Телеканалы, радиостанции, газеты, интернеты, твиттеры, фейсбуки и просто блоги взорвутся радостными восторгами, трогательными воспоминаниями. Кто-то, как пить дать, и поязвит в злобненьком кураже. Каждый найдет себе забаву. Свою лепту внесет, конечно, и «МК». Однако «ЗД» как рубрика еженедельная, выиграв у судьбы счастливую фору во времени, начинает праздновать уже сегодня, но, разумеется, без поздравлений — плохая примета.
Перед глазами — не сказать чтобы замусоленный (потому как пылинки сдувались все эти годы), но засмотренный до дыр увесистый том «АЛЛА ART» — роскошный альбом с фотографиями и образами Примадонны в разных ипостасях и разных времен ее блистательной Эпохи. Сейчас это издание — букинистическая редкость. А пять лет назад, когда страна пребывала в предвкушении торжеств по случаю 60-летия Пугачевой, этот труд задумал и увлек идеей саму Аллу ее увлеченный поклонник Павел Токарев — к удивлению многих его коллег, ибо соавтор и ведущий одной из лучших в своем формате на протяжении 10 лет радиопрограмм «Оперный клуб» вращался в таких кругах, где сам намек на «низменную эстраду» вызывал порицание и косые взгляды.
Но сердцу не прикажешь, и, лавируя в террариуме «высокого искусства» (населенного еще более ядовитыми змеями и пауками, чем эстрадный околоток), г-н Токарев не только служил редактором в Большом театре, организовывал мегаперформансы в консерватории таких грандов, как Елена Образцова, Денис Мацуев, издавал биографию Монтсеррат Кабалье на русском языке, но и занимался, например, классическими проектами Николая Баскова, что уже трактовалось в той среде почти как преступление. А тут вдруг целый глянцевый фолиант во славу Пугачевой!
На пресс-конференции по случаю выхода альбома взволнованный Павел восседал рядом с Аллой и заслуженно купался в лучах нарождавшейся славы. Но тут Алла Борисовна открыла рот и сказала ТАКОЕ, от чего у всех отвисли челюсти: мол, ухожу, говорит, устала Алла! К такому повороту событий никто не был готов — ни страна, ни журналисты, ни сам г-н Токарев. Пугачева, как всегда, обвела всех вокруг пальца, и страна на целый год погрузилась в водоворот грандиозного ухода Примадонны с большой сцены — с концертами в Кремле и «Лужниках», прощальным туром по стране и пр. и др. А книжка «АЛЛА ART» так неожиданно превратилась из просто сувенирно-юбилейного издания в «прощальный» фотоманифест звезды.
Последние три года Павел Токарев служит директором, пресс-секретарем и помощником Марии Максаковой, оперной дивы и депутата Госдумы. Но до сих пор жалеет, что так и не дошло дело до второго Аллиного тома, потому как, несмотря на 240 страниц, 191 фото и 27 ручных акварельных рисунков, многое осталось, как и в песне про «Айсберг», «под темною водой»...
Ведущий «ЗД» поболтал с г-ном Токаревым об этой «подводной» реальности.
* * *
— Павел, твоя карьера, связанная исключительно с «благородной» классической музыкой, совершила неожиданный кульбит, когда ты придумал издать глянцевый фотоальбом с Пугачевой. Что, в академическом жанре настолько поскучнело?
— Отнюдь! Академический жанр здесь вообще ни при чем, если только не считать, что мы с Аллой Борисовной познакомились именно в Большом театре, где я тогда работал.
— Странноватое место для подобного знакомства!
— Отчего же! На оперу и балет ходят многие! Тогда, в 2001 году, Алла Борисовна приехала на предновогодний «Щелкунчик», и совершенно неожиданно мы в антракте разговорились с ней о музыке, о синтезе классики и поп-культуры...
— Она и сама классика жанра! И в этом храме искусства, стало быть, родилась мысль создать увесистый фотофолиант, соответствующий величию ее персоны?
