Среди разнообразных апокалиптических предсказаний цифровых конспирологов особенно интересным мне показался распространяемый через мессенджеры текст с рекомендацией, в связи с вводом цифрового рубля, не расписываться на квитанциях. Дескать, подпись на квитанции будет «оцифрована», что позволит с ее помощью получить ваши биометрические данные, при этом все деньги с ваших счетов автоматически будут переведены в «слепой доверительный траст», станут полностью «виртуальными», так что вы не сможете перевести их ни в наличную, ни в безналичную форму. А всеми вашими финансовыми операциями и жизнью вообще будет управлять Центральный банк России, который правительству (а значит, и государству) не подчиняется, а потому введет «социальный рейтинг», и, таким образом, вы потеряете базовые права человека. Но сообщение рекомендует и способ борьбы с «цифровым ГУЛАГом»! Надо отказываться от всего цифрового, тогда система не сможет набрать 51% вкладчиков и «провалится, как вакцинация».
Интересен сей текст крутой смесью красивых устоявшихся бессмысленных словосочетаний — «мемов», ассоциирующихся с типовыми страхами современного россиянина, обилием слов, написанных заглавными буквами, отсутствием логики, смесью правды, полуправды и неправды и полным незнанием современной российской действительности. Кому вообще еще приходят квитанции, на которых надо расписываться? Что значит «провалившаяся вакцинация»? Как раз Россия показала один из самых успешных примеров борьбы с эпидемией. Данный текст, очевидно, является типичным примером психологических операций, причем даже не элементом информационного противоборства, а элементом так называемой «когнитивной войны», среди целей которой не в последней степени является повышение нервозности в общественном сознании противника.
Разбор таких текстов «по существу» — занятие бессмысленное, поскольку влияют они сразу на подсознание, и даже рациональное объяснение ошибочности каждого из тезисов не приведет к снижению беспокойства. Поэтому подробно анализировать все передергивания и ошибки данного произведения я не буду. Однако остановлюсь на том аспекте документа, который показался мне особо любопытным. Это постулат, что есть деньги «настоящие, государственные», которые имеют полную стоимость, и есть «виртуальные», которые не то чтобы ничего не стоят, но определенно имеют меньшую субъективную ценность, поскольку вы не можете ими полноценно распоряжаться, так как они находятся в управлении негосударственной организации, которой якобы является Центробанк.
Текст ловко манипулирует понятием «деньги», доверием и противоречием между безопасностью и приватностью. Возьмем те же «деньги»: все мы прекрасно знаем, что это такое — «законное платежное средство». Их нам выдают в качестве зарплаты, мы берем их в виде кредита в банке, и государство принимает их в качестве налогов. Они мера стоимости вещей, способ платежа, способ накопления и основной механизм обращения товаров в экономике. Или не знаем?
Как ни странно, казалось бы, такой важнейший социальный феномен, как деньги, возникший не позднее чем четыре тысячи лет назад, до сих пор вызывает споры среди экономистов-теоретиков. Существует не менее десятка денежных теорий. Так, марксистская политэкономия полагает, что деньги — это овеществленный труд, и различает стоимость и цену товаров. Рассматривая историю денег в историческом контексте, марксистская теория логично приходит к неизбежности фиатных (не обеспеченных непосредственно драгоценными металлами) денег при развитии капитализма. Марксистская теория, скорее всего, права в том, что в светлом будущем денег не будет. Но, увы, из нее не следует появление в нашем настоящем новых форм денег и новых цифровых отношений.
