Китайский город, двор многоэтажного дома. Сцена, попавшая в объектив камеры: люди в белых комбинезонах и масках заламывают руки женщине средних лет, стягивают с нее штаны... Несчастная безуспешно пытается вырваться, слышны душераздирающие крики. Однако свидетели насилия — а происходит это среди бела дня — не спешат прийти на помощь жертве. В полицию тоже никто не звонит. Потому что мучители и есть служители закона. Камера запечатлела обычный рейд «ковидной полиции» — со взятием у граждан ректального мазка на коронавирус.
Сцена, конечно, не из тех, что ласкают взор. Но она лучше пространной аналитики объясняет причины массовых протестов, охвативших страну в минувшем месяце. Непосредственным спусковым крючком для волнений стал пожар в многоквартирном доме в Урумчи, повлекший гибель 10 человек. Согласно распространенному в Китае мнению, причиной гибели людей стали противоэпидемические ограничения. Загоревшийся дом был на карантине: жильцы обязаны были находиться в своих квартирах.
Сперва протест концентрировался на неоправданно жестких противоэпидемиологических мерах. Но потом все чаще стали звучать политические лозунги. В том числе и такие: «Си Цзиньпин, уходи!» и «Долой Коммунистическую партию!»
Протестные акции прошли практически во всех крупных городах страны, включая ее столицу. Символом протеста стали белые листы бумаги: в Пекине, Нанкине и ряде других годов люди — как правило, молодые люди, студенты — шли по улицам, держа в руках эти «немые», но всем понятные «транспаранты», выражающие несогласие с жесткой государственной цензурой.
В некоторых городах выступления переросли в массовые беспорядки. Как, например, в Чжэнчжоу, где дело дошло до забрасывания блюстителей закона тем, что попадалось под руку, и переворачивания полицейских автомобилей, или в Ланьчжоу, где люди сносили палатки, служившие для размещения мобильных пунктов тестирования на коронавирус.
По китайским соцсетям широко разошлось видео, снятое в мегаполисе Чунцин: «Дайте свободу или дайте умереть, — кричит человек в очках, выступая на импровизированном митинге. — Есть только одна болезнь: быть одновременно бедным и несвободным, и мы больны как раз этим». И люди с восторгом внимают этим крамольным тирадам: выступающего называют героем. А затем, когда оратора пытается задержать полиция, толпа отбивает его.
Такого Поднебесная не переживала со времен событий на площади Тяньаньмэнь. А с точки зрения географии нынешние волнения и вовсе можно назвать беспрецедентными в новейшей китайской истории: тогда, в 1989 году, протестные выступления ограничились в основном центром Пекина. Правда, тогда все закончилось кровавой баней, а сейчас... Впрочем, сейчас, пожалуй, еще ничего не закончилось.
Да, протестная волна ожидаемо схлынула. Точнее, была погашена. Власть действовала классическим методом кнута и пряника: массовые аресты совместили с некоторым смягчением антиковидных мер. Но едва ли это была первая и последняя волна. Главная причина протестов никуда не делась — политический режим, контролирующий все и вся, все сферы, все аспекты жизни общества, не допускающий никакого противодействия, никакой оппозиции себе, режим, который не просто попирает права человека, а не останавливается перед тем, чтобы потоптаться на человеческом достоинстве.
Есть, разумеется, у этого режима и свои достижения. Коротко их можно назвать «китайским экономическим чудом». И тем, кто наблюдает за Китаем со стороны — включая тех, кто наведывается сюда время от времени (это тоже, в сущности, стороннее наблюдение), — «издержки» жесткого режима кажутся нередко адекватной платой за процветание, за огни и блеск преображенных китайских городов.
В сущности, эти наблюдатели не так уж не правы. В основе общественного договора, предложенного властями обществу после подавления тяньаньмэньского бунта, была как раз эта сделка: свобода в обмен на относительно сытую и благополучную жизнь. Точнее — на все более сытую и благополучную: уровень жизни в Китайской Народной Республике за последние 30 лет вырос в разы.
Но, видимо, верна русская поговорка: как волка ни корми... Кстати, у нее есть очень хороший китайский аналог: «Страну изменить легко, природу человека — трудно». Впрочем, власти сами же нарушили условия негласного посттяньаньмэньского договора: объем свободы, и изначально, мягко говоря, небольшой, все больше сокращается. С точки зрения государственного контроля над гражданами Китай местами уже превзошел оруэлловскую Океанию.
