— Минуло уже больше года с того момента, когда весь мир фактически оказался закрыт на карантин. В экономическом плане это обернулось массовым переходом на удаленку, крахом множества бизнесов, падением доходов, всплеском безработицы… Тогда в экспертной среде утвердилось выражение «рынок труда уже никогда не будет прежним». Насколько верным оно оказалось с позиций сегодняшнего дня?
— Страхи, что ковид изменит нашу жизнь полностью и бесповоротно, оказались преувеличенными. Вместе с тем пандемия активизировала те процессы на рынке труда, которые назревали раньше. И еще важный момент: она дала понять, что глобальная экономика переходит в новую фазу развития.
Речь о том, что инвестиции не оправдываются в 80% случаев, они приносят какой-то доход, но в ограниченном кругу отраслей. Сегодня люди меньше вкладываются в проекты, связанные с расширением и развитием бизнеса, в том числе инновационным. И эта тенденция проявилась в том числе на рынке труда. Согласно нашим последним социологическим исследованиям, упал спрос на высокооплачиваемых специалистов, занятых в сфере информационных технологий.
Сегодня работу ищет намного больше айтишников, чем год-полтора назад. Раньше их отрывали с руками, теперь они частые гости в центрах занятости. С другой стороны, мы видим значительный спрос на представителей низкоквалифицированных специальностей — курьеров, шоферов, продавцов, кассиров. В апреле 2020 года спрос на курьеров вырос в 2,5 раза по сравнению с 2019-м. Второй пик спроса пришелся на октябрь-ноябрь. Сейчас мы наблюдаем третий. То, что люди снова готовы работать курьерами, говорит о не самой лучшей ситуации на рынке. Это работа тяжелая и малооплачиваемая.
— Что сегодня происходит с занятостью в России? По последней статистике, число официально зарегистрированных безработных заметно сокращается. А как дело обстоит с теми, кто не зарегистрирован: как и почему меняется их число?
— В апреле 2021-го закончились льготы для официально зарегистрированных безработных. Максимальную сумму пособия правительство сохранило и на 2021 год в размере 12 130 рублей, но столько вставшим на учет будут платить не весь период после увольнения до устройства на новую работу, а только три месяца. Та же история — с минимальным пособием в размере 1500 рублей.
Дальнейшее пребывание на бирже труда не имеет смысла. На сегодняшний день общее число занятых в экономике почти достигло уровня весны 2020 года, когда начались массовые сокращения. Сейчас оно только на полпроцента ниже (март к марту). В течение весны и лета прошлого года работу потеряли 1,5 млн человек, сегодня этот провал ликвидирован. Вместе с тем на рынке труда по-прежнему продолжаются увольнения. Их масштабы меньше, чем в 2020-м, но они весьма значимы. Как показали наши исследования, в этом марте в России выросло количество, так сказать, «свежеуволенных» людей. И не исключено, что еще до начала лета мы столкнемся с новой волной безработицы. Это может быть кратковременный всплеск, но пока ситуация неутешительна. Она связана с геополитическими рисками прежде всего.
В предпринимательской среде усиливается тревога по поводу того, что Россия вступает в по-настоящему серьезный конфликт с Западом. Соответственно, все больше бизнесов стараются минимизировать издержки, переходить на какие-то резервные модели, как минимум не предполагающие расширение персонала.
— Как трансформировался за год неформальный сектор? До пандемии, по экспертным оценкам, он составлял 13 млн человек, или 18% от общего числа занятых. Сейчас эта цифра выросла или упала?
— Серый сектор разросся процентов на 20–25. Его пополнили предприятия и индивидуальные предприниматели, которые до кризиса работали в белую, платили все налоги.
До пандемии сложилась определенная культура поведения: в бизнес-среде считалось неприличным не платить налоги. Все больше «левых» компаний стремилось легализовать свою деятельность. Этот процесс наблюдался много лет, но в пандемию он пошел насмарку. Сегодня уклонение от налогов происходит сплошь и рядом. Например, какой-нибудь таксист может вам сказать, сославшись на тяжелую жизнь и маленькую зарплату: «Я вас отвезу куда надо, но заказ вы, пожалуйста, аннулируйте, а деньги дайте мне в руки».
— В прошлом году многие компании в целях экономии и сокращения издержек урезали зарплаты своим сотрудникам. Можно ли говорить об этом как о временном явлении, привязанном к локдауну и жестким карантинным ограничениям? Сегодня этого нет?
