Но проблема не только в них: похоже, это лишь два «царя горы», два хозяина айсберга системной коррупции в угольном секторе. Оба использовали свои высокие кресла, чтобы приватизировать эту гигантскую золотоносную глыбу. Как пишут телеграм-каналы, речь идет о хищении бюджетных средств при ликвидации угольных шахт в Кузбассе. Махинации совершались с 2018-го по 2023 годы. По госконтрактам должны были ликвидировать неперспективные, убыточные шахты и разрезы. Однако подрядчики выполнили только часть работ, причем не качественно. Более того, это привело к ухудшению экологической обстановки в регионе.
По данным следствия, представители коммерческих компаний-подрядчиков и подведомственного Минэнерго учреждения «ГУРШ» планомерно расхищали бюджетные деньги. Ущерб превысил 76 млн рублей. И Яновский, который занимал пост замминистра до 2021 года и ежегодно зарабатывал около 8 млн рублей, и Мочальников, назначенный на эту должность в апреле 2022-го, «могли знать о махинациях», как осторожно пишут телеграм-каналы.
То, что угольная деятельность в России насыщена фактическим криминалом, известно давно. В августе 2012 года на один из аспектов проблемы указал президент Владимир Путин, заявив: «Процедура выдачи лицензий на добычу угля нуждается в совершенствовании. Соответствующим правительственным учреждениям необходимо многое сделать, чтобы исключить коррупционные схемы». На эту тему аналитические институты, и российские, и международные, не раз выпускали доклады, в которых говорилось о сокращении российскими угольными компаниями затрат в области контроля за рабочим процессом, об игнорировании ими стандартов безопасности, а главное, - о высокой коррупционной составляющей в сфере взаимодействия госчиновников и представителей отрасли.
- Свою единственную успешную структурную реформу в 90-х годах Россия провела именно в угольном секторе, который тогда встал на ноги после постсоветской разрухи, - рассказывает ведущий эксперт Центра политических технологий, экономист Никита Масленников. – А вот с начала 2010-х, уже при Яновском, начало расти количество аварий из-за системных нарушений техники безопасности. Небрежность и корыстные мотивы создавали благодатную почву для коррупционных схем, связанных, прежде всего, с экспертизой угольных пластов, с оценкой их выработанности, степени наличия в них метана. «Ребята, продолжайте работать, всё в порядке», - говорили государственные аудиторы, получив взятку.
Между тем, шахты приходилось закрывать, поскольку ЧП шли одно за другим. И здесь вставал вопрос обоснования: решение принималось с учетом ряда обстоятельств, например, объявлялась компания официально банкротом или нет. Или, скажем, если предприятие имело стратегическое значение (в связи с необходимостью форсировать экспорт), то руководители зачастую просили чиновников о помощи - добавить субсидий, каких-то льгот, снизить тарифы на грузоперевозки. Мол, мы категорически не хотим закрывать шахту в силу ее большой значимости для страны, но вы уж нас поддержите. Собственно, Яновскому вменяют мошенничество именно в такого рода делах.
-Можно ли сказать, что угольная отрасль в силу своей внутренней специфики даёт больше простора для махинаций и коррупции, чем, условно говоря, нефтегазовая сфера?
-С газовым и нефтяным секторами всё более-менее понятно. Газовый бизнес у нас, в принципе жестко курируется государством. В нефтяной сфере представлены и крупные частные компании, но прозрачность операционной деятельности тоже достаточно высока: добытое сырье и продукты переработки идут на экспорт по фиксированным, контролируемым, опять же, ценам. Обойти эти механизмы сложно. А угольная отрасль серьезно отличается от нефтегаза по составу собственников: в основном это частный бизнес. И дело даже не в том, что там какая-то внутренняя кухня, дело - в специфике взаимоотношений с органами власти. Коррупционные риски повышены именно потому, что у контрагентов слишком разные интересы. Чтобы решать свои проблемы, кто-то постоянно ходит на поклон во властные кабинеты, а кто-то имеет своих людей в соответствующих ведомствах.
Еще одна особенность угольной индустрии – жесткая привязка к железной дороге. В случае с нефтью и газом существует специализированная трубопроводная логистика, монополизированная государством. Соответственно, вопросов не возникает: эта труба – для нефти, а эта - для газа. А транспортировка угля по железной дороге сопряжена со всевозможными неудобствами, с необходимостью делить маршрут с другими грузоперевозчиками, отстаивать свои интересы в Минэнерго, у губернаторов, и так далее. Так что поле для вариантов «договренности» с властью у угольщиков обширное.