А экономика между тем замедляется. Международный валютный фонд понизил недавно прогноз по росту ВВП КНР в этом году до 3,2 процента. Для сравнения: в 2021 году Китай вырос на 8,1 процента. Соответственно, остановился и рост благосостояния. Китайская социально-экономическая модель уперлась в потолок своих возможностей.
Кредитная история
«Кризис в Китае — величина неустранимая, — уверен независимый аналитик Анатолий Несмиян. — Его нельзя разрешить, так как он напрямую связан с неработающей моделью развития, которая звучит как «общество среднего достатка». Напомню, что после 2008 года, когда потерпела крах модель, ориентированная на экспорт, китайское руководство было вынуждено переориентировать свою промышленность на внутреннее потребление, замещая им выпавшие экспортные объемы.
Но чтобы создать соответствующий внутренний спрос, потребовалось ускоренно накачивать экономику дешевыми, но главное — необеспеченными кредитами, что очень быстро сделало Китай вторым по объемам долга в мире. Еще до всяких ковидов положение было буквально отчаянным: по мнению профессора Виктора Ши, общий долг Китая в 2017 году составлял 45,9 триллиона долларов, или 328 процентов ВВП. Экономист Кристофер Болдинг назвал цифру в 116,6 триллиона долларов, или 833 процента ВВП. Такой долг погасить невозможно даже теоретически. Рост экономики должен составлять трехзначную цифру, чтобы иметь шанс его погашения, и понятно, что это совершенно нереально.
У Китая есть только два возможных варианта, как решить создавшуюся проблему: это либо масштабный внутренний кризис с созданием принципиально новой системы, которая оставит все долги предыдущей системе (такую аферу провернула российская власть с вкладами граждан в советских банках — она просто заморозила эти долги, заявив, что молодая демократическая Россия не имеет ничего общего с тоталитарным СССР, и новенький, с иголочки Сбербанк хотя во всех рекламах и ведет отсчет своего существования еще с XIX века, но за долг советской сберегательной системы отвечать отказывается категорически). Второй вариант — война, в которой долги просто сгорят.
Для справки: что касается долгов, речь идет о суммарной задолженности государства, граждан и компаний. Самое слабое и самое обширное звено здесь — долги корпораций, действительно перешедшие, по мнению финансовых аналитиков, все разумные пределы.
Существуют, разумеется, и другие, более оптимистичные оценки состояния дел в китайской экономике. Но даже самые оптимистичные, самые доброжелательные по отношению к официальному Пекину эксперты признают, что «китайское экономическое чудо» — всё.
«Модель полностью себя исчерпала», — заявил, к примеру, в недавнем интервью «МК» известный китаист, директор Института стран Азии и Африки МГУ им. М.В.Ломоносова Алексей Маслов. Китай, признает Маслов, страдает от множества дисбалансов: это и долговые «пузыри» (в частности, в сфере строительства), и старение населения (бремя пенсионных выплат ложится на экономику все более тяжелым грузом), и один из самых высоких в мире уровень социального расслоения, и огромный разрыв в развитии между регионами страны...
И полноценной альтернативной модели китайскому руководству выработать пока не удалось. Китай пытается, правда, перейти на наукоемкую экономику, стать страной — экспортером высоких технологий. Но, по версии китаиста, этому препятствуют Соединенные Штаты, добившиеся того, что «процесс технологической экспансии Китая во внешний мир как минимум замедлился».
По убеждению Анатолия Несмияна, все мирные способы преодоления долгового кризиса китайским режимом исчерпаны: «По сути, у китайского руководства остается последний сценарий — война. Не важно, с кем. И даже не важно, с каким результатом».
Это, понятно, крайняя точка зрения. По словам того же Алексея Маслова, далеко не все так плохо и однозначно: «У Китая еще есть неиспользованные ресурсы. К ним относятся интенсификация производства, заметное увеличение роли технологических зон и специальных экономических зон, освоение рынков Африки, Латинской Америки и России (без потери американского и европейского)».
