— Разные исследовательские центры и ведомства приводят разные цифры, говоря о теневой экономике России. Реально ли вообще подсчитать то, что в тени?
— Если покопаться в литературе, то можно увидеть, что в любой стране — не только в России — в пределах одного десятилетия оценки объема теневой экономики колеблются от символических до внушающих ужас. Это означает, что универсального метода подсчета нет. Как с кремами от морщин: их очень много, что является лучшим доказательством того, что ни один по-настоящему не работает... На выбор метода подсчета влияет и политическая конъюнктура: многое зависит от того, чего вы хотите — испугать или, наоборот, показать, что есть прогресс в этой сфере.
Вот, например, фонд ИНДЕМ под руководством Георгия Сатарова считал объем коррупционного рынка в России и пришел к выводу, что он колоссален, а именно превышает доходную часть госбюджета в два раза. Ему говорили, что он не прав в своих, как у нас это называется, «алармистских суждениях», потому что при таком объеме коррупционного рынка экономика давно бы погрузилась в хаос. Сатаров же утверждал, что оппоненты просто не представляют себе масштабов теневой экономики, с учетом которой общий массив экономической деятельности значительно больше, чем принято думать…
— Все, что утаивается от государства, относится к теневой экономике?
— Нет, тут надо разделять понятия: теневая экономика и криминальная. В теневой экономике создаются товары и услуги, которые по законам общества вполне приемлемы, беда лишь в том, что их производят с нарушением неких формальных правил. Например, в подпольном цехе шьются сапоги. Хорошие сапоги, они людям нужны. Но фирма не зарегистрирована, не платит налоги, нанимает гастарбайтеров... И совсем другая история — проституция, торговля наркотиками, нелегальная торговля оружием, изготовление порнографических фильмов. Здесь претензии государства к самому продукту, а не к процедуре. Поэтому и цели государства по отношению к этим секторам должны различаться: теневую экономику надо стараться легализовать, а криминальную — уничтожить. Сутенер, может быть, и рад был бы заплатить налоги и спать спокойно, но с него налоги не берут. Поэтому он подкупает полицию, то есть платит своеобразный налог не государству, а его отдельным представителям.
Когда говорят об объеме теневой экономики, нелишне уточнить, отделяется ли в расчетах теневой сектор от криминального, или эти понятия смешаны. Это же касается межстрановых сравнений. Где-то проституция, к примеру, запрещенный вид бизнеса, а где-то она легализована и является официальным слагаемым ВВП.
— Как в Германии или Италии?
— Да. Или легкие наркотики: их изготовление, транспортировка в Голландии — часть легального ВВП страны, а у нас — часть криминальной экономики...
Более-менее общепринятым является суждение, что в России примерно 20% экономики находится в тени. Но надо относиться к любым количественным оценкам этого феномена с долей скепсиса, потому что скрываемую деятельность посчитать можно только по косвенным признакам. Например, в 90-е годы, когда у нас официальный объем выпуска многих видов продукции резко сократился, объем потребления электроэнергии упал не столь сильно. Значит, производство работало и эту энергию потребляло, но выпуск продукции не декларировался.
— Иногда говорят про теневую занятость, а иногда — про занятость в неформальном секторе экономики. Это одно и то же?
— Это категорически разные вещи. Часто со ссылкой на Росстат дилетанты пишут, что «только по официальным данным» в неформальном секторе экономики занято 10 млн человек, и называют их теневиками. Но это совсем про другое! Просто в нашей статистике есть разграничение видов хозяйственной деятельности на формальный и неформальный сектора, что не имеет отношения к легальной и теневой экономикам. Например, проводят опрос населения и спрашивают: «Скажите, где вы работаете?» Если человек отвечает «на предприятии или в организации» — считается, что он занят в формальном секторе. Но при этом, как мы прекрасно знаем, он может работать там без контракта, по устной договоренности, и получать зарплату в конверте, и тогда перед нами типичный случай теневой занятости, но в формальном секторе экономики. А если вы фермер или работаете по найму у кого-то дома уборщицей, шофером, нянькой, если вы предприниматель без образования юрлица, то, согласно нашей статистике, вас отнесут к неформальному сектору экономики. Хотя, возможно, вы вполне законопослушны: имеете патент, платите налоги. То есть на основании вопроса «где вы работаете?» людей разносят между формальным и неформальным секторами, что ничего не говорит нам о том, насколько легально трудоустроен человек. Чтобы выявить теневую занятость, нужно задавать другие вопросы: «платите ли вы налоги?», «есть ли у вас трудовой контракт?» — что по понятным причинам отпугнет людей.
