29 января Банк России на очередном заседании совета директоров оставил ключевую ставку неизменной, сохранив ее на уровне 11%, и отметил, что не исключает ужесточения денежно-кредитной политики в случае усиления инфляционных рисков. Со времени предшествующего заседания совета директоров ЦБ 3 августа рубль потерял 23,7% своей стоимости. На следующий рабочий день, 1 февраля, Национальный банк Казахстана повысил базовую ставку с 16 до 17%, а ставку по операциям постоянного доступа по предоставлению ликвидности — до 19% годовых. В своем пресс-релизе банк указал, что этот шаг продиктован задачами укрепления доверия к национальной валюте. С момента предшествующего повышения ставки 2 октября тенге подешевел к доллару на 30,3%.
Немедленно после объявления решения Банка России по ключевой ставке советник президента С.Глазьев выступил с резкой критикой предпринятого шага, обвинив Центральный банк в провоцировании ажиотажа на валютной бирже, наращивании инфляции и дестабилизации реального сектора экономики. Как обычно, экономист призвал к смене курса и руководства Банка России. В Казахстане жесткие решения были не только обсуждены, но и приняты: в начале ноября председатель Нацбанка К.Келимбетов был снят с должности и заменен молодым банкиром Д.Акишевым. Под лозунгом возвращение доверия к тенге Национальный банк Казахстана начал делать ровно то, что предлагает С.Глазьев: отошел от принципа плавающего курса и снова стал активно продавать валюту на бирже; взамен таргетирования инфляции начал предлагать ликвидность банковскому сектору.
По сути финансовые мегарегуляторы двух стран, чьи экономики крайне похожи (в России на нефть, нефтепродукты, газ, металлы и руды приходится 68% экспорта, в Казахстане — 80%), избрали две разные стратегии противостояния финансовым потрясениям. В России команда Э.Набиуллиной с конца 2014 г. четко придерживается политики плавающего валютного курса, предполагающей отказ от валютных интервенций и траты резервов; а также таргетирования инфляции, обеспечиваемой увеличением и сокращением ликвидности. Эта стратегия в кризисные моменты кажется не приносящей результата, так как Банк России не стремится сгладить колебания валютных курсов (что и воспринимается некоторыми как «спекуляция» и «ажиотаж»). Однако после паники ситуация стабилизируется (достаточно вспомнить, что с декабря 2014 г., когда ставка была поднята до тех же 17%, по май 2015 г. рубль укрепился на 38%), и начинается обратная волна снижения стоимости кредитов. Недавний «обвал» рубля с 72,9 руб./долл. до почти 83,6 руб./долл. был отыгран к 29 января более чем на 4/5. При этом ЦБ не ругает только ленивый, хотя его политика на деле обеспечивала и обеспечивает устойчивость российской валюты: когда в декабре 2014 г. рубль опускался до 67–68 руб./долл., нефть не падала ниже 48 долл./бар. Если бы рубль точно повторял котировки нефти (о чем сегодня говорят как об очевидном факте), доллар стоил 120 руб., а не 75 руб., как после недавней коррекции. Если бы Банк России пытался выходить на биржу в дни паник, он вряд ли сбил курс, но легко растратил резервы, сохранение которых оставалось базой доверия к рублю и позволяло ему затем восстанавливаться. Я не говорю о том, что при падении курса национальной валюты за год почти на 37% (имеется в виду отношение средневзвешенного курсу рубля к доллару за 2015 г. к аналогичному показателю за 2014 г.) удержание инфляции ниже 12% — почти подвиг (схожая ситуация в Белоруссии в 2011 г., когда «рубель» упал на 62%, породила ставку Нацбанка в 45% годовых, официальную инфляцию по итогам года в 108%, бегство вкладчиков из банков и массовое закрытие инвестиционных проектов).
В Казахстане Д.Акишев и его коллеги попытались всеми доступными методами обеспечить решение поставленной перед ними задачи поддержания курса — включив для этого пресловутое «ручное управление», вернувшись в качестве продавца валюты на биржу и не гнушаясь банальным очковтирательством (например, в пресс-релизах Нацбанка говорится о том, что ставки по репо устойчиво снижаются, хотя вся рыночная статистика указывает на их уверенный рост с первых дней после смены руководства). Доверие к заявлениям Национального банка резко снизилось, и началось паническое избавление от местной валюты (не случайно уровень долларизации депозитов достиг почти 70%). Сейчас, потратив в 2015 г. на поддержание курса 17,7 млрд долл. и сократив общий объем государственных резервов до 92 млрд, руководство казахстанского регулятора активно пытается получить от правительства и президента санкцию на использование средств т.н. национальных фондов (в российском случае — Резервного фонда и ФНБ) для удержания курса тенге в рамках ранее объявленного коридора. Вряд ли это удастся: с конца октября казахстанская национальная валюта обвалилась с 271 тенге/ долл. до 383,2 тенге/долл. 22 января 2016-го. Если бы рубль за это время повторил тот путь, который прошел тенге, курс российской валюты сегодня достигал 145–150 руб./долл.
Однако для экономики важны не только курс или ставка сама по себе, но и их динамика, и тут преимущества российской стратегии перед казахстанскими метаниями видны еще отчетливее. Принимая решение о повышении ставки, Национальный банк исходил из утверждения Д.Акишева о том, что «большинство негативных сценариев с точки зрения платежного баланса уже реализовалось», и дальнейшего обвала на рынках власти не ждут. Повышение ставки было предпринято в очень «удачный» момент, когда коррекция на рынке нефти повела «сырьевые» валюты вверх — и подорожавшая почти на треть (с 27 до 36 долл./бар.) менее чем за две недели нефть вызвала рост тенге до 364,8 тенге/долл. Конечно, эту положительную динамику можно в отчетах отнести на «мудрые» действия Нацбанка и его политику повышения ставок — проблема лишь в том, что, когда на сырьевых рынках возобновится снижение котировок, тенге снова пойдет вниз, а повышать ставку уже почти некуда: экономика неизбежно начнет быстро замедляться. В России, замечу, в 2016 г. ставка снижалась пять раз — и потому у отечественных финансовых властей на случай нового ослабления рубля руки остаются развязанными, в отличие от наших соседей, которые возможность поддержания курса за счет роста ставки практически полностью исчерпали.
В течение последнего десятилетия Казахстан заметно опережал Россию в сфере формирования благоприятного инвестиционного климата, развития бизнеса и привлечения в страну зарубежных инвестиций. Налог на прибыль в Казахстане составляет 15%, НДС — 12%, НДФЛ — 10%, страховые платежи — 15% (в России эти цифры выше в 1,3, 1,5, 1,3 и 2,0 раза соответственно). Объем накопленных иностранных инвестиций — 63% ВВП (в России — 29% ВВП) (при этом инвестиции из КНР в Казахстан в 10,5 раза превышают китайские вложения в Россию). Частные компании с международным участием обеспечивают 60,2% добычи нефти и 53,2% — урана (цифры для России попросту немыслимые). Однако, как мы видим, даже прекрасная институциональная среда не компенсирует ошибки финансовых властей. Возможно, казахским политикам придется задуматься о возвращении К.Келимбетова на пост главы Нацбанка, но нам в России стоит думать не об этом, а о том, чтобы потуги разного рода неучей и популистов не привели к параличу работы нашего Центрального банка, пока остающегося одним из наиболее вменяемых институтов в стране.