Но даже Маслов не исключает войны — войны, разумеется, за возвращение в родную материковую гавань Тайваня. «Сейчас Китай будет жестко давить на Тайвань, возможно, будет объявлено вплоть до изоляции острова, до блокады его, — делится китаист своим мнением с журналом «Международная жизнь». — Это не военная еще ситуация. Опять-таки формально — это провинция КНР. Что хочу, то и делаю. Но Китай стал, на мой взгляд, еще на шажочек ближе к военным действиям, потому что вот так подвешивать ситуацию нельзя. У Китая была готова концепция постепенного, небыстрого возвращения Тайваня, это должно было занять десятилетие, возможно. Но США сделали так, чтобы Китай вынужден был сделать свой выбор».
О возможности такой войны открыто говорят сегодня и в Пекине. «Ни в коем случае не будем обещать отказаться от применения силы, — заявил генеральный секретарь ЦК КПК Си Цзиньпин в своем докладе XX съезду партии, говоря о проблеме Тайваня. — Колесо истории стремительно катится вперед, и движется вперед исторический процесс объединения государства и возрождения нации. Мы обязательно добьемся полного воссоединения родины».
Однако есть мнение, что Тайвань не единственное возможное направление китайского военного удара. Что с куда большим аппетитом в Пекине поглядывают сегодня на север.
Если друг оказался вдруг
«Тайвань — очевидная цель для китайской территориальной экспансии, но это крепкий орешек, который нелегко будет расколоть», — пишет журнал Forbes. Общепринятая точка зрения — китайский военный удар по Тайваню весьма вероятен и, скорее всего, не заставит себя долго ждать. Но, по мнению обозревателя журнала, угроза эта сильно переоценивается. В тайваньской политике китайских вождей, по его выражению, «больше вспышек, чем взрывов».
Значительно более соблазнительным для Пекина, пишет Forbes, выглядит российский Дальний Восток, где уже сегодня находятся сотни тысяч этнических китайцев: «Хотя нет способа проникнуть в мысли Си Цзиньпина, принимая во внимание давно сложившуюся модель поведения Китая, стоит задуматься о том, не рассматривает ли Китай возможность экспансионистских действий вдоль протяженной и малонаселенной российской границы».
По мнению форбсовца, предпосылки для экспансии налицо: «Огромное пространство азиатской России практически пусто, готово к аннексии и легкому заселению. Те российские граждане, которые остались, в основном голосуют ногами, направляясь на запад, в сторону более гламурных городов европейской части России. Через несколько лет на восточных территориях страны почти не останется этнических русских.
Наряду с обширными пространствами азиатская Россия богата ресурсами, способными обеспечить подъем Китая на десятилетия вперед. А с изменением климата унылые восточные земли азиатской России могут расцвести, превратившись в столь необходимую азиатскую житницу...»
Ну и так далее. Песня эта, понятно, не новая, но к ней добавлен ряд новых мотивов. В первую очередь — вовлеченность России в украинский конфликт. По мысли автора Forbes, Китай может воспользоваться тем, что дальневосточные рубежи России ослаблены переброской военных сил на западное направление.
Возможно, такой сценарий покажется кому-то нездоровым бредом. И дай бог, чтобы это впечатление не обмануло. Но у нашей страны уже был опыт, когда стратегический партнер обернулся в одночасье смертельным врагом. Случилось это, если кто забыл, ранним утром 22 июня 1941 года.
До этого момента не было у Советского Союза в «капиталистическом окружении» более близкого и задушевного партнера, чем гитлеровская Германия. И не просто партнера: между СССР и Третьим рейхом был заключен договор «о дружбе и границах». Собственно, поэтому-то нападение и вошло в историю как «вероломное».
Кроме того, нельзя забывать и об истории наших отношений с самим Китаем, в которой были весьма «пикантные» страницы. После Второй мировой войны наша страна единственный раз подверглась нападению извне. И агрессором была не Америка, не Англия, не «агрессивный блок» НАТО, а как раз «братский» Китай.
Речь идет о событиях, вошедших в историю как «советско-китайский пограничный конфликт на острове Даманском» (март 1969 года, Приморский край, река Уссури). Некоторое представление об ожесточенности этой битвы дают воспоминания Героя Советского Союза Юрия Бабанского, занимавшего на тот момент должность командира отделения погранзаставы «Нижне-Михайловка»: «Через 20 минут боя из 12 ребят в живых осталось восемь, еще через 15 — пять. Конечно, еще можно было отойти, вернуться на заставу, дождаться подкрепления из отряда. Но нас охватила такая лютая злоба на этих сволочей, что в те минуты хотелось только одного — положить их как можно больше. За ребят, за себя, за эту вот пядь никому не нужной, но все равно нашей земли».
