Показатель роста валового внутреннего продукта не столько ориентирует, сколько дезориентирует. Если посмотреть на этот индикатор, то в России полный порядок и жаловаться гражданам абсолютно не на что. Недавно президент Путин заявил, что рост ВВП России по итогам 2021 года оценивается примерно в 4,5%. Консенсус-прогноз аналитиков, опрошенных «Интерфаксом» в конце декабря минувшего года, чуточку ниже — 4,4%, но это тоже вполне неплохо. Что касается дальнейших перспектив, то МВФ ждет роста российской экономики в 2022 году на 2,8%, а в 2023-м — на 2,1%. Рост, конечно, слабый, но с учетом пандемии, санкций и прочих неприятностей — любой рост уже как бы хорош.
Однако, несмотря на эти позитивные оценки и прогнозы, большинство россиян не ожидают в текущем году улучшения своей экономической ситуации. Социологи «Ромир» отмечают снижение экономического оптимизма: если 20 лет назад почти 50% россиян ожидали улучшения своего материального положения, то теперь таких «ожидающих» лишь 35%. Если в начале нулевых ухудшения своего материального положения ждали 4% респондентов, то сегодня на плохое настраиваются 10% россиян. При этом, как и положено, самые большие оптимисты — молодежь в возрасте 25–34 лет: в этой возрастной группе доля верящих в светлое завтра составляет 47%.
Очень похожее расхождение между статистикой и настроениями публики наблюдается за океаном, в США. Журнал The Week опубликовал материал под заголовком «Если в экономике все так чудесно, то почему мы чувствуем себя так паршиво?». Автор публикации, политолог Самуэль Голдман, пишет, что, согласно последним цифрам министерства торговли США, ВВП страны вырос в 2021 году на 5,7%. «Это самые высокие темпы роста с 1984 года, когда прибыли компаний и занятость населения быстро росли после рецессии начала 80-х», — указывает автор и далее задает сакраментальный вопрос: «Если цифры так хороши, то почему нам так плохо?»
За несколько дней до появления победной реляции о ВВП США экономические аналитики сообщили, что в январе упал индекс потребительского доверия. И это нельзя объяснить только инфляцией, падением биржевых котировок, провалами администрации Байдена на поприще социально-экономического законодательства. В более широком плане у американцев отсутствует то, что в советском словоупотреблении называлось «уверенностью в завтрашнем дне». По-английски используется слово «precarity», которое означает как раз отсутствие этой самой уверенности.
Этот термин возник в 1990-е годы в Европе для обозначения того, как чувствуют себя люди, когда государство перестает строго регулировать рынок труда и ставит граждан в ситуацию, при которой их сегодняшней работы завтра легко может не быть. Впоследствии смысловые рамки этого термина расширились, и его стали применять для описания всего комплекса малоприятных аспектов современной жизни. Постоянный страх потерять работу в результате замены тебя роботом или низкооплачиваемым жителем «третьего мира» — это лишь одна из нескольких форм «precarity». Есть еще страх заболеть, что в Америке может иметь своим результатом не только потерю работы, но и финансовое разорение: в США нет всеобщего государственного медицинского страхования, у многих людей вообще нет медстраховки, а медицина и лекарства при этом — самые дорогие в мире.
Есть и много других страхов, отнюдь не беспочвенных. Например, страх, что нужные тебе продукты, которые вчера были доступны по цене, завтра подскочат на 30–50% или исчезнут с прилавков, а на смену им придут более дорогие аналоги. В 2021 году в Америке уровень инфляции составил в годовом исчислении 7%, что является самым высоким показателем за 40 лет. Чуть-чуть не дотянули американцы до российской цифры за минувший год — 8,4%. Зато по ценам на бензин (которые для американцев куда более важны, чем для россиян) Штаты оставили матушку Россию далеко позади: в Америке за прошлый год бензин подорожал на 49,6%, а в РФ — на 8,71%.