Зачем бизнесмену кормить тушканчика
— Значит, теневой экономикой мы считаем ту, с которой не платятся налоги и страховые взносы?
— Теневая экономика держится на трех китах: она не учитывается статистикой, она не оформляется в виде формальных контрактов и договоров и, что важно, она не подчиняется государственным нормам ведения хозяйственной деятельности — трудовому, налоговому, таможенному, земельному законодательствам. Например, вы открываете бизнес и его не регистрируете. Или ввозите товары в страну, искажая номенклатуру грузов в таможенной декларации (были годы, когда по статистике в Россию ввозили больше зеленого горошка, чем его выращивали во всех странах ЕС вместе взятых, — под видом зеленого горошка, на который была низкая таможенная пошлина, ввозилось все что угодно). Или принимаете на работу гастарбайтеров, не имея лицензии на наем иностранной рабочей силы... Но такое тотальное игнорирование законов скорее исключение — обычно нарушения фрагментарны и строго дозированны, чтобы минимизировать риск санкций. Скажем, предприниматель налоги платит, но не со всей деятельности; заключает контракты, но не со всеми работниками; в контракте отмечает одну зарплату, а на самом деле платит другую…
— То есть один и тот же бизнесмен частично занят в белой экономике, а частично в теневой?
— Совершенно верно. Между белой и теневой экономиками нет китайской стены. Искусство предпринимательства в нашей стране и состоит в поиске наиболее безопасных и эффективных схем ведения бизнеса в виде сочетания формальных и неформальных инструментов. Бизнесмены называют это красивым словом «оптимизация», но на самом деле речь идет о том, как уйти «в тень», но остаться в образе приличного человека и добропорядочного предпринимателя. В тени проще пребывать, если вы маленький — меньше шансов, что поймают. А если вы не очень маленький предприниматель, то вглухую уйти в тень вряд ли получится, потому что тогда вы лишаетесь многих возможностей развития: чтобы участвовать в тендере, надо показать историю фирмы, чтобы получить квоты на импорт иностранного продовольствия, надо показать объемы импорта за прошлые годы, чтобы взять кредит в банке, надо иметь финансовую историю... Отдельная проблема — продажа бизнеса, потому что бизнес, построенный на том, что вы с мэром в бане паритесь, не продается, ведь нового хозяина в баню могут не пустить. То есть теневая экономика — это не просто выгода от неуплаты налогов, это еще и упущенные возможности развития.
— Но если они сами страдают от ухода в тень, то почему не выходят на свет? Налоги высокие?
— Налоги у нас не самые высокие по сравнению с другими странами. Просто система устроена так, что постоянно надо что-то отщипывать и приберегать на подкуп чиновников, на оплату гарантированной победы в тендере, на спонсирование избирательных кампаний. У бизнесмена должны быть закрыты тылы в политической сфере, у него должны быть свободные средства на т.н. благотворительность и спонсорство... Как будто у главы «Реновы» не было других забот, как покупать яйца Фаберже! А что мы видим в Третьяковке? «Этот зал отремонтирован за счет такой-то фирмы»… В Московском зоопарке все клетки между фирмами поделены: кто тигра кормит, кто тушканчика. Фирмам деньги некуда девать? Нет, все понимают, что под видом благотворительности и меценатства они вкладываются в отношения с властью и тем самым получают карт-бланш на решение каких-то вопросов...
— Но бизнес занимается благотворительностью или содержит животных в общественных зоопарках и в других странах!
— Разница существенная. По статистике в западном мире 90% добровольческой помощи идет от физлиц и очень немного — от юрлиц. В России все наоборот. У нас фактически создан институт принудительной благотворительности как еще один вид налогообложения бизнеса. Пропорционально масштабу бизнеса вы либо шарики к Дню города надуваете, либо тигра кормите, либо яйца Фаберже в страну возвращаете, либо в подготовке к сочинской Олимпиаде участвуете. Думаю, и экономику Крыма будут возрождать, активно используя принудительную благотворительность российского бизнеса.
— А это из легальных денег не сделаешь, получается?
