Из-под глыб
Эксперты ВШЭ с первых страниц затевают спор с ЦБ. В последний раз, оставив свою ключевую ставку на уровне 10,5%, ЦБ сослался на оживление производственной активности в российской экономике. Ее во ВШЭ как раз и не видят, заявляя: «Глядя на одни и те же статистические данные, мы оцениваем происходящие макроэкономические процессы несколько иначе, нежели Банк России; если говорить прямо, — более пессимистично».
Базируясь на данных Росстата, в ВШЭ делают вывод: «В первом полугодии 2016 года наблюдалось падение почти во всех видах экономической деятельности, т.е. процесс сжатия экономики идет «широким фронтом», затрагивая все сектора». Единственное исключение — оптовая торговля, продемонстрировавшая рост к четвертому кварталу 2015 года на 1,7%. Важно, что, по оценке ВШЭ, темпы падения экономики не снижаются, а нарастают: ВВП после снижения в I квартале на 0,6% (-1,2% к соответствующему периоду прошлого года) сократился во II квартале, по нашим оценкам, на 0,8% (-1,4% год к году).
Если ВВП перестанет снижаться, то в целом за год падение составит 1,5%, что значительно хуже майского прогноза Минэкономразвития на этот год (-0,2%)».
Здесь уже можно было бы поставить точку. Но в ВШЭ общей оценкой динамики ВВП не ограничиваются, и картина становится не столь одноцветной. В ВШЭ признают, что промышленность демонстрирует положительные темпы роста год к году, но, «несмотря на рост в годовом выражении промышленности (за январь-июнь на 0,4% год к году), это не означает, что она сможет вытянуть вверх всю экономику, по крайней мере в ближайшие месяцы».
Важно: в ВШЭ не видят драйверов роста. Это не промышленность (спрос на продукцию растущих секторов промышленности нестабилен), не потребительский спрос из-за падения реальных доходов, не чистый экспорт (его вклад в прирост в ВВП в годовом измерении в первом квартале 2016 года упал с 6,4 процентного пункта в прошлом году до 0,5 п.п.), не инвестиции (их вклад, что особенно печально, и вовсе отрицательный).
«Рецессии — конец!»
Чем же отличается взгляд на экономику из Банка России? Оценкой последних изменений. Если ограничиться промышленностью, то позиция ЦБ такова: «Июньские данные Росстата по промышленному производству указывают на постепенное восстановление экономической активности. В годовом выражении рост промышленного производства ускорился до 1,7% год к году (г/г) против 0,7% г/г в мае 2016 года. В целом промышленное производство выросло на 0,4% г/г в первом полугодии 2016 года».
ЦБ уточняет: «Стоит отметить, что производство обрабатывающего сектора, которое являлось основным драйвером наблюдавшейся волатильности в предыдущие месяцы, постепенно восстанавливается, выходя на положительные годовые темпы роста во II квартале 2016 года». И делает вывод: «Поскольку стабилизация в обрабатывающей промышленности является ключевой для восстановления промышленности в целом, последние данные могут говорить о продолжении периода стабилизации».
Условный драйвер роста, таким образом, в Банке России все-таки нашли. Хотя ЦБ предусмотрительно оговаривается: «Тем не менее волатильность и разнонаправленная динамика по отраслям могут сохраниться и в ближайшие месяцы до перехода к более устойчивому восстановлению».
Подчеркнем: если ВШЭ оперирует данными первого полугодия в целом, то для ЦБ важно не столько все полугодие, а то, чем и как оно закончилось. Подход понятный и по-своему технологичный — ЦБ публикует то, «о чем ему говорят тренды», ежемесячно, — но все равно рискованный: месячная статистика (речь идет об июне) может и не справиться с ролью маяка, а может и вовсе оказаться Иваном Сусаниным. К тому же и динамика обрабатывающей промышленности — тот самый условный драйвер промышленности, как отмечают в ВШЭ, вряд ли потянет за собой всю экономику.
Все это, однако, не удерживает ЦБ от провозглашения громкого и торжественного вывода: «Рецессия — позади, впереди — медленный рост экономики». Обоснования уже были названы, но повторим еще раз вслед за ЦБ: «Позитивная июньская статистика по динамике производства в обрабатывающем секторе оказалась основным источником улучшения наших оценок». Запомним.
Оптимизм заявлен парадно и громко, но в цифрах он более чем скромен: июльские оценки ЦБ незначительно выросли по сравнению с июньским прогнозом. В третьем квартале теперь ожидается рост ВВП на 0,4% по сравнению с июньской оценкой в 0,2%, в четвертом квартале, соответственно, 0,5% по сравнению с 0,4–0,5%.
Стоит привести и мнение Росстата с Минэкономразвития. Росстат, по предварительным данным, оценивает спад ВВП РФ во втором квартале на уровне 0,6% в годовом выражении. В первом квартале спад ВВП России, по оценке Росстата, был вдвое глубже и составлял 1,2%. «Индекс физического объема валового внутреннего продукта во втором квартале 2016 года относительно соответствующего периода 2015 года, по предварительной оценке, составил 99,4%», — говорится в сообщении Росстата.
