— Есть ощущение некоего экономического парадокса, сложившегося в уходящем году. Если верить официальной макроэкономической статистике, наша жизнь становится все лучше. ВВП весь год рос с некоторым ускорением, равно как и промышленное производство. Доходы населения сначала падали, потом стали расти. Инфляция в начале года ускорилась, потом резко затормозила. При этом рубль стабилен, безработица рекордно низкая, государственные резервы огромные, бюджет — профицитный. Казалось бы, живи и радуйся. Но население чувствует себя с экономической точки зрения плохо: об этом свидетельствуют все соцопросы. Большинство с трудом сводит концы с концами, люди живут от зарплаты до зарплаты, каждой десятой семье не хватает денег даже на еду, 40% погрязло в выплате кредитов. Люди, вопреки статистике, ощущают высокий рост цен, боятся нового кризиса. Чем объясняется этот парадокс и чему же верить: официальным цифрам или личным ощущениям?
Николаев: — Есть несколько объясняющих это противоречие факторов. Первый — несправедливое распределение доходов между бюджетом, корпоративным сектором и населением. Доходы бюджета за год выросли на 17,5%, корпоративного сектора — на 6%, а реальные располагаемые доходы населения — на 0,1%.
Другой фактор — ухудшение качества экономической статистики. А есть ли тот самый экономический рост? Одни индексы показывают рост, другие свидетельствуют об обратном. Например, индекс деловой активности (так называемый PMI) опустился до уровня кризисного 2009 года. Так не бывает, чтобы экономика и промпроизводство росли, а деловая активность — падала. Наличие подобных противоречий заставляет усомниться в официальных цифрах.
Мильчакова: — Соглашусь по поводу ухудшения качества статистики. Но проблема составления индексов в том, что они формируются на основе опросов бизнеса и наемных работников корпоративного сектора, то есть задействуют далеко не все группы населения, — отсюда и недостоверность.
Но, как бы то ни было, очевидно, что у государства и корпоративного сектора дела идут лучше, чем у населения. Почему? Ответ прост: люди работают на уплату налогов и погашение кредитов. После того как имущественный налог стали рассчитывать по кадастровой стоимости, он стал для многих непосильным. Таких примеров много. Сложившаяся ситуация емко описывается фразой Ключевского, которую цитировал Ленин: «Государство пухло, а народ хирел». Это — капитализм. Он у нас грабительский, несправедливый с точки зрения перераспределительных процессов.
Миркин: — Первая причина: экономика попала в атмосферу стагнации. По темпам экономического роста мы отстаем от мира, очень далеки от американской экономики. Второе: наш экономический рост сосредоточен вокруг бюджета. Такой рост заранее обречен, потому что бюджет не может выдержать инвестиции, безопасность, социалку и огромный объем резервирования. В итоге мы получили экономику резервирования, экономику централизации ресурсов, когда все стягивается в центр, а потом раздается, экономику вечной торговли насчет того, кто сколько получит. Но не экономику роста. Третье: экономическая политика, в основе которой стоят не совсем понятные цели.
Поскольку весь рост сосредоточен вокруг бюджета, а эффективность использования бюджетных средств надо контролировать, мы получили странную систему, когда надзор и контроль дотягиваются до каждого проекта, до каждого человека. Все время ужесточающаяся регулятивная среда, в которой самые активные люди чувствуют себя в клетке контроля и надзора, усугубляет атмосферу плохого экономического самочувствия.
Масленников: — Какими будут темпы роста ВВП, совершенно не принципиально с качественной точки зрения. Доля государства в экономике в последние годы выросла в 1,5 раза. Мне импонирует оценка Алексея Ведева, что доля государства составляет около 50% ВВП, хотя некоторые экономисты называют и более высокие цифры. Но и 50% уже достаточно, чтобы не было никакого реального роста.
Поясню: темпы роста могут быть — их могут дать нацпроекты, инфраструктурные инвестиции, еще что-то. Но все это разовые всплески. У нас экономический рост все больше приобретает эффект горящего пучка соломы. Пучок сгорит — ничего не останется. То есть по самоощущению людей ничего не меняется. Нет социализации роста. Закредитованность, обязательные платежи вынимают из реальных доходов населения очень большую долю.
И вообще, это ненормальный рост, когда у вас главная движущая сила — это госинвестиции. Нормально — когда инвестирует частный капитал, но он, видно, не шибко к нам стремится. Даже сильное снижение ключевой ставки не мотивирует частных инвесторов. Значит, причина — в регулятивной среде, которая не только не улучшается, но и деградирует. Поэтому люди от этого роста получают только то, что дает им государство, — а оно не очень щедро делится.