— Огромные теневые обороты крутятся, прежде всего, в сфере крупного бизнеса и его отношений с властью, хотя населению теневую экономику представляют как деятельность ларечника или бабушки, которая чем-то торгует на рынке. Их сносят, прогоняют, а теневая экономика только растет. Возьмем ту же коррупцию. В последние годы у нас существенно снизилась так называемая бытовая коррупция, которая коренилась в отношениях населения и власти. Например, никто уже не дает взятки за оформление загранпаспортов, хотя это было еще совсем недавно. Даже гаишники реже берут. Но одновременно значительно выросла т.н. деловая коррупция, обслуживающая диалог власти и бизнеса. Коррупционный поток пошел наверх, а чем выше уровень — тем непрозрачнее система. Когда предпринимателей опрашивают, сколько стоит решить такой-то вопрос, выясняется, что цена решения через взятку выросла. Взяток стало меньше, но средний «чек» вырос!
— Если говорить не про бизнес, а про простых людей, — как выглядит типичный российский теневик? Человек, который получает зарплату или пенсию и еще, как в известном анекдоте, «немного шьет»?
— Типичный теневик — это скорей мужчина в возрасте до 35, занятый в сфере строительства, торговли или услуг, без высшего образования. Это люди с относительно невысоким уровнем образования, которым труднее найти высокооплачиваемую работу, и молодые: они в приоритете у работодателей не потому, что современно мыслят, а потому, что в силу возраста мало думают о пенсиях и больничных, им кажется, что все это бесконечно далеко...
Но неверно трактовать зарплаты в конвертах исключительно как произвол со стороны работодателя. Это обоюдная договоренность. Часто работники говорят «что я могу сделать?», но сами в глубине души предпочитают больше получить сегодня.
— Потому что завтра неизвестно что будет!
— Да, но здесь не только это, а еще и низкое качество государственных услуг. Если для получения нормального лечения нужно идти к частным специалистам или доплачивать врачам, которые формально лечат «забесплатно», и если в бесплатной школе учат так, что без армии репетиторов нормально ЕГЭ не сдать, и если полиция не находит угнанный автомобиль, то человек начинает думать: может, действительно лучше часть денег не отдавать государству, чтобы решать проблемы самому?
Перед нами громкие разоблачения: очередного заместителя министра или губернатора арестовали. Мы, видимо, должны испытывать чувство глубокого удовлетворения, но я, например, всегда думаю: вот куда уходят деньги, в том числе мои налоги! После таких размышлений стимул к соблюдению налоговой дисциплины явно ослабевает. И бизнесменам тоже приходится решать, хотят они кормить эту армию чиновников или нет...
Страдает ли от этого государство? Да, чиновники все время говорят о желании побороть теневую занятость. Но если перекрыть каналы теневых приработков врачам, учителям, рядовым полицейским, то нужно платить им достойные зарплаты. На что, как известно, денег нет. А так люди как бы «на самовыпасе», кормятся как могут... Государство, по сути, устраивает нынешняя ситуация: теневая экономика рисуется как враг официальной экономики, но это враг, который зачастую оказывает неоценимую услугу, она дает социальную стабильность, гасит бедность, примиряет людей с неадекватными законами, потому что они понимают, что их вовсе не обязательно исполнять.
Похожая история была и в СССР, хотя природа теневой экономики была там совсем другой.
Как и в чем Россия догнала Запад
— Объем теневой экономики в СССР все же был меньше...
— Исследований на эту тему тогда в стране не проводилось. Но американцы пытались изучать «вторую экономику СССР», куда относили хозяйственную деятельность за рамками плановой экономики. В частности, было исследование, посвященное теневым доходам советских граждан. Для этого опрашивали эмигрантов из СССР в Штаты и пришли к выводу, что доля неформальных доходов в общих доходах советских людей росла с севера на юг и с востока на запад: у проживающих в северных городах она была минимальна, а у проживающих в южном подбрюшье — на курортах, в портовых городах, в Прибалтике — очень велика.
Но в любом случае теневая экономика в СССР подставляла плечо плановой экономике. Она гасила дефицит. Она примиряла с идеологической паранойей: когда люди видели, что есть барахолки, спекулянты, фарцовщики, социалистическая пропаганда бралась немного в кавычки. Кроме того, теневая экономика смягчала инфляционный навес, который неумолимо образовывался в ситуации, когда цены на молоко и хлеб стабильны в течение многих лет, а зарплаты и пенсии растут, то есть деньги есть, а купить нечего. Всегда можно было пойти на барахолку и с существенной переплатой купить там югославские сапоги или американские джинсы!