— По официальным данным Росстата, за прошлый год реальные средние зарплаты выросли на 2,5%.
По большому счету на уровень зарплат кризис не повлиял. А вот реальные доходы снизились, в основном за счет снижения доходов от частной предпринимательской деятельности. Но зато временной отрезок в несколько месяцев с конца 2020-го по начало 2021 года оказался для бизнеса чрезвычайно удачным. Неизрасходованный на пике пандемии потребительский спрос выплеснулся на рынок, и за счет него крупным предприятиям удалось компенсировать те потери, которые они понесли в 2020-м.
Если мы рассмотрим модельные рынки, например автомобильный, то увидим, что в этом марте спрос на автомобили был на 18% выше, чем в марте прошлого года. То есть у людей пока сохранилась готовность тратить деньги на дорогостоящие товары длительного пользования. Несмотря на очевидные сложности, бизнесу удается поддерживать уровень зарплат своих сотрудников. Более того, мы предполагаем, что по итогам 2021 года рост средней реальной зарплаты составит около 3–4%.
— Но это противоречит данным свежих соцопросов, которые показывают, что россияне сегодня стали гораздо более охотно браться за подработку или сверхурочную работу. Людям перестало хватать получаемых на основной работе денег на текущую жизнь или вы это объясняете как-то иначе?
— Дело в том, что стандарты благополучия, потребления растут быстрее, чем инфляция и зарплата. Люди ориентируются на стандарт жизни среднего класса, куда входят платная медицина, платное образование для детей, здоровое питание, поездки на отдых всей семьей, возможность купить автомобиль, сделать ремонт в квартире. Их запросы формируют реклама, отечественные сериалы, в которых домохозяйки готовят роскошный обед для своей семьи на безразмерной кухне в 50 квадратных метров. Обитатели провинциальных городов ориентируются на Москву и москвичей.
Эта ситуация создает две формы поведения. Кто-то впадает в апатию, окончательно опускает руки, живет по накатанной. А кто-то пытается что-то изменить, ищет подработку, получает второе образование, переселяется на новое место, словом, проявляет какую-то экономическую активность. Таких граждан, пытающихся своими силами, не надеясь на милость государства или помощь родственников, вырваться из бедности, в России не более 20% населения. А тех, кто хотел бы создать свой бизнес, в стране и вовсе меньше 10%.
— Но дело ведь не только в активности того или иного человека. С 2010 года покупательная способность населения упала раза в два-три. Зарплата в 40 тысяч тогда и сейчас — абсолютно разные деньги. Доллар стоил 30 рублей, сегодня — 76. Разве это не надо учитывать в общей картине рынка труда?
— На сей счет есть интересная статистика Росстата. Они берут среднюю зарплату в стране и показывают, сколько и каких товаров человек может купить на эти деньги сегодня и мог 10 лет назад. Есть продовольственные товары, которые подорожали, —– крупа, овощи, фрукты. А есть те, что подешевели. Например, мяса на сегодняшнюю зарплату можно купить больше, чем 10 лет назад.
Да, за последние 20 лет у нас инфляция выросла в 4–5 раз. С другой стороны, зарплаты тоже растут, а импортные товары, привязанные к доллару, растут в цене медленнее, чем отечественные товары, которые в рублях. Таков парадокс нашей экономики. Когда мы определяем платежеспособность, надо смотреть не на фиксированную сумму, не на условные 40 тысяч рублей, а на уровень средней зарплаты, который каждый год меняется. Да, снижение есть, но не критичное. Если взять 2013-й, лучший докризисный год (и вообще во всей постсоветской истории), и сравнить с сегодняшней ситуацией, по каким-то товарным позициям есть снижение, по каким-то — улучшение. А общая неудовлетворенность людей связана, повторяю, с растущими стандартами качества жизни.
— Пандемия изменила представления и статистику удаленной работы в России. Значительную часть прошлого года страна просидела дома, сейчас почти все вернулись в офисы. Что ждет удаленку дальше, какую долю она будет занимать на отечественном рынке труда?
— Далеко не все вернулись в офисы. Дистант не сошел на нет, он доказал свою эффективность. Качество труда во многих случаях даже повысилось, некоторые мои знакомые стали работать лучше, зная, что дети под присмотром.