С Росстатом полностью согласно Минэкономразвития: спад ВВП РФ во втором квартале замедлился до 0,6% в годовом выражении после спада в 1,2% в первом квартале. По итогам первого полугодия ВВП РФ сократился на 0,9% в годовом выражении. Базовый прогноз министерства, рассчитанный исходя из среднегодовой цены на нефть в 40 долларов за баррель, предполагает спад ВВП РФ по итогам 2016 года на 0,2%.
Что питает оптимизм ЦБ?
Вернемся к спору ЦБ и ВШЭ. Сравнение двух документов открывает широкий простор для разного рода спекуляций. Почему, в принципе опираясь на одну и ту же статистику, эксперты кардинально расходятся в выводах? Не потому ли, что ЦБ — один из главных штабов (а если называть вещи своими именами, то точно главный штаб) проводимой экономической политики, а эксперты ВШЭ позиционируются как независимые наблюдатели? Вопросы можно множить.
Но нужны ли они? Кто-то может заметить: весь спор ВШЭ и ЦБ — это спор о том, с какого конца разбивать яйцо. Действительно, зазор между оценками ЦБ и ВШЭ, несмотря на громкие словесные различия в цифрах, особенно в статике, не так уж велик. Плюсы долей процента ВВП в одном случае или минусы — в другом важны для научной градации, но в реальности означают лишь одно: состояние российской экономики описывается формулой «околоноля». В том смысле, что, во всяком случае пока, для российских граждан принципиальной разницы в том, падает ли ВВП на доли процента или уже на те же доли, к тому же в принципе остающиеся в зоне статистической погрешности, растет, нет.
Разница есть в динамике, в открывающихся перспективах. Как раз они у ЦБ и ВШЭ расходятся.
Мы уже отвечали на вопрос, почему в принципе одна и та же статистика в интерпретации ВШЭ и ЦБ приводит к диаметрально противоположным выводам. Добавим конкретики. Макроэкономический оптимизм ЦБ питают не только чистые научные изыскания, но и чисто служебные потребности. Объявленный конец рецессии должен выбить почву из-под ног критиков политики ЦБ, тех, кто считает, что со снижением ключевой ставки ЦБ стоило бы поторопиться.
Ответ ЦБ: нынешний уровень ставки не препятствует, а, наоборот, способствует экономическому оздоровлению и переходу экономики к росту, пусть и измеряемому скромными долями процента. Для ЦБ он тем более важен, что в его схватке с инфляцией в последнее время все идет не слишком гладко.
В обзоре ЦБ признает, что инфляционная динамика ухудшилась: «Годовая инфляция «зависла» в диапазоне 7,1–7,5% с марта. Снижение инфляционного давления и инфляционных ожиданий приостановилось». Тот же июнь, позволивший ЦБ провозгласить «конец рецессии», стал месяцем, когда фактическая динамика роста цен отклонилась вверх от целевой траектории, ведущей к годовому итоговому росту в 5,5%.
Это не парадокс. Для ЦБ это дополнительный аргумент в пользу того, что экономика оживает. А это значит, что ЦБ во втором полугодии вряд ли пойдет на существенное смягчение своей кредитно-денежной политики.
Обзоры — обзорами, рецессия — рецессией, но проводимая политика превыше всего. И кто скажет, что ЦБ в этом одинок?
Июль рассудил строго
Июль, открыв второе полугодие, заявил о себе как о месяце перемен. Они произошли, например, в бюджетной политике. Здесь их вектор — ужесточение и сдерживание расходов. Главный бюджетный итог июля — удержание дефицита бюджета на достигнутом за первое полугодие уровне. Этот уровень впечатляет — 1,5 трлн рублей.
Наталия Орлова, главный экономист Альфа-банка, подсчитала: если за первое полугодие сокращение бюджетных расходов в годовом исчислении составило всего 0,5%, то за июль расходы сократились разом на 4%. Думаю, правительство вряд ли сможет в условиях большого выборного цикла поддерживать июльские темпы сокращения расходов, но с точки зрения динамики ВВП сокращение госрасходов — минус. Таковы уж качели экономики: для ограничения дефицита бюджета госрасходы надо снижать, но если их снижать на фазе, когда экономика падает или балансирует между стагнацией и рецессией, то она, скорее всего, будет падать еще быстрее.
Главный макроэкономический итог июля — снижение промышленного производства. Данные промышленного развития в июле откровенно разочаровывали. Если в июне годовой рост промышленности составлял 1,7%, то в июле, по данным Росстата, общий показатель не вырос, а снизился на 0,3%.
Что важно, антидрайвером стала именно обрабатывающая промышленность. В компании «ВТБ Капитал» отмечают: «Результат обусловлен в основном замедлением годового роста в обрабатывающих отраслях с 1,6% в июне до минус 1,5% (ниже нулевой отметки впервые с марта 2016 г.) в июле, а месячный рост промпроизводства, очищенный от сезонного и календарного факторов, составил минус 0,9% (что является самым слабым показателем с апреля 2015 г., когда падение составило -1,4%)».
Как тут не вернуться к «концу рецессии», провозглашенному ЦБ! Ведь он возлагал основные надежды на рост именно обрабатывающих отраслей промышленности. И, похоже, просчитался. Хотя не будем повторять его первой и самой очевидной ошибки: месячные показатели недостаточны для серьезных макроэкономических выводов.