Потери советской стороны составили, по официальным данным, 58 погибших и 94 раненых. Пятеро участников боев были удостоены звания Героя Советского Союза, в том числе трое — посмертно.
Победу в том конфликте одержал СССР, но в конечном итоге территориальный спор закончился в пользу Китая: в 2000-х Даманский перешел под флаг КНР. Как и целый ряд других пограничных территорий. Общая площадь земель, переданных Поднебесной в результате «демаркации границы», составила 337 квадратных километров. Однако аппетит, как известно, приходит во время еды.
Загадочный Китай
На определенные мысли наводит и заметное изменение китайской внешнеполитической риторики: из выступлений руководителей партии и правительства исчезло выражение «многополярный мир». Из Пекина мир нынче совершенно отчетливо видится биполярным. «США должны вместе с Китаем нести ответственность за поддержание мира на всей планете», — заявил Си Цзиньпин, выступая на октябрьском партийном съезде.
Какая роль в этой глобальной картине отведена России, не уточняется. Но и так ясно, что это не роль равноправного партнера. Собственно, равенства в российско-китайских отношениях не наблюдается уже сейчас. Равноправное партнерство, сколь бы специфическим оно ни было, предполагает взаимные уступки. Между тем уступать, как правило, приходится России.
Про уступки географические уже сказано выше, но и сотрудничество в экономике трудно назвать взаимовыгодным. Значительно больше выгод получает сегодня Китай, который, пользуясь представившимся случаем, выбивает из российских партнеров более чем щедрые скидки на нефть, газ, лес и прочие товары нашего сырьевого экспорта.
В общем, и не знаешь, переживать о том, что китайский колосс не так могуч и устойчив, как это изображают агентство «Синьхуа» и прочие рупоры китайской госпропаганды, или, напротив, радоваться. Уравнение это с таким количеством неизвестных, что строить более-менее долговременные расчеты здесь сродни гаданию на кофейной гуще.
Неизвестных величин, кстати, намного больше, чем может показаться на первый взгляд. К ним, по сути, относится все, что касается сферы китайской государственной статистики, — полного доверия к этим цифрам у экспертов нет. Некоторые считают даже, что власти серьезно искажают данные по численности населения. А именно — завышают их.
Вот, к примеру, мнение на сей счет руководителя Центра изучения стран Дальнего Востока Кирилла Коткова (интервью изданию «Правда.ру»): «Я не утверждаю категорически, что их (китайцев. — «МК»), скажем так, меньше, чем нас. Это неправда. Их, конечно, больше, чем нас... Но где доказательство того, что их полтора миллиарда или хоть миллиард? Сам Китай не производит впечатления страны, заваленной людьми...
В начале 60-х годов бывший президент Китайской Республики, действительный на тот момент президент Китайской Республики на Тайване Чан Кайши, прямо обвинил Мао Цзэдуна в том, что тот завышает численность населения Китая вдвое с целью запугать весь мир... Это обвинение исходило от человека, который с 1927 года по 1949-й возглавлял континентальный Китай, поэтому он, несомненно, имел доступ к самым точным данным относительно численности населения».
Воспринимать эти умозаключения как безусловную истину, разумеется, нельзя. Но и в категорию фейков их зачислять, мягко говоря, преждевременно. Закрытость и тоталитарный характер китайского политического режима допускают возможность практически любых манипуляций со статданными. Яркий пример — данные, относящиеся к коронавирусной пандемии.
Еще одна загадка, которую многие хотели бы сегодня разгадать, — реальная мощь вооруженных сил Китая. На парадах и учениях китайская армия смотрится просто замечательно. Но у нее крайне плохой послужной список. Просто из рук вон: из всех войн, которые Китай за последние два века вел с внешними врагами, он не выиграл ни одной.
Последние неучебные битвы, в которых участвовала Народно-освободительная армия Китая, относятся к конфликту с Вьетнамом (февраль-март 1979 года). Крупная группировка китайских сухопутных войск вторглась тогда в северные провинции юго-восточного соседа КНР, но встретив ожесточенное сопротивление вьетнамцев и понеся большие потери, убралась восвояси.
Не факт, конечно, что боеспособность Народно-освободительной армии и мастерство китайских военачальников с тех пор не изменились. Впрочем, проверять это, честно говоря, не хотелось бы. Даже на Тайване. Пусть уж лучше это останется загадкой.