Работодатели экономят на содержании, аренде офисных помещений. Плюс для огромной массы людей, ранее тративших по нескольку часов в день на дорогу, это неудобство исчезло. Удаленка дает бесценное дополнительное время, которое можно потратить на себя и своих близких. Понимая это, люди готовы работать на дистанте за меньшие деньги. Кроме того, поскольку транспортные услуги недешевые, получается экономия еще и на проезде в электричке, метро, маршрутке. А в случае с собственным автомобилем — на бензине, ремонте, страховке.
У дистанта большое будущее. В мире он существует давно, это не наше изобретение. Есть у меня знакомый в Германии, главный финансист в крупной айтишной компании. Не имея своего кабинета в головном офисе, он много лет работает дома. В России удаленка продолжает охватывать все больше бизнесов, например, масса фирм, до пандемии арендовавших помещения в крупных торговых центрах, ушла в дистанционный ритейл.
— Насколько остро на нашем рынке труда стоит проблема сегрегации по возрасту? Допустим, 59-летний специалист разместил резюме на рекрутинговом портале. Не станет ли его возраст дисквалифицирующим фактором для потенциального работодателя?
— Возможно, лет десять-пятнадцать назад я бы ответил утвердительно. Но мир меняется, и сегодня представление о том, что пожилые люди априори не владеют компьютером, гаджетами, уже не актуально. Отставание специалистов старшего возраста от молодежи по навыкам пользования современными информационными технологиями стало терпимым, если не испарилось. Многие работодатели понимают, что преимущества молодежи перед ветеранами иллюзорны. Кроме того, у молодых завышенные запросы.
Вузы зачастую выпускают недоучек с огромными амбициями и с неготовностью учиться. Они абсолютно убеждены, что стоят больших денег. Если пожилой человек может представить профессиональное резюме, содержащее массу реализованных им проектов, интересных для умного работодателя, то выбор будет сделан в его пользу. Кроме того, у ветеранов, как правило, нет завышенных зарплатных запросов. Плюс они обладают культурой труда, для них неприемлемо гнать халтуру.
— Как у нас обстоят дела с трудовыми мигрантами? Некоторые отрасли — аграрная, строительная, коммунальная — жаловались на заметное уменьшение рабочих рук из-за закрытия границ и карантинных мер…
— Меньше трудовых мигрантов не стало, никуда они не разъехались. Процентов 20 гастарбайтеров, которые находились в России на момент начала ковидной эпидемии, ушли в «подполье». Весной 2020-го был облегчен порядок регистрации, и на улице с этих людей никто документов не спрашивал. Они остались на прежних работах, за исключением строительства, которое было закрыто. И трудились нелегально, без оформления договора с работодателем.
Но сегодня среди гастарбайтеров намечается тенденция отъезда на родину. Например, граждане Казахстана больше интересуются работой в своей стране, чем еще 5–-6 месяцев назад. Это связано с экономическими сложностями в России. А вот белорусы возвращаться к себе не хотят, и это, пожалуй, единственное исключение.
Что касается россиян, желающих поработать за границей, взгляды очень многих устремлены на Германию. Причем тамошние локдауны не пугают людей, которые ориентированы на отъезд, на поиск лучших условий. Еще одно крупное направление — Польша, дорогу туда проложили украинцы и белорусы. Сегодня в этой стране ощущается нехватка рабочей силы. Жителям западных районов России, граничащих с Белоруссией и Украиной (Смоленск, Брянск), легче всего трудоустроиться в Польше.
— Подведем итог. Какую проблему вы считаете сегодня наиболее серьезной на отечественном рынке труда?
— Неготовность, нежелание россиян получать дополнительное образование и проходить переподготовку. И это проблема людей, а не государства. Люди у нас не хотят учиться. В исследовании Росстата по качеству и составу рабочей силы был вопрос: собираетесь ли вы в ближайшее время пройти переподготовку, получить новую специальность. Единицы (в процентах) ответили утвердительно.
На Западе long-life education — стандарт. Не учиться, не повышать свою квалификацию в течение всей жизни — значит, не уважать себя. Культ креативности, изобретательности, предприимчивости, знаний — вот чего нам не хватает, чтобы сдвинуть экономику. Плюс мобильности, готовности перемещаться. Ее надо поощрять сверху, создавать условия, включая дешевые билеты. Вместе с тем люди должны понимать: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Не стоит ждать, что повышать ваши личные доходы будет государство…