Ведев: — Я не согласен с высказанным тезисом о том, что макроэкономические показатели этого года — хорошие. Формально они — плохие. Поскольку в экономической политике правительство ориентируется на майский указ президента, на целевой сценарий войти в пятерку крупнейших экономик мира к 2024 году, то тут мы сильно отстаем. Чтобы стать пятой экономикой мира и обогнать Индонезию, наш ВВП должен расти на 2,5% ВВП в год. В этом году, я думаю, мы вырастем где-то на 1%, что, мягко говоря, нельзя назвать победой экономической политики. Минэкономразвития почему-то назвало этот год адаптационным в том плане, что в экономической активности будет доминировать государство, а драйвером экономического роста должны стать государственные инвестиции. Значит, те проценты роста, что недобрали в этом году, мы должны будем наверстывать в следующих, что представляется сомнительным.
* * *
— Чтобы не зарываться в цифры, давайте выделим главное: что можно считать основным достижением и основным провалом российской экономики в 2019-м?
Николаев: — Главный социально-экономический провал — это ухудшающаяся демографическая ситуация. У нас в этом году будет убыль населения в 300 тыс. человек. Для сравнения: в прошлом она была в 219 тыс. человек. Вроде бы меры принимаются, мы слышим об очередных многомиллиардных вливаниях в эту сферу, но положение дел только ухудшается. Достижением, хотя условным и с определенными оговорками, можно назвать относительно низкую инфляцию по итогам года — немногим более 3%. С учетом повышения НДС все ожидали ускорения инфляции и того, что она точно будет выше 4%. Но понятно, что ее снижение определилось также негативными факторами — стагнирующей экономикой, падением доходов и покупательской способности населения.
Мильчакова: — Насчет достижения соглашусь: это контролируемая инфляция. А вот провала вижу два. Первый — само повышение НДС, которое помимо краткосрочного всплеска инфляции положительных результатов пока не принесло. А отдача в виде дополнительных доходов в бюджет будет еще очень не скоро. Второй — это то, что делалось с ценами на бензин. Демпфирующий механизм, который использовало правительство, имел лишь временный эффект. Тут нужны какие-то другие способы регулирования цен на бензин. У бизнеса должна быть мотивация производить больше бензина в России. Пока им выгоднее гнать его на экспорт. Но государство не сделало ничего, чтобы больше бензина поступало на российские НПЗ. Да, пока цены притормозили, но никто не гарантирует, что они не вырастут в следующем году.
Миркин: — Самое большое достижение — что не было никаких глобальных потрясений. Притом что наша экономика по-прежнему очень хрупкая и очень зависит от спроса и цен на сырье, курса доллара и евро. И слава богу, что из внешнего мира не прилетело никаких страшных санкций, никакого обвала цен на нефть — в общем, никакого привета, который бы всю относительно благостную картину нашей стагнации резко нарушил. Самый большой провал — это то, что модель экономики осталась прежней: ориентация на сырьевой экспорт. Остались те же огромные пустоты в производстве простых вещей, электроники, в других несырьевых отраслях.
Масленников: — Низкая инфляция зашивается в статистику реальных располагаемых доходов населения. Но, по крайней мере, здесь ничего не ухудшилось. Провал для меня — это отсутствие синергии всех ветвей финансово-экономического блока правительства. У нас действия Центрального банка не страхуются действиями правительства. Вся эта разбалансированность и подогревает упаднические настроения в обществе. Пример — полный провал мусорной реформы.
Ведев: — Основной провал — бюджетная политика, которая является предельно жесткой. И очень странно видеть профицитный бюджет, а тем более бравировать им в условиях стагнации. Второй провал — банковская система. Исходя из двойной роли банковской системы, прибыль банков является убытком остальной экономики или ее издержками. И когда общая прибыль банков бьет все исторические рекорды (скорее всего, она превысит по итогам года 2 трлн рублей) в условиях стагнирующей экономики, то это вызывает большие вопросы к экономической политике.
А вот инфляцию я не считаю достижением. Наоборот, я убежден, что мы стоим перед угрозой дефляции. Цены производителей, в отличие от розничных, падают на 6% год к году. Достижением же я считаю то, что, несмотря ни на что, экономика не упала. Роста почти нет, но и падения нет. Второй плюс — тенденция развития финансовых рынков во втором полугодии обнадеживает, мы видим приток частных инвесторов. Это дает некоторые надежды на будущее…
* * *
— Ваш прогноз: что будет происходить с российской экономикой в 2020 году? Изменятся ли принципиально макроэкономические тренды, сформировавшиеся в 2019-м?