— Тогда ничего еще не родилось. Это было просто теплое неожиданное знакомство, ни к чему не обязывающее. Общались после этого мы редко. Но обстоятельство, подтолкнувшее меня к этой идее, было действительно в чем-то парадоксальным и неожиданным, как и само знакомство. В конце ноября 2008 года я пришел на выставку в честь Солженицына в Манеже. Гулял, ходил, смотрел, и именно там мне пришла в голову мысль — даже не про альбом, а про выставку в честь Пугачевой, и чтобы она проходила именно в Манеже! И к этой выставке как фирменное «приложение» подавался бы уже фотоальбом. На современном языке — каталог.
— Действительно, парадоксальные мысли могут прийти в голову знатока оперы на выставке в честь Солженицына!
— Ничего удивительного — я про Пугачеву думаю довольно часто, причем с детства и, как выяснилось, даже на выставке Солженицына… (Смеется.) И любовь к опере этому не помеха! Я бы сказал, даже наоборот — одно очень удачно дополняет другое, делает ощущения более насыщенными. Самое, однако, впечатляющее произошло дальше, когда я дозвонился до Пугачевой. Это непросто, если ты, скажем, не входишь в некий особенный, близкий круг ее общения. На каждый звонок она не бросается отвечать. Надо было проявить упорство, чтобы до нее «достучаться». С этой задачей я справился, но был еще больше впечатлен после того, как Алла Борисовна согласилась со мной сотрудничать. Честно говоря, внутренне я был почти уверен, что мое предложение она не примет. Поначалу мне показалось, что так оно и происходит: идею выставки Алла Борисовна категорически не поддержала, посчитала это нескромным и, возможно, была права. А идею с фотоальбомом, подумав, она в конце концов одобрила, хотя и не без колебаний. Поверила в мою идею, не знаю почему, но для меня это по сей день остается чудом.
— Любое прикосновение к легенде — чудо, это понятно. Но ты взвалил на себя и очень кропотливый труд, не так ли?
— Конечно! В этом тоже была часть чуда: чем более кропотливой была работа, тем становилась увлекательнее.
— Учитывая особенно, что у Аллы часто царила неразбериха с архивами, фотографиями и прочими реликвиями творчества…
— На первую встречу, которая состоялась на радио «Алла», я принес целую кучу разных альбомов по искусству, в основном это были большие толстенные книги, выпущенные к юбилеям наших звезд в области академического искусства — Майи Плисецкой, Галины Вишневской и других.
— Вот как! Не каталоги, значит, Эдит Пиаф, Мадонны или «Битлз», что, наверное, было бы адекватнее в контексте формата?
— Такого у меня просто не было. Но я не видел никакого противоречия. Подобные издания не так уж сильно отличаются по форме подачи. Все дело в содержании, которое завязано на конкретном персонаже, его истории. Нужно было решить, по каким принципам мы будем выстраивать концепцию нашего издания. Что-то отмели сразу, но в любом случае работа пошла и закрутилась. В этом смысле с Пугачевой очень легко работать — подключилась она мгновенно и без «раскачивания».
— Как она видела альбом о самой себе — как правду жизни или сборник визуальных мифов? Насколько ваши видения совпали или вы спорили?
— Были не то что споры, но обсуждения, размышления, различные предложения, идеи. Но с самого начала возник очень правильный контакт, и произошло это как-то само собой. Я как будто перешагнул линию из зрительного зала в закулисье и сразу же оказался в одном пространстве с Аллой Пугачевой. И в этом проявился ее профессионализм высочайшей пробы, как и во всем, что она делает.
— А ведь надо было найти и перебрать море фотографий, решить, что печатать, что не печатать…
— Сначала, нужно было найти всех фотографов, которые за многие годы понаснимали просто горы архивов с Пугачевой. Договориться с ними, подписать бумаги, мы же все делали качественно и щепетильно. Никто ничего на блюдечке не приносил.
— Даже Алле Пугачевой?!