Еще один компонент «precarity» — хорошо известный россиянам страх, что закроется близлежащая школа, детский садик, больница, поликлиника — в угоду кем-то задуманной «оптимизации». «Оптимизируют» не только в России, но от этого никому не легче.
Процесс погружения трудящихся масс в пучину неуверенности в завтрашнем дне начался не вчера. Как отмечает американский Институт экономической политики, «с окончания Второй мировой войны вплоть до конца 70-х годов экономика США была источником быстрого роста заработной платы, в котором участвовали широкие слои населения. Однако с 1979 года средний рост оплаты труда резко упал, главным образом за счет самых низкооплачиваемых и среднего класса. Эта тенденция сохраняется до сих пор». И, добавим, тенденция эта характерна не только для Америки — она затронула даже самые приверженные социальной справедливости, самые гуманно организованные государства (США с их «звериным оскалом капитализма» абсолютно не относятся к данной категории).
Когда в 90-е годы началась пресловутая глобализация, «просто жадность» превратилась в супержадность. Под ее напором даже в скандинавских странах несколько пошатнулось «государство всеобщего благоденствия». Даже в Японии стали исчезать былые традиции пожизненной работы на одном месте и отеческой заботы компании о своих служащих. Для многих людей эти тектонические сдвиги в социальной сфере оказались настолько катастрофическими, что они их просто не пережили, и «смелый новый мир» двинулся дальше вперед уже без них.
Богатые становились богаче, бедные — беднее, средний класс сокращался за счет выпадения людей в нищету. По данным того же Института экономической политики США, доходы наиболее богатого 1% американцев за период с 1979 по 2019 год удвоились, в то время у 90% населения они не выросли вообще. С 1978 года, отмечают аналитики института, оплата «непосильного труда» главных боссов корпораций выросла на 940%, а зарплата среднего рабочего или служащего — всего лишь на 12%. Сегодня гендиректор американской компании в среднем получает в 278 раз больше, чем рядовой работник.
Печально, но факт: Россия в этом плане не уступит Америке (ругая заокеанщину, мы взяли оттуда все самое худшее, что только было можно). Пятьсот богатейших россиян сосредоточили в своих руках 40% финансовых активов страны, или 47 трлн рублей ($640 млрд), говорится в докладе Boston Consulting Group. Это больше, чем сумма всех вкладов физлиц, хранящихся в российских банках (32 трлн рублей).
То, что происходило в последние десятилетия на Западе, возможно, отстает по накалу драматизма от российского массового обнищания и бандитского капитализма «лихих 90-х», но и западные социально-экономические метаморфозы принесли рядовым людям мало радости. Когда украинцы, молдаване, турки или боснийцы мечтают о вступлении своих стран в Евросоюз, они чаще всего плохо себе представляют, что им это сулит. Мне приходилось говорить с итальянцами, греками, хорватами, литовцами, латвийцами и прочими гражданами ЕС, и я еще ни разу не слышал, чтобы кто-то сказал, что после вступления в Евросоюз (или после перехода на евровалюту) жизнь стала лучше. Нет, жизнь стала дороже, тяжелее, и единственное улучшение — это свободное пересечение границ, возможность поехать на заработки в другую страну ЕС. Но можно ли считать благом возможность, приравненную к необходимости? Из-за отсутствия работы у себя дома такие страны, как Хорватия, Латвия, Литва, потеряли до трети своего населения. Глобализация — замечательный инструмент увеличения прибыли корпораций, но если вы не крупный акционер или топ-менеджер Apple, Volkswagen или IKEA, то радости вам от нее будет очень мало. Равно как и от роста пресловутого ВВП.
Ну а если вернуться к ВВП, то перспективы его дальнейшего роста выглядят достаточно кисло не только для России, но и для Америки. Как сообщала CNN, экономисты Bank of America предсказывают рост экономики США в первом квартале 2022 года всего лишь на 1%. Возможен вообще уход в минус, указывают экономисты. А год в целом принесет, согласно их прогнозам, рост ВВП в 3,6%. Это лучше, чем российский прогноз, но какое значение имеют все эти цифры по сравнению с «precarity» нашего бытия?