Николаев: — Поскольку мы входим в этот год с очень вялыми темпами роста ВВП, то для нашей громоздкой экономики преодолеть эту инерцию будет практически нереально. Поэтому я жду очень вялого старта в следующем году. При этом остается много неопределенности. Завис после первого чтения в Госдуме законопроект о защите капиталовложений — принципиально важный для инвесторов. Бизнес в растерянности. Кроме того, мировая экономика замедляется, и этот процесс продолжится в 2020-м. Социально-экономическая напряженность в мире растет: Чили, Эквадор, Гонконг, Ливан, Франция… Это мощный негативный фактор для нашей экономики. Плюс глобальное потепление — для нас оно означает снижение спроса на энергоресурсы. Еще одна опасность — санкции, которые наверняка еще будут против нас вводиться. Принимая во внимание все эти негативные факторы, прогноз такой: ускорения в 2020 году не предвидится. ВВП будет болтаться около нуля.
Мильчакова: — Я бы начала с внешних факторов. Грядут выборы президента США. Они пройдут в ноябре, но предвыборная кампания будет идти весь год. Трамп, судя по всему, собирается на второй срок. Значит, стагнация в американской экономике ему не нужна: он будет давить на Федеральную резервную систему и ждать от нее снижения ставок. Политика ФРС будет сильно влиять на мировую экономику. Как это отразится на нас? Если в США не произойдет возврата к повышению ставок, то для нас, развивающихся рынков, это плюс. Цены на нефть в следующем году будут определяться мировым спросом, объемами добычи в США и ОПЕК+, а также коммерческими запасами нефти. Сильного обвала цен на нефть, как и сильного роста, не ожидается. Инфляция в России будет в пределах 3–3,7% в год, рост ВВП в 2020 году будет несколько ускоряться по сравнению с текущим годом — начнут приносить первые результаты национальные проекты. А ЦБ в начале года, скорее всего, возьмет небольшую паузу в снижении процентной ставки.
Масленников: — Думаю, что первая половина 2020 года у нас уже провалена, потому что нет никаких признаков оживления потребительского и инвестиционного спроса. Значит, не будет расширения кредитного предложения — банки и так получили 2 трлн рублей прибыли. Со стороны правительства стимулов для развития деловой среды тоже не предвидится. Но заделы есть: тот же закон о защите капиталовложений, нацпроекты. Если все будет реализовано, то мы можем выйти на темпы роста 1,5–2%, и это будет уже неплохо. Что касается мировой рецессии, я думаю, что она, скорее, накроет нас в 2021 году.
Ведев: — Думаю, что затормозить темпы кредитования, как того хочет Минэкономразвития, не получится, хотя частично удастся снизить потребительское кредитование. При этом увеличится финансирование нацпроектов. Вкупе это даст 1% или чуть больше прибавки к росту ВВП. Так что, полагаю, с точки зрения макроэкономики следующий год будет похож на этот.
* * *
— Станут ли в 2020 году россияне жить лучше? Каковы ваши советы обычному среднеобеспеченному россиянину на 2020 год? Какую модель финансового и потребительского поведения ему лучше избрать: делать сбережения, тратиться на покупки, покупать валюту про запас, подрабатывать, копить на старость?
Николаев: — Ждать существенного роста реальных располагаемых доходов населения точно не приходится. Поэтому вопрос о том, куда вкладывать деньги, для многих неактуален, потому что вкладывать уже нечего. А тем, у кого остались сбережения, имеет смысл прикупить валюту: она в ваших личных резервах точно не помешает.
Мильчакова: — Да, если к концу следующего года случится рост реальных доходов на 1% — это уже будет очень большой сюрприз. Что касается финансовых вложений, то тем, кто не любит рисковать, я советовала бы покупать валюту, и конкретно — доллары. Евро сейчас представляется рискованным активом из-за Брекзита. Для тех, кто предпочитает более рискованные, но и более доходные вложения, я бы рекомендовала покупать дивидендные акции прежде всего «голубых фишек», то есть высоконадежных компаний. Можно обратить внимание на гособлигации нашего правительства или других государств, номинированные в валюте — в частности, на евробонды.
Миркин: — В такой туманной и мутной экономике, как российская, лучшие вложения — это инвестиции в себя как в товар на рынке труда. Хотя у многих стратегия — прикрепиться к государству, скажем, оформить инвалидность, рассчитывать на пособия. Другие же предпочитают пассивные доходы в виде депозитов. Что касается валюты, тут есть опасение, что распорядиться этой валютой не удастся. Все-таки остаются риски, что в результате каких-то геополитических эксцессов хождение долларов и евро внутри страны могут ограничить.
Масленников: — Соглашусь, нужно вкладываться в себя любимого — в образование, повышение квалификации, здоровье. По финансовым инструментам у каждого свои предпочтения. В прошлом году инвесторы зарезвились: по данным ЦБ, объем частных инвестиций составил 10,5 трлн рублей. Кто-то верит в ПИФы, кто-то — в ОФЗ, в облигации госкомпаний. Тут у каждого свои приоритеты — в зависимости от склонности к риску.
Читайте также: Санкции встали поперек потоков: Вашингтон ударил по российским газовым проектам