— Часто как раз именно потому, что Алле Пугачевой, потому и не приносил! Удивительный парадокс! Фотограф Вячеслав Манешин, скажем, довольно непростой товарищ, с характером. С ним пришлось нелегко. Хотя фотограф он замечательный, не говоря уже о том, что именно он, наверное, больше всех снимал Аллу в конце 70-х и в 80-е годы, на самом пике популярности. В том числе и знаменитый концерт на стадионе «Раздан» в Ереване, где Пугачева три дня подряд собирала 80-тысячную аудиторию — рекорд, не превзойденный ни одним отечественным артистом до сих пор.
— Удивительная черно-белая фотография в начале альбома, где Алла стоит в студии у микрофона и поразительно похожа на юную Земфиру…
— Это легендарный снимок Валерия Арутюнова. Пугачевой здесь 16 лет, и она готовится к записи «Робота» — самой первой песни, с которой и началась ее творческая жизнь. Я прыгал от радости, когда мне удалось найти этот снимок, ведь фотография запросто могла потеряться за столько лет… Недавно переслушал «Робота» и поразился — как стильно Пугачева там поет! Несмотря на то что и опыта на тот момент у нее еще не было и голос еще совсем другой, нераскрывшийся, но какая музыкальность и смысл! Ты нашел параллели с Земфирой, а я почему-то нашел параллель с французским шансоном 60-х, прямо «увидел» юную Аллу в маленьком парижском баре, скромно стоящую у рояля.
— Земфира в парижском баре у рояля тоже смотрелась бы органично… Все-таки объясни свою страсть к Пугачевой, я имею в виду, что ты человек, профессионально связанный с классической музыкой, знаток оперы. Я не раз слышал, как твои именитые коллеги-«академисты» в частных разговорах судят эстраду с нескрываемым снобистским высокомерием — и от их ледяных водопадов «добродушного» сарказма даже на Аллу летело немало ядовитых брызг…
— Я никогда не разделял музыкантов по признаку «благородных» или «неблагородных» жанров. В музыке есть как единые профессиональные критерии, так и жанровые особенности, которые достаточно специальны. Просто есть хорошие музыканты и плохие, вне зависимости от жанра, и эта мысль достаточно банальна. А еще есть великие музыканты и великие артисты. К ним, безусловно, относится Алла Пугачева. Что касается шоу-бизнеса и всей мишуры, его сопровождающей, то есть «законы жанра», от которых никуда не денешься. Я об этом, кстати, сказал и на той знаменитой пресс-конференции, где Пугачева объявила о прекращении концертной деятельности и где был презентован альбом «АЛЛА ART». Он очищен от всей пены, сопровождающей суперзвезду по жизни. Там только Алла и только «АРТ» — творчество.
— Действительно, одна Пугачева и ее сценические образы. Никакой светской хроники, хотя, казалось бы, только галерея ее мужей и фаворитов могла стать отдельной многостраничной и богато иллюстрированной главой с массой любопытных кадров…
— Именно так. Кроме двух фотографий с маленькой Кристиной, сделанных легендарным фотографом Валерием Плотниковым, в альбоме больше никакой личной жизни не было. Решение это было принято абсолютно сознательно, когда мы отбирали фотографии. Ведь обязательно кого-нибудь забудешь, обидишь.
— Ой, уж мужей-то забудешь! Если только нарочно…
— В том-то и дело, что это вообще и совсем другая работа. От друзей и родных «отказались» быстро, еще во время самых первых обсуждений общей концепции. Правда, была мысль издать вторую серию и включить всех уже туда, но потом эта идея как-то «замоталась»…
— Жаль! Второй том мог бы оказаться не менее интересным. Ее Семья и ближний круг наполнены яркими персонажами, вполне заслуживающими отдельного издания. Это тоже — история ее жизни и творчества, кстати. Да и сама Алла никогда не отказывала себе в удовольствии не только восседать на вершине сцены, но и быть в гуще светской