Как известно, в 2012 году Путин сразу после инаугурации потребовал от правительства увеличить производительность труда в полтора раза к 2018 году и, соответственно, нарастить к 2020 году число ВПРМ с 12,5 до 25 млн. Для ясности сразу оговоримся: высокопроизводительными признаются рабочие места в организациях, в которых производительность труда выше отраслевого порогового значения в 1,5 раза.
В «тучные» времена казалось, что это реально. В 2013 и 2014 годах Росстат фиксировал рост ВПРМ до 17,5 и 18,2 млн соответственно. Однако уже в прошлом году этот показатель просел до 16,8 млн. При этом общее число рабочих мест сократилось до 61 млн, даже несмотря на присоединение Крыма и Севастополя.
Если посмотреть в региональном разрезе, то лидеры по приросту ВПРМ — Московская область, Санкт-Петербург, Татарстан, Москва, Свердловская область, Башкортостан. Именно здесь «созидательное разрушение», когда старые и неэффективные рабочие места замещаются новыми, создающими высокую добавленную стоимость на одного работника, идет наиболее быстрыми темпами.
Казалось бы, это просто статистика. Набор сухих показателей. Уменьшились они, сократились... Ну и что? Однако именно за этими цифрами скрываются настоящие резервы для «большого скачка».
На одном таком рабочем месте создается в 16,3 раза больше добавленной стоимости, чем во всех остальных организациях. Для предприятий на упрощенке эта разница равна 8,6 раза.
Впрочем, дьявол, как всегда, кроется в деталях. Дело в том, что в стране до сих пор не существует единого подхода, как считать ВПРМ. Методика Росстата, в которой за основу берется показатель заработной платы на одного работника, приводит к завышению количества ВПРМ в компаниях с большими получками, но не всегда высокой производительностью. Речь идет в первую очередь о различных бюджетных организациях, госкомпаниях и т.д.
Размер оплаты труда — это довольно сомнительный показатель оценки эффективности работы чиновников или тысяч сотрудников так называемых институтов развития вроде «Роснано» или Агентства стратегических инициатив, которые напрямую ответственны за стимулирование роста несырьевого коммерческого сектора.
В некоторых компаниях наблюдается опережающий рост доходов по сравнению с производительностью труда. В «Роснано» зарплатами свыше 300 тыс. рублей в месяц никого не удивишь. А многие получают (другого слова не подберешь) и свыше миллиона. Притом что чистый убыток корпорации по итогам I полугодия 2016 года увеличился в три раза — до 8,3 млрд рублей.
Поэтому в качестве альтернативы эксперты предложили систему, которая используется в странах ОЭСР. «Там в качестве базы для определения ВПРМ берутся данные по добавленной стоимости или выручки на одного работника, — поясняет один из авторов исследования — Анастасия Алехнович. — А это чистый вклад предприятий в ВВП. Все эти показатели довольно легко рассчитывать на основе налоговой отчетности: валовой прибыли, фонда оплаты труда и страховых отчислений во внебюджетные фонды».
Так вот если подсчитать ВПРМ, как это делают в ОЭСР, то их количество почти вернулось к уровню 2012 года, достигнув 15,33 млн. Эксперты выкинули полтора миллиона рабочих мест, приписанных Росстатом из сфер госуправления, безопасности, финансового рынка, недвижимости и услуг.
Зато обратная ситуация по большинству коммерческих секторов. В торговле общий уровень зарплат невысокий, однако стремительное развитие сетевого ритейла позволило резко нарастить вложения этой отрасли в экономику. По той же причине у Росстата оказался недооцененным вклад обрабатывающей промышленности. Хотя это отрасль с самой высокой добавленной стоимостью.