С доходами вот что происходит: не растут они с 2013 года, когда увеличение последний раз составило 4%. Позади целая пятилетка обнищания. Конечно, можно вспомнить, что в январе 2017 года неработающие пенсионеры получили единовременную выплату в 5 тысяч рублей, и если ее не учитывать, то в 2018 году можно нарисовать рост. Но и 2017 год из нищей пятилетки не выпал — не помогла выплата, так что из песни слова не выкинешь.
Есть и еще одна, уже привычная особенность: падение реальных доходов происходит при росте зарплат. В 2018 году рост реальных (очищенных от инфляции) зарплат составил 6,8%. Здесь возникает некая двойная загадка. Во-первых, отчего возникает такой ощутимый разрыв между ростом зарплат и падением доходов? Во-вторых, данные Росстата о росте реальных зарплат практически полностью совпадают с соответствующим прогнозом Минэкономразвития — 6,9%. Почему же тогда итоговый министерский прогноз по доходам безнадежно «промазал»?
Первый ответ: власти стремятся контролировать в первую очередь ситуацию именно с зарплатами. Второй ответ: доходы получают не только наемные работники, предприниматели получают предпринимательский доход, пенсионеры — пенсии, есть те, кто живет на различные социальные пособия. Есть и другие доходы — например, проценты по депозитам в банках. Раз при росте зарплат общие доходы снижаются, то резко сокращаются незарплатные доходы. Пенсии настолько мизерны, что их сокращение невозможно, в 2018 году роста возраста выхода на пенсию еще не произошло. Значит, сокращается круг лиц, получающих социальные пособия, и снижаются предпринимательские доходы, прежде всего в малом и среднем бизнесе. Третий ответ: расходящаяся динамика в зарплатах и прочих доходах свидетельствует о вымывании активного социального слоя экономически самостоятельных, рассчитывающих на самих себя граждан. Что не просто печально, а тревожно, с какой стороны ни посмотри. И, наконец, четвертый ответ: с ростом пенсионного возраста сокращение реальных доходов будет ускоряться.
Теперь вслед за ЦБ обратимся к «потребительской модели». На Неглинной далеки от того, чтобы оценивать происходящие изменения в социальной структуре общества. Там смотрят со своей колокольни и видят рост задолженности россиян по кредитам. Если в 2017 году рост задолженности перед банками составил 13,2%, то в 2018-м — 22,8%. Рост обеспечило снижение кредитных ставок, происходившее параллельно со снижением ставки ЦБ и так же с ее новым ростом прекратившееся.
Рост кредитов ЦБ интерпретирует как переход к потребительской модели. За ним, по идее, должен был бы последовать рост потребительского спроса и оживление экономики. Однако об уверенном росте потребительского спроса можно говорить, если в основе обращения за кредитными ресурсами лежит та самая уверенность в завтрашнем дне.
Беда в том, что в значительной мере сегодняшнее, как и вчерашнее, обращение россиян к кредитам — это оборотная сторона отмеченного падения доходов. Никакой уверенности в завтрашнем дне нет, а значит, особенно в условиях, когда перекредитоваться под низкий процент становится все труднее — банки снова поднимают кредитные ставки, опасность неплатежей, встреч с коллекторами и банкротств повышается.
Почему же риски не останавливают банки? Темпы роста корпоративного кредитования по итогам 2018 года в разы меньше розничного — 5,8% за год. Надежные крупные игроки разобраны банками, их можно заполучить, только серьезно поступившись собственной маржой. Спрос же со стороны частных лиц позволяет банкам именно в этом секторе строить прибыльные схемы бизнеса. Бизнес сколь прибылен, столь и рискован.
Получается, «потребительская модель» ведет не к долговременному росту спроса и к подъему всей экономики, а совсем в другую сторону, создавая новые риски, в том числе и социальные.