Либеральная теория денег, в ее наиболее вульгарном изложении, предполагает, что деньги есть результат общественного договора. То есть, по сути, деньгами может быть что угодно, надо только людям договориться, что считать универсальной мерой стоимости. Согласно этой теории государство со своей денежной эмиссией и «законным платежным средством» является сдерживающим фактором, который мешает появиться правильным рыночным «частным» деньгам, которые в свободной конкуренции определят лучшие деньги. Существование криптовалют как денег обосновывается именно этой теорией. При этом в качестве обоснования возможности существования денег как социального договора всегда приводится один-единственный исторический пример — каменные деньги островов Яп. На этом архипелаге в Микронезии возникла самобытная система обмена, где в качестве меры стоимости использовались каменные диски от 10 сантиметров до трех с половиной метров и весом до 4 тонн. Камни производились из арагонита и кальцитового известняка, которые отсутствуют на архипелаге. Для того чтобы произвести одну каменную «монету», приходилось плыть за 500 км на Палау, договариваться с местными жителями, платя им своими товарами (в основном кокосами) за право получения камня, вырубать каменный диск и везти его обратно на Яп. Отметим, что, в принципе, любой житель острова мог это сделать как в одиночку, так и в группе. То есть предприятие по «выпуску монеты» вполне можно назвать «частным». При этом конечная стоимость каждой монеты была разной. Она зависела от размера диска, качества изготовления, возраста диска, истории происхождения. Так, если при перевозке диска кто-то погибал, ценность диска возрастала значительно. Диск считался введенным в оборот, если место его нахождения известно. В конце концов большинство дисков после установки на острове никогда более не передвигались, при многократном переходе права собственности на них. То есть, заключают сторонники либеральной теории денег, владение дисками было в значительной степени «виртуальным». На этом пример денег острова Яп как социального договора и первого в мире блокчейна обычно заканчивается на позитиве. Мы видим, что деньгами может быть что угодно. И денежная система вполне может быть основана на доверии.
Но история каменных денег имела продолжение. На самом деле мы не знаем, как осуществлялись транзакции и оборот денег на архипелаге до прихода европейцев. Какими традициями и ритуалами это сопровождалось, кто удостоверял, что некий диск принадлежит конкретному человеку. Мы знаем, что первый же европеец, обосновавшийся на острове с коммерческими целями, ирландец из США Дэйвид О’Киф, воспользовавшись доверчивостью аборигенов, взломал эту устойчивую финансовую систему путем массового дешевого производства огромных дисков на Палау и Гуаме и, обменивая их на копру, весьма быстро стал «королем острова». Эффективность О’Кифа в обмене камней на товар вызвала существенное недовольство немецких торговцев в регионе, традиционно обменивающих кокосы и копру на бусы, что в свою очередь привело к военному противостоянию испанских (архипелаг по праву, утвержденному римским папой, принадлежал Испании) и немецких кораблей в районе острова. После ряда длительных переговоров все это привело к покупке архипелага Германией, изгнанию О’Кифа с островов и запрету на производство камней новой немецкой администрацией. На момент запрета камней существовало около 13 тысяч. Оставшиеся на сегодняшний день камни, пережившие японскую оккупацию, когда их использовали как стройматериал, до сих пор лежат на острове и считаются символом достатка.
Так чему же учит нас этот исторический пример? При желании в данной истории можно найти повод для длительных рассуждений о доверии в примитивных обществах и современном мире. Я бы сделал из этой истории такой вывод: современное государство, у которого больше пушек, побеждает в конечном счете. Те же острова Яп до 1986 года были под протекторатом США, самого сильного государства в Тихоокеанском регионе. Будь сильным, и тебе будут доверять, а твои деньги использовать в международной торговле.
Вернемся к нашей конспирологии. Как мы уже обратили внимание, анонимные авторы не сомневаются в доверии россиян к своему государству. Но если есть доверие к государству, почему должно быть сомнение в его законных платежных средствах, к которым относится и цифровой рубль? К счастью, до массового введения цифрового рубля еще достаточно времени, чтобы разъяснить его место в экономике, механизмах платежей и достоинствах. В конце концов, последние социальные опросы показывают, что 58% россиян уже готовы его применять, а 25% готовы перевести в него до 20 тысяч рублей. То есть скептиков уже меньшинство.