто не смогут жить.
А какая может быть модернизация в условиях, когда 60% граждан не ориентированы на рост человеческого капитала, потому что это не приносит им никаких дивидендов? Откуда мы возьмем работников для модернизированной экономики, начиная с рабочих, которые умеют соблюдать порядок на производстве и технологическую дисциплину? Для того чтобы у людей была способность эффективно работать, они должны культурно жить. Чтобы они эффективно обращались с современной техникой на производстве, они должны привыкнуть к ней в быту. А у нас порядка трети населения до сих пор не могут себе купить современную кухонную технику даже типа электрического чайника или микроволновки.
— Не чреват ли социальным взрывом этот маятник: вроде бы пожили хорошо несколько лет, потом снова “мордой в грязь”, только “отряхнулись” — и снова за грань бедности?
— К социальным волнениям приводит не плавное, а неожиданное ухудшение: невыплата зарплаты, массовые увольнения. Сейчас этого удалось избежать. Протесты — нехарактерный способ отстаивания своих интересов. Любимые формы — это саботаж и эмиграция. Есть понятие “внешней” и “внутренней” миграции. Те, кто побогаче или поумнее, уходят во внешнюю: уезжают или готовят себе площадки для отъезда за рубеж. Люди “голосуют ногами”! Вы посмотрите, сколько приобретается дешевой недвижимости за рубежом. А “внутренняя” миграция — это уход в разного рода секты, алкоголизм, наркоманию. Она свойственна ситуации, когда жизнь не предлагает приемлемых моделей действий. А саботаж — это когда люди как бы говорят: как вы нам платите, так мы и будем работать.
— Мрачную картину вы нарисовали... То есть кризис отбросит Россию далеко назад, или у нас все же есть шанс?
— Шанс есть всегда. По итогам кризиса углубится дифференциация между регионами. Все будет хорошо там, где руководство постарается развить многопрофильную структуру экономики, где деньги, которыми накачивались регионы, пошли на создание рабочих мест, где изменится модель управления. Не скажу, что я бесспорный пессимист. Но мне кажется, что элита “залила” деньгами возможные социальные недовольства, чтобы не было “оранжевой революции”. И теперь в большинстве своем просто хочет дождаться, когда мы опять будем получать высокие доходы от продажи сырья. Сейчас озвучивается программа модернизации. Но, думаю, она встречает колоссальное сопротивление в высших слоях общества. Что касается населения — оно не будет в массе своей поддерживать модернизационные инициативы, если они, в свою очередь, не будут обеспечиваться рублем. Не получится, чтобы люди работали как на Западе и имели зарплату как в Китае. Квалифицированные кадры знают, как живут те, кто работает по-западному на Западе. И рассчитывать на то, что они будут согласны работать за низкие зарплаты и будут при этом лояльны, не приходится.
Чем малообеспеченные отличаются от бедных?
Малообеспеченные люди могут позволить себе досыта питаться, покупать необходимую одежду себе и детям, оплачивать самые дешевые лекарства и медицинские услуги, а при благоприятных условиях и мелкую бытовую технику. Более крупные покупки совершаются обычно в кредит. Верхняя граница малообеспеченности состоит в том, что такие семьи не могут позволить себе платные социальные услуги: купить путевку на курорт, оплатить образовательные и развивающие занятия для детей. Не могут они покупать в необходимом объеме и обычную бытовую технику типа телевизора, холодильника, стиральной машины. Когда такие возможности появляются, семья начинает относиться к нижнему среднему классу.