Состояние российской экономики описывается фразой «околоноля». В переводе с образного театрального языка (именно так называется пьеса, авторство которой приписывается Владиславу Суркову) на сухой экономический это — стагнация. Вопрос в том, в какую сторону она качнется — вниз (рецессия) или вверх (оживление). И, что не менее важно, когда качнется.
Хочу сразу заступиться за Алексея Улюкаева. У него сложное положение, которое он и сам не раз отмечал, — быть министром экономического развития при, мягко говоря, неторопливом развитии экономики. Зато он мастер на образы. Именно он, и уже достаточно давно, изобрел образ «хрупкого дна» как характеристику текущего места пребывания российской экономики. С одной стороны, вот оно, дно, а с другой, дно такое, что от него никак не оттолкнешься. Этот образ уже отыграли коллеги-журналисты, но я хочу отдать Улюкаеву должное. Он как поэт сформулировал то, что понял как экономист: «хрупкое дно» — это надолго, это признание длительного погружения в стагнацию.
Хотя прогнозы у нас меняются быстро. Настолько, что прогнозистам верить решительно нельзя. Они давно не предсказатели, а флюгеры. Их прогнозы скоротечны, как насморк. Что ни месяц, то или трепетное ожидание восторга, или трагическое разочарование.
И все-таки, что же дальше? Остается находить в разных прогнозах общее.
Возьмем для примера свежую продукцию прогнозистов Райффайзенбанка и банка Credit Suisse. В первом интерпретируют апрельскую статистику Росстата с оптимизмом. Все хорошо, вот только строительство подкачало, там падение нарастает, да розничная торговля как падала, так и падает, но зато «стабильным темпом». Главное: есть «драйвер восстановления». Это экспорт, который продолжает расти за счет девальвации рубля, произошедшей в 2014–2015 годах (в 2016-м пока ЦБ миловал).
Ну и спрашивается, что из этой конструкции вырастет? Ответ Райффайзенбанка: уже в текущем 2016 году ВВП РФ вырастет на 1%. И это при том, что, как подтверждает апрельская статистика и прогнозисты банка, «внутренний спрос (инвестиции+потребление) продолжает падать».
Что в прогнозе Credit Suisse? Начало почти такое же: «Мы считаем, что экономическая активность в первом квартале была обусловлена относительно хорошим потребительским спросом, сильным экспортом, связанным с энергетикой». Но дальше подчеркивается ненадежность экспорта как драйвера: «Мы также считаем, что вклад чистого экспорта в рост реального ВВП будет значительно ниже, чем в последние несколько лет, в связи с восстановлением импорта, которое будет зависеть от стабильного курса рубля и спроса на инвестиционный импорт».
Инвестиционный импорт — это инвестиции. Credit Suisse рассчитывает на их рост, что и должно обеспечить рост экономики России на 1,7% в 2017 году, в этом году продолжится падение, но оно составит всего 0,3%.
В чем общий знаменатель? С тем, что девальвационный эффект, движущий экспорт, быстро выветривается, приходится согласиться. Значит, в конечном итоге вопрос в инвестициях. Внутренних — ведь по оценке того же Росстата за кризисный 2015 год прибыль российского корпоративного сектора выросла на 50,2%, вот только конверсии прибылей в инвестиции не произошло, инвестиции все равно упали, — и «инвестиционном импорте». Как правительство на этот вопрос ответит?
И тут мы оказываемся уже на политическом уровне. Сейчас едва ли не самая дискутируемая экономическая тема: как и что регулировать. Одни обличают: «либералы» уже больше 20 лет водят нас по кругу и все по той же пустыне. И, чтоб им неповадно было, регулировать отныне надо все. От выпуска денег, которых должно быть вдоволь для инвестиций, до, понятно, самих инвестиций, не говоря уже о курсе рубля. Другие, уцелевшие «либералы», гнут свое: до сих пор по-настоящему до институтов, необходимых для нормального развития и экономики, и общества дело (в отличие от разговоров), не доходило, теперь это приоритет, если вообще не последняя надежда, и начинать надо с освобождения, но не труда, как когда-то начинал Владимир Ленин, а суда. От прямой зависимости от исполнительной власти.
Дискуссия бурная, но при этом, если разобраться, содержательная. По сути, в наличии есть два полюса реформ, которые можно назвать хоть фундаментальными, хоть по привычке структурными.
Один полюс — реформы на случай политического выбора в пользу если не окончательного, то еще более решительного разрыва со странами, которые пока еще принято называть развитыми. Это выбор в пользу не только уже изрядно подзабытой «суверенной демократии», но и вовсе мифической в современных условиях «суверенной экономики». Зато никакой «торговли суверенитетом».
Второй полюс — на случай, если политический выбор делается исходя из того, что Европа — это не ругательное слово, характеризующее тупиковую ветвь эволюции, а еще и географическое понятие, и по таким понятиям Россия — все еще часть Европы.
Все дело, как всегда бывает в России (а описанная дискуссия восходит к славянофилам и западникам), в политике. На этом обычно ставится точка. Дескать, политика — уж точно не наше дело. Там решат. Но я рискну сделать небольшое продолжение. Не как политик — боже упаси, скорее как обыватель и немного экономист.
Политика — это не только защита суверенитета, она по определению еще и манипулирование. И за такими ее результатами бывает любопытно проследить. Социологические опросы показывают произошедшую смену ценностных приоритетов российских граждан. Был момент, когда ценности модернизации и развития экономики и общества находили живой отклик, а потом случилась замена. Теперь на первом месте геополитика и противостояние с Западом.
На мой взгляд, противостояние, если, конечно, речь не идет о настоящей горячей войне на уничтожение (не путать с придуманной политологами и отдельными генералами гибридной войной, которую каждый понимает, как ему выгоднее), — малопродуктивная ценность. Она, конечно, обладает немалым и легко используемым мобилизационным потенциалом. Но она же имеет эффект воронки. Такая ценность нуждается не только в «пятиминутках ненависти», в этом недостатка уже нет, но в постоянном всестороннем нагнетании напряжения. И в воронку уходят силы, мозги, ресурсы.
Все это было. История смерти Советского Союза — это не история перестройки, а история именно такой воронки.
Воронка свое дело сделает. Ценность противостояния недолговечна по определению.
Можно сделать и другой подход. Выбор в пользу новой и вовсе не желтой подводной лодки — это выбор с заведомо низким качеством жизни, да и попросту низким жизненным уровнем.
Но дело не только в уровне жизни, хотя он очень важен. Дело еще и в том, что условно изоляционистский путь — это путь вовсе не укрепления, а утраты суверенитета.
Суверенитет требует переосмысления, если его цена — отсталость. Мы уже отстаем. Просто потому, что движемся в противофазе к мировой экономике. Вокруг в целом рост, пусть более медленный, чем ожидалось, а у нас падение. Которое если и закончилось, то пребыванием в стагнации, выход из которой еще надо найти, для чего нужны условия привлечения инвестиций. Любых — государственных, частных, иностранных.
За экономическим отставанием следует технологическое и социальное отставание. Все это происходит именно тогда, когда в мире начинает разворачиваться «четвертая индустриальная», или вторая цифровая, революция, одно из проявлений которой — интернет вещей. В этих условиях сознательно идти на риск еще большего отставания значит рисковать отстать навсегда.
Пора научиться не повторять ошибки. Суверенитет обеспечивается не столько силой оружия, сколько силой экономики, силой науки, силой технологии, силой образования, силой мудрости, наконец.