И еще теневая экономика давала людям активным и не желающим одинаково скромно жить канал для выхода кипучей энергии: они могли стать цеховиками, подпольными миллионерами.
— Рискуя как минимум сесть или даже быть расстрелянными?
— Все понимали: если объем нелегальной деятельности будет незначительным, то риск наказания от кампании до кампании минимален...
Но в любом случае природа теневой экономики в СССР определялась дефицитом и запретом на предпринимательскую деятельность. Если обозначить одним словом ее стержень — это было хищение. А как иначе, если в стране не было рынка станков и сырья?
— И на государственном оборудовании делали левую продукцию из ворованного сырья?
— Фактически вся вторая экономика СССР паразитировала на ресурсах, которые выделялись плановой экономике, и поэтому показывала чудеса эффективности. Например, составлялся акт, что пряжа сгорела, а потом из нее вязались модные вещи. Станки списывались как негодные, а потом они прекрасно работали в подпольных цехах... Взять хотя бы личные подсобные хозяйства советского времени. Когда в 90-е стали громить колхозы и совхозы, одним из аргументов был такой: продуктивность в колхозном секторе низкая, а рядом, в подсобном хозяйстве, в разы выше, потому что люди работают на себя!
Не бралось во внимание, что бензин, семена, корма, удобрения, которые выделялись колхозам, теневым образом распределялись в неких пропорциях между ними и личными подсобными хозяйствами. Когда колхозы умерли и ресурсы пришлось покупать, оказалось, что все сложнее. Фермерские хозяйства в начале 2000-х давали 2–3% валовой аграрной продукции, сейчас дают лишь около 10%. А подсобные хозяйства, многие из которых по размеру не уступают фермерским хозяйствам, производят сейчас столько же, сколько сельскохозяйственные организации, включая крупнейшие агрохолдинги, потому что в отличие от фермеров не платят налоги...
Между теневой экономикой Запада и СССР всегда была огромная разница: у них речь шла об уходе от налогов, а в СССР — о хищениях как единственном способе получить доступ к ресурсам. Получается, что современная Россия «догнала» Запад в этом смысле.
Почему с говядиной беда
— Считается, что вывести экономику из тени помогает снижение налогов.
— Это упрощенный подход. Если посмотреть экономическую историю разных стран, можно увидеть, что жесткие приводные ремни между налогами и ВВП страны существуют лишь при высоком уровне качества власти. (Под качеством власти понимается интегральный показатель, который включает в себя уровень политической конкуренции, адекватность законов, эффективность работы арбитражной системы и т.д.) Когда качество власти высокое, налоги быстро воздействуют на развитие экономики. Но если качество власти низкое, приводной ремень ослабевает, и хоть повышай налоги, хоть понижай — экономика реагирует слабо.
Кроме того, важна еще и стабильность правил игры. Частая смена правил, даже если это перемены к лучшему, аннулирует их эффект. Посмотрите на аграрный сектор: как у нас хорошо получилось с курятиной и ничего не получается с говядиной! А все потому, что у производства говядины долгий инвестиционный цикл, бизнес же боится играть с государством вдолгую, предпочитает вписаться в нынешнюю политическую конъюнктуру, быстро отбить свои деньги до тех пор, пока не изменилась риторика власти и пока действуют выданные ею преференции. Или вот мы с Турцией поругались, перестали их помидоры брать, вы теплицу на этом фоне надумали построить, кредит взяли, а мы с Турцией уже помирились...
Бизнес мониторит систему в целом, а не только налоги.
— За последние 15 лет было у нас несколько случаев, когда налоговые изменения преподносились как направленные на вывод экономики из тени. Плоская шкала подоходного налога в 13% например.
— Введя плоскую шкалу, власти фактически расписались в бессилии собрать налоги с высокодоходных групп. Один человек зарабатывает 10 тысяч, а другой 10 млн: у кого больше способов обмануть налоговую службу и защититься от ее претензий в суде? Но сказать напрямую «мы не способны наладить налоговую дисциплину в стране» власть не могла, поэтому прикрывалась другими аргументами — дескать, чем проще, тем лучше.
Плоская шкала вызывает все больше нареканий. И сейчас, когда работа налоговой службы стала эффективнее, я не исключаю, что мы вернемся к вопросу о прогрессивном налогообложении.
