Россия не миновала этого всемирного мейнстрима — заводы и фабрики массово закрывали, освобождая территории под комфортное жилье и торгово-развлекательные комплексы, а университеты стали выпускать толпы юристов, экономистов и менеджеров вместо инженеров. Этот процесс наложился на декоммунизацию, которая если не табуировала, то уж точно маргинализировала левых мыслителей прошлого. Цитировать Карла Маркса стало неприличным. А зря! Великий философ докопался до сути вещей, до простых, понятных и ощутимых основ мироздания. Мир материален и человек материален, учил Маркс. И для существования человека он должен потреблять, использовать нечто материальное — еду, одежду, жилье. Создать же все это можно одним-единственным способом — взять природное сырье и преобразовать его с помощью труда. Однако если считать блага цивилизации природным явлением, то для труда места не остается. В конце концов, есть же машины, которые заменяют труд человека.
Этих взглядов хватило на несколько десятилетий, но вдруг выясняется, что в России не хватает рабочих рук. Где же они? И для чего, для каких действий их не хватает? Сильно утрируя, можно утверждать, что когда первобытный человек взял в руки палку-копалку, то производительность его труда настолько возросла, что он смог прокормить не одного себя, а двоих. Тогда он завел раба, отдал ему палку-копалку, а сам предался размышлениям о судьбах человечества. Это называлось рабовладельческим строем. Со временем производительность труда только росла. Наконец, она выросла настолько, что создавать нечто полезное, потребляемое, удовлетворяющее потребности — пищу, одежду, здания, предметы быта — смог лишь небольшой процент населения планеты, а все остальные предавались размышлениям о судьбах человечества. Ну, или делали друг другу прически, пели песенки, писали — романы, речи и отчеты. Это было похоже на предсказанное Беллом постиндустриальное общество.
С 2005 по 2022 год доля трудоспособных россиян, занятых в сельском и лесном хозяйствах, рыболовстве и рыбоводстве, снизилась почти вдвое — с 10,1% до 5,8%. В обрабатывающих производствах — с 17,7% до 14,1%. Зато вдвое приросли ряды ученых и администраторов. Сфера услуг предсказуемо тоже расширилась. Например, доля финансистов и страховщиков увеличилась более чем вдвое, значительно выросли доли занятых в общепите, гостиничном деле, в культуре, спорте, организации досуга и развлечений. При этом растет доля руководителей, управленцев, разного рода «перекладывателей бумажек». А в деятельности каждого полезного работника становится все больше ненужной реальному делу возни с отчетами, планами, отписками. Мы уверенно превращаемся в «услужливую нацию». Но если все будут оказывать друг другу услуги, некому будет растить пшеницу и печь хлеб. А как же умные машины, роботы, которые должны заменить человека? Но эти машины тоже некому делать! При такой тенденции неудивительно, что в стране не хватает рабочих рук, чтобы удовлетворить все потребности россиян: у нас на одного с сошкой — семеро с ложкой.
Впрочем, такая ситуация не только в России. Чешский интеллектуал Иван Хоффман говорит: «Было время, когда прогресс был связан с индустриализацией, которой Европа обязана своим благополучием. Дым из заводских труб никого не беспокоил, и всем было понятно, почему дымящие заводы находятся в городе — именно вокруг заводов росли города. Теперь же заводская труба считается источником загрязнения, заводы в городах сносят. Сегодняшний город уже не производит ничего материального, необходимого. Деиндустриализация в Европе улучшает окружающую среду, но ухудшает уровень жизни и сопровождается упадком образования, потому что техники и инженеры бесполезны для Европы, университеты выпускают философов». Хоффман задается вопросом: если раньше Европа предлагала миру свои товары, которые никто другой не мог выпустить, то что она может предложить сейчас? Этот вопрос может задать себе любое общество и каждый человек. Получая нечто материальное, полезное, потребляемое — что я отдаю взамен? Перекладывание бумажек? Исполнение бюрократических ритуалов, которые необходимы лишь потому, что кто-то их придумал? Честный ответ не поможет вырваться из трясины «постиндастриала», но подскажет путь выхода. Нужно вспомнить, что мир материален. Вспомнить, признать, ощутить. Вернуться в реальность.
Тот же самый отрыв от реальности вызвал и проблемы «Боинга». Оказалось, что болты, которые крепили люк аварийного выхода, были недостаточно затянуты. Узнав об этом, американские авиационные власти тут же дали команду — проверить крепление заднего левого люка на всех самолетах той же модели. Проверка показала, что дефект встречается достаточно часто. А вот проверять остальные люки команды не было, и их не проверяют. Дичь? Нет, постиндустриальная логика. Россияне, посетившие экскурсию по сборочным цехам завода «Боинг», бывают поражены. Некоторые даже спрашивают сопровождающего представителя компании, что происходит — забастовка или затянувшийся обеденный перерыв. С галереи, по которой разрешают пройти экскурсантам, видно, что люди, мало похожие на рабочих — ни униформы, ни касок, — вяло и хаотично, точно сонные осенние мухи, передвигаются по цеху. Работа не кипит, а едва теплится. Самую большую энергичность можно увидеть только… у стола пинг-понга, где играющие собирают вокруг себя толпу болельщиков. Разве можно так собирать самолеты? В постиндустриальном обществе — можно. Отсутствие униформы объясняется тем, что «так рабочим удобнее». Не можем же мы, мол, ущемлять их право на самовыражение в одежде.
Все остальные вольности настолько же постиндустриальны, они порождены не целями производства, а некими идеями менеджеров-гуманитариев. Почему гуманитариев? Да потому, как и говорил Иван Хоффман, что деиндустриализация вызывает деградацию технического образования, ведущие позиции в руководстве занимают «философы», а не инженеры. А уже это влечет дальнейшую деиндустриализацию и деградацию всей техносферы, всей материальной цивилизации. Замкнутый круг, превращающийся в нисходящую спираль. Если США не собираются тормозить на этом пути, а Европа лишь добавляет оборотов, то нынешний дефицит рабочих рук в России говорит, что у нашей страны есть шанс отбросить наваждение постиндустриальной теории.
Нехватка рабочих — это признак индустриализации, индустриализации 2.0. И это повод осмыслить происходящее. Дефицит рабочих рук — это не недостаток населения, это структурная проблема. Если, например, мановением волшебной палочки враз удвоить население, но сохранить нынешнюю постиндустриальную структуру занятости, то рук все равно не будет хватать — так же на одного «пахаря с сохой» останется семеро «едоков с ложками». Надежды на то, что «невидимая рука рынка» все урегулирует, питать не приходится. Квалифицированные рабочие и инженеры не получаются из сменивших работу гуманитариев, чиновников, нейл-дизайнеров. Их нужно учить, и учить долго. Это значит, что на уровне государства необходимо пересмотреть подходы к экономике, признать, что сервисный класс никогда, ни при каких обстоятельствах не заменит класс рабочих, и начать целенаправленно готовить кадры. И когда статистика зафиксирует рассасывание пока что растущего сервисного класса в пользу занятых в производстве, можно будет с облегчением вздохнуть — мы избежали точки невозврата.