Август – это кризис. Таков стереотип. И когда рубль посыпался, недостатка в прогнозах-ужастиках не было. Утешает, что прогнозы в нашей стране – это, скорее, разновидность шоу-бизнеса, чем реальная попытка заглянуть в будущее. К тому же в реальной жизни мы переживали и не такое. Тяжелое дыхание нынешнего августа, которое почувствовал рубль - это точно еще не кризис. И даже если это преддверие кризиса, то не вполне экономического. Нет, он, конечно может грянуть именно в экономике, но принесет его не она, а политика. И политики.
Мы, собственно, знаем их по именам. Это, прежде всего, Дональд Трамп с его политикой возвращения Америке «былого величия» и Борис Джонсон, горячий сторонник лозунга британских островитян: «Вернем себе нашу страну!». Как бы эти два деятеля не относились друг к другу, но политика их, по сути, одна и та же. Она строится на конфликтном отстаивании национальных интересов, которые строятся на противопоставлении интересам других стран. И торговая война во имя Америки со всем остальным миром, и Brexit – это крылья и подкрылки мирового экономического кризиса.
Главный удар по мировой экономике – это инициированный Вашингтоном обмен пошлинами между США и Китаем. До поры американский рынок эту «войну» не замечал, но теперь, наконец, разглядел надвигающуюся угрозу. На американском рынке мелькнул известный по кризису 2008 года «буревестник», показатель надвигающегося финансового кризиса: краткосрочные облигации в какой-то момент стали пользоваться большим спросом, чем долгосрочные.
При чем здесь российская экономика и рубль? Во-первых, торговая война США и Китая – это замедление мировой экономики, а значит, падение спроса на сырье и, прежде всего, на энергоносители. Нефть за август именно по этим причинам потеряла почти 8,5% своей цены. Во-вторых, риски приближения мирового кризиса заставляют капиталы действовать с повышенной осторожностью, другими словами, привлекательность рискованных рынков, к которым относится и российский, заметно снижается. Если капиталы нерезидентов начнут массово выходить из российских гособлигаций, рубль зашатается, как боксер в состоянии грогги.
Есть еще и антироссийские санкции. Формально они оборонительные редуты, выстроенные отечественным Минфином, не прорвали: новые санкции на вложения в российский долг будут наложены, только если соответствующие бумаги номинированы не в рублях. А план по евробондам на этот год Минфином уже вдвое перевыполнен.
Так что будущее рубля, в первую очередь, зависит от того, сумеют ли остановить эскалацию введения новых пошлин Вашингтон и Пекин. Есть ли к этому предпосылки? Первая – Трамп уже в качестве жеста доброй воли перенес ввод новых пошлин на китайские товары с начала осени на декабрь 2019- го. Вторая – и куда более существенная – кроется во внутренней политике США. Трамп собирается переизбираться в 2020 году, фактически он уже ведет предвыборную кампанию. И он прекрасно отдает себе отчет в том, что экономический кризис перечеркнет его планы. Значит, президент США будет искать возможность, сохранив лицо ярого борца за все американское, заключить компромиссы с Китаем. Так что перемирие возможно.
Что же будет происходить с рублем дальше? Оптимистичный сценарий – это, по крайней мере отсутствие плохих новостей с американо-китайского «фронта». В этом случае, как считает, например, аналитик «БКС Премьер» Антон Покатович, до конца августа рубль будет находиться в диапазоне 65,3-66,8 за доллар. Если к тому же ФРС США, вопреки позиции, высказанной ее председателем Джеромом Пауэллом, в сентябре снизит ставку, что вновь откроет капиталам путь к «риску», рубль может и вовсе воспрянуть и более решительно пойти вверх.
Но есть и «военно-полевой» сценарий. Если Трамп, вопреки логике и предупреждениям своих советников, решит успеть до выборов «продавить» Китай, мировой кризис развернется во всей красе. Тогда актуальность прогнозов-ужастиков уже не оспоришь, а 70 рублей за доллар окажется вполне скромной оценкой. Пока большинство экспертов такую перспективу считает мало реальной.
В общем, не так уж страшен август, как его малюют. Огорчает только, что руль событий не в Москве, а в Вашингтоне и Пекине.