— Кроме пряника есть и кнут: карательные меры вроде ужесточения уголовной ответственности за неуплату налогов...
— Они, конечно, дают какой-то эффект. Но мне кажется, что предприниматели в своем большинстве не патологически жадные люди с психическими отклонениями и думают о легализации или теневизации бизнеса вполне рационально. Да, они взвешивают риски разоблачения, учитывают жесткость наказания за то или иное нарушение. Но при этом думают и о том, смогут ли развивать бизнес, лишившись теневых схем.
Если предприниматель знает, что при ущемлении его прав он пойдет в арбитраж и там быстро, честно, по существу рассмотрят его дело, — он рассматривает налоги как плату за защиту своих прав силами государства. А если он знает, что быстро решить проблему может только бандит или личная уния с каким-то чиновником, то он начнет аккумулировать средства на оплату их услуг, в том числе путем ухода от налогов.
Теневая экономика — это тень, которую отбрасывает на живую экономику неэффективная, расхлябанная и громоздкая государственная машина. Посмотрите, кто больше всего инвестирует в Россию — Багамские острова, Кипр и другие офшоры. То есть спасенные от налогов при помощи офшорных схем деньги, которые в противном случае непонятно с какой эффективностью были бы потрачены нашим государством, возвращаются в Россию в качестве иностранных инвестиций...
— Президент недавно поручил правительству придумать меры по борьбе с теневой экономикой. Но если она помогает населению выжить, стоит ли в кризис этим заниматься?
— Как мы уже говорили, у теневой экономики есть разные ипостаси. С криминальной бороться надо. И с коррупцией тоже — тогда предприниматели были бы избавлены от необходимости аккумулировать значительные ресурсы для коррупционного торга с властью. Но, разрабатывая меры, надо учитывать, что россияне предъявляют спрос на наведение порядка в стране, не имея в виду себя. То есть работает логика: «наведите порядок, но не трогайте мой привычный мир, мои надежные способы решения проблем». Когда вы строите дачу или ремонтируете квартиру, всегда интересуетесь, есть ли у гастарбайтера нужные документы? А нянечку нанимаете через агентство, заключая контракт, или в своем квартале клеите объявления, опрашиваете знакомых? А если не получаете чек у стоматолога, вас это волнует, если он хороший врач?
Люди воспроизводят теневую экономику не только в формате работников, но и в формате потребителей, которые постоянно предъявляют спрос на ее услуги. Кстати, очень интересный момент: когда с кризисными явлениями в ХХ веке столкнулись США и Великобритания, выяснилось, что население этих стран реагирует на изменение условий по-разному. При сокращении легальных доходов американцы легко дрейфовали в теневую экономику, а англичане компенсировали сокращение легальных доходов тем, что ужимали потребление и начинали обслуживать себя сами — шить, стричь и пр. Так что роль культуры, выбора, который стоит перед человеком, никто не отменял.
— А россияне что предпочтут в кризис?
— Думаю, у нас картинка будет пестрая. В беднейших слоях усилится архаизация жизни в виде грядок, теплиц, солений; вдоль трасс разрастутся ряды женщин с ведрами грибов и ягод. Кто-то будет бороться за достаток, уходя в сезонные строительные бригады, в отхожие промыслы. Кто-то начнет воровать еще масштабнее — как в последний раз. При всех различиях — это игнорирование государства, пренебрежение его законами, что, возможно, является частью нашей культуры. Послушайте себя, как мы просим чиновника: «Давайте решим вопрос по-человечески!» Как будто по закону — это однозначно «не по-человечески». Назовите хоть одного российского писателя, который бы с любовью и уважением написал чиновника. Чехов, Салтыков-Щедрин — сплошное карание словом... В этом «отрыве от государства» — источник проблем, но и основа непотопляемости наших людей, резерв их живучести.
— Поэтому мы так лояльны к повседневным теневым практикам?
— Есть исследования, которые показывают, что россияне, которые имеют на руках контракт, платят налоги, зарабатывают себе пенсию и имеют все прелести легального трудоустройства, субъективно не чувствуют себя более защищенными и счастливыми, чем их коллеги в теневом секторе. У них нет ощущения стабильности и надежности. А раз так, то и цена этой легальности невелика.
Речь не о том, что «в тени» хорошо. Речь о том, что «на свету» не намного лучше...