Спрос, которого мы не знали
Сегодня рынок лекарств страны столкнулся с небывалой до сих пор ситуацией: обвал рубля, ограничение поставок, проблемы с субстанциями. И хотя лекарства и товары медицинского назначения формально не попали под экономические санкции, в реальности они отразились на них самым непосредственным образом. Цены растут, с логистикой поставок начались серьезные проблемы, а покупатели, опасаясь дефицита, начали закупаться лекарствами на месяцы вперед. В итоге многие препараты и медизделия на время исчезли из аптек.
Как рассказывает гендиректор исследовательской компании DSM Group Сергей Шуляк, в течение последних двух недель мы видим небывалый спрос на лекарства в стране, такой, какого не было даже во время начала пандемии в 2020 году или в 2014 году во время девальвации рубля.
«Наш фармрынок имеет ряд своих особенностей, — рассказывает Сергей Шуляк. — Экономика растет медленно, а от этого зависит и уровень лекарственного обеспечения граждан: чем больше у людей средств, тем динамичнее развивается фармрынок, и его связь с инфляцией очень тесная. Но все же лекарственные препараты — товары вынужденного спроса, и при любых сложных ситуациях спрос на них если и падает, то незначительно.
Потребитель в России всегда реагирует на курс доллара — запасается лекарствами. Но если в 2020 году все запасались противоковидными средствами, сейчас закупались тем, что принимают постоянно. Никто не мог предположить, что будет такой спрос».
Больше всего спрос на препараты вырос в состоятельных городах, где у людей больше денег: например, в Москве он скакнул сразу в несколько раз. В бедных регионах рост спроса был гораздо меньше. Но в целом по стране только за одну неделю он удвоился.
То, что пока мы не наблюдаем резкого всплеска цен на лекарства, является лишь следствием того, что на фармрынке длинное «логистическое плечо». Иными словами, от момента поступления в страну и до аптеки лекарство проходит длинный путь через таможенные склады, дистрибьюторов и пр. И если, к примеру, рынок бытовой техники отреагировал на курс доллара моментальным всплеском цен, то с лекарствами такого пока не произошло. Но это пока. Росздравнадзор уже заявил о росте цен на отдельные позиции из списка жизненно важных и необходимых препаратов (ЖНВЛП) на 40%.
Рост цен неизбежен
И все же цены именно на лекарства из ЖНВЛП в стране (а они занимают примерно половину всего лекарственного ассортимента) регулируются государством. Ни дистрибьютор, ни аптека не могут изменить их, однако иногда власти выдают разрешения на повышение в крайних ситуациях. И сейчас — именно такая крайняя ситуация. «Невозможность изменения цены на препарат порой приводит к серьезным последствиям, — продолжает Сергей Шуляк. — В случае повышения стоимости субстанции, из которой делаются лекарства, и интермедиаторов (веществ, из которых синтезируются субстанции) дорожает их себестоимость и их производство. И если производство станет дороже себестоимости, лекарства могут просто исчезнуть.
Сегодня мы наблюдаем ажиотажный спрос почти на все категории товаров: и на лекарственные препараты, и на технику, и на продовольствие. Но через несколько месяцев фармрынок будет держаться на том же уровне, а розничная торговля пойдет резко вниз. Спрос на противоковидные препараты будет постепенно сходить в этом и следующем годах, а на остальные останется прежним. В ближайшее время ажиотаж будет спадать, и препараты начнут появляться в аптеках.
Ни одна система не способна обеспечить людей, если спрос в 5 раз превышает месячную потребность, такие запасы никто никогда делать не будет в аптеках. Уже сегодня повышение цен носит заградительный характер — спрос падает потому, что люди видят, что цены повысились, и отказываются от покупок. У поставщиков препараты подорожали на 5–20%. Пока рост цен можно назвать невысоким: многие аптеки закупились по старым ценам и распродавали остатки, а люди в общей массе закупили препараты по старым ценам. Скоро придут новые поставки по новым ценам».
Учредитель «Открытой клиники» Филипп Миронович рассказывает о еще одной проблеме, с которой в ближайшее время столкнемся все мы из-за ситуации на лекарственном рынке, — с высокотехнологичными исследованиями. Такими, как МРТ, для проведения которых требуются контрастные вещества.
«Сейчас мы наблюдаем рост цен поставки контрастных веществ для МРТ: медикаменты и расходные материалы для общеклинической деятельности, — рассказывает Филипп Миронович. — Запасов закупленных средств в клиниках при оптимистичном раскладе хватит максимум на 1,5–2 месяца, потом придется либо повышать цены, либо придумывать новые способы оказания этих услуг. Например, если рассмотреть болюсное усиление при МРТ, стоимость самого контрастирования доходит до 80% себестоимости исследования. По другим услугам тоже будет переоценка или переход на российские или китайские аналоги. Потребителям нужно это знать».
Контейнер с сюрпризом
Сегодня российские пациенты на собственной шкуре почувствовали зависимость отрасли от импорта. Ибо в первую очередь пропали именно лекарства зарубежных поставщиков. Официально еще никто из присутствующих на рынке зарубежных фармкомпаний не отказался от поставок лекарств в Россию, однако сегодня с их транспортировкой возникают проблемы. И как никогда остро стоит вопрос: смогут ли российские фармпроизводители «импортозаместить» то, что может исчезнуть? Хватит ли у них мощностей, чтобы производить все необходимые лекарства внутри страны?
Как рассказывает глава Ассоциации российских фармпроизводителей Виктор Дмитриев, с 2009 года в России принята программа «Фарма-2020»: «Благодаря ей на территории РФ локализовали свои производства несколько транснациональных компаний. Поэтому сегодня мы в большей степени говорим не о российском производителе, а о российском продукте.
Мощностей у нас сегодня более чем достаточно и даже избыток. И большинство препаратов у нас сегодня либо производятся, либо пакуются, либо могут быть воспроизведены в экстремальных ситуациях. Закон о принудительном лицензировании это позволяет, но думаю, до этого не дойдет. У иностранного производителя есть понимание необходимости обеспечения рынка лекарственными средствами, к тому же лекарства и медицинские изделия под санкции не попали.
Поэтому сегодня все возникшие проблемы на рынке связаны с логистикой. Где-то контейнеровоз отказался заходить в российский порт, где-то не поехала машина. Пока эти проблемы решаются в ручном режиме, а на будущее — либо будем менять компании-поставщики, либо корректировать логистические пути. Например, у нас была негативная история, связанная с Европой, когда загруженная машина с оплаченным товаром не въехала в Россию, потому что водитель опасался, что его здесь плохо встретят. И мы поменяли этих логистов на тех, которые к нам лояльно настроены. Сербы относятся к нам дружески, здесь вопрос решен. Бизнес есть бизнес, и потери несут не только наши компании, но и зарубежные. Здравый смысл должен восторжествовать».
«Бывают случаи, когда по уже проплаченным контрактам товар не грузят, его боятся везти сюда, — добавляет Сергей Шуляк. — И все же в большинстве случаев машины проходят, способы находятся. Есть итальянские, немецкие перевозчики, можно перегрузить с польских машин на белорусские... Перебои с поставками у нас уже были, это последствия контейнерного кризиса, возникшего еще в пандемию. И проблемы будут решаться».
Нужно также иметь в виду, что примерно на 80–90% российских фармпроизводителей зависят от импорта фармсырья (субстанций), из которого изготавливаются отечественные препараты. Основные игроки на рынке — Китай и Индия, при этом свой товар они везут к нам морским путем. И тут также есть проблемы.
«Морские пути нам стараются так или иначе перекрыть, — рассказывает известный эксперт фармрынка Павел Лисовский. — Что такое контейнерная поставка? В одном контейнере перевозятся не обязательно только лекарства, там может быть что угодно, в том числе то, что запрещено к поставкам в РФ. А значит, контейнер надо открыть и найти то, что нельзя.
Кроме того, к нам поступают субстанции не только из Китая и Индии, но и из Европы. И если будет сокращение их поставок, нет возможности моментально, в течение недели заменить производителя. Чтобы начать производить лекарство из новой субстанции, надо менять регистрационное удостоверение, а это опять время.
Мы не должны обманываться оптимистичной цифрой, что 20% субстанций производится в стране. Нужно понимать — на какой стадии? У любого химического производства есть несколько стадий подготовки молекул, и эти 20% — это уже финальная стадия, когда берется молекула и к ней добавляется финальный компонент, который, кстати, иностранного производства. Если мы посмотрим на химический синтез, который есть в России, это не очень радостная картина. И она сложилась исторически — даже в СССР не было сильного химпрома, и все цепочки давно прервались. Воссоздать эти цепочки за год-полтора, как предлагают в Госдуме, просто несерьезно».
«В одночасье создать фармпромышленность невозможно, — согласен Сергей Шуляк. — Для синтеза фармсубстанции требуется несколько десятков наименований химических компонентов, которые в большинстве случаев производятся не в России. Поэтому раз — и что-то синтезировать… не получится. Фармпромышленность — это еще и тяжелая химия, в ней задействован большой спектр производств».
Пока мы живем по инерции, благодаря тому самому длинному логистическому плечу фармрынка, говорит Лисовский: «Нужны новые поставки фармсубстанций, а их надо проплачивать. И сегодня любая проплата, даже через банки, не попавшие под санкции, проходит серьезный мониторинг принимающей стороной. Раньше это было автоматически, сейчас прием и проверка платежа занимает до 2 недель».
Как отмечает директор по развитию RNC Pharma Николай Беспалов, в России практически нет производства фармсубстанций химической природы, но неплохо с биотехнологическими субстанциями (инсулины, вакцины, моноклональные антитела): «И все же ситуация зависимости от импорта сложная. Например, мы зависим от поставок импортных питательных сред для производства вакцин. Если считать по тоннажу, 75% всех субстанций нам поставляют Китай и Индия.
Мы проводили расчет: что случится, если поставки из Европы прекратятся? Смогут ли Китай и Индия их заменить? В критической ситуации они могут закрыть до 91% рынка. Пока поводов для паники нет и, надеюсь, не будет в будущем. Что касается поставок готовых лекарств, лучше договариваться, чем воевать. Пока иностранные фармкомпании отказываются от инвестиций, продвижения, выведения новых продуктов на рынок. Главное — чтобы они поставляли необходимую нам продукцию. Надеюсь, от чиновников не будет инициатив о запрете на поставки препаратов из-за рубежа. И, надеюсь, компании не будут отказываться от поставок».
Особое беспокойство вызывает ситуация с орфанными препаратами, предназначенными для лечения очень редких заболеваний, которыми страдают в основном дети. В стране они практически не производятся. «Орфанные препараты реализуются в малом количестве, и локализация их в конкретной стране бессмысленна. Как правило, это один производитель лекарства на весь мир, который может покрыть всю потребность. Технологически мы их можем производить, экономически это невыгодно. Если ситуация будет развиваться нормально, Россия их производить не будет», — говорит Виктор Дмитриев.
Что делать?
Разумеется, власти уже пытаются изыскивать пути решения свалившихся проблем. Как рассказал в ходе «круглого стола» депутат Государственной думы РФ Александр Петров, появилось немало инициатив, направленных на максимально оперативное разрешение ситуации: «У нас создан оперативный штаб правительства РФ. Мы рассматриваем целый пакет инициатив, всего около ста предложений, направленных на преодоление лекарственного дефицита. Например, о разрешении возможности ввоза из-за рубежа в страну готовых лекарств с этикетками на любых языках с наклейкой на русском вместо изготовления готовой упаковки здесь.
Но главное сейчас — сбить ажиотажный спрос на лекарства. Мы это проходили не один раз. Нужна система, которая позволила бы сделать так, чтобы лекарства из аптек так стремительно, за 2–3 дня, не исчезали. Спрос на лекарства в эти дни подпрыгнул в 5–6 раз и местами стал критическим. Люди выносили запасы на 6–7 месяцев. Даже не думая выносили. Это — паника и ажиотажный спрос.
У нас нет предложений по ограничению отпуска по две упаковки препарата в руки. Лекарств на складах достаточно, их хватит на 3 месяца. В РФ работает около 500 фармзаводов по стандартам GMP, у них тоже есть запас. Мы в течение месяца должны заполнить аптеки.
Сегодня спрос немного упал, доллар откатывается назад, многие останавливают отгрузку со складов, что тоже не есть хорошо Мы будем работать с каждым производителем. Еще одна цель — не допустить того, чтобы фармпроизводства обанкротились. Все наши предложения по перестройке системы настроены на создание национальной системы лекарственной безопасности. У нас есть государственная система лекарственного обеспечения, она создавалась долго, мы ее постепенно улучшали. Но этого мало.
Не может только государство отвечать за лекарства. Вся нация должна заниматься этой темой. Лекарственная безопасность — вопрос номер один. Поступающие звоночки из-за рубежа, отдельные заявления компаний, что России нельзя поставлять лекарства, нас настораживают. Это уже геноцид. Мы и на эти политические заявления будем обращать внимание. Но многие зарубежные производители обещают не останавливать отгрузки.
Кроме того, мы должны вести разговоры о снижении цен. Например, препарат от спинальной мышечной атрофии стоил 130 млн, а сейчас — 200 млн. В год нам нужно сто уколов, это 20 миллиардов. Нужно добиваться снижения цены и того, чтобы российская наука занялась этим. В крайней ситуации, если будут прерваны поставки, мы будем давать российским предприятиям принудительные лицензии. То есть они будут производить даже те импортные лекарства, на которые не окончен срок патентной защиты. Выбор между патентным правом и жизнью граждан очевиден. Надо создавать новые субстанции и лекарства. Мы все это умеем, и инвесторы у нас есть».
Как отмечает Виктор Дмитриев, сегодня уже принято постановление правительства, позволяющее в случае экстренной ситуации ввозить препараты в импортной упаковке, то есть закупать их в третьей стране, если у нас производитель прекратит продажи. Но таких прецедентов пока нет. Более того — есть заявления от всех крупных транснациональных компаний, что они не будут прекращать поставки.
Однако Павел Лисовский сильно сомневается в том, что механизм «параллельного импорта» окажется рабочим: «Казалось бы, прекрасно, что нам разрешили закупать лекарства за рубежом. Но это разрушает всю сложившуюся архитектуру рынка за 30 лет. По сути, это разрешение параллельного импорта. И вопрос: а вы откуда собрались брать эти препараты? Из Казахстана? Так туда все идет через нас. Коллеги из Киргизии уже сообщают, что «накрылись» 52% поставок к ним, так как Россия запретила вывоз лекарств из страны, — и они страдают. Так что совершенно не ясно, откуда везти лекарства». Кроме того, Лисовский считает крайне опасной ситуацию с тем, что в новом оперативном штабе нет экспертов рынка: «Сиюминутные непродуманные решения в нынешней ситуации могут привести к еще большим осложнениям. Наша задача сейчас — не импортозаместить. Наша задача сейчас — договориться. Кричать, что мы все сделаем сами, уже не приходится».
Сергей Шуляк добавляет, что проблемы приходят оттуда, откуда не ждали: «Заканчивается кассовая лента в аптеках. Единственный немецкий поставщик перестал ее поставлять. Закончился импортный картон, который использовался для производства упаковки для лекарств, а российский — не того качества, краски расплываются. Заканчиваются чернила для принтеров, которые наносят маркировку. Казалось бы — проблемы, не имеющие отношения к фармацевтике, но имеющие отношение к доступности лекарств. С законом о принудительном лицензировании ничего не ясно. До этого все строилось на возможности российского производителя делать аналог того или иного препарата. А вот обратной ситуации — ребята, давайте вы сделаете аналог вот этого — у нас еще не было. Да, наша промышленность может заместить несколько молекул, но говорить о повальном замещении не приходится».
«Мы прорабатываем разные сценарии развития событий, — говорит Виктор Дмитриев. — Наибольшая угроза сейчас — курсовая разница. Оборудование, запчасти из-за рубежа — их цена возрастает. Наша задача — удержать цены и ассортиментную доступность. Мы общаемся с правительством, обсуждаем налоговые послабления, прежде всего для производства ЖНВЛП, возможность разовой индексации для производства препаратов низкого ценового сегмента (до 100 рублей). Механизмы разные. Мало кто знает, на каком уровне остановится курс. Экономисты предполагают, что он пойдет вниз. Вряд ли он спустится до цифр до 24 февраля, но мы предполагаем 90–100 рублей, и в этом случае ситуация будем преодолимая. Конечно, непростая, но, надеюсь, ни на систему здравоохранения, ни на пациентов серьезного влияния не будет».
«Ситуация на фармрынке не критическая, но далека от идеальной, — считает Павел Лисовский. — Рост цен будет — это очевидно. Даже на ЖНВЛП будет пересмотр, ничего иного не остается. Главное — чтобы лекарства были. Мы радуемся, когда государство говорит: будем регулировать цены. Однако после такого «регулирования» товар иногда пропадает. Так что повышение цены сегодня — не самое страшное».
Сергей Шуляк отмечает, что пропавшие лекарства сегодня нужно искать у граждан, которые их скупили: «Есть простой способ регулирования отпуска препаратов, который у нас не используется. Он называется «рецепт». Ибо скупили сейчас в основном рецептурные препараты, которые должны быть выписаны врачом. Если б соблюдался отпуск по рецептам, таких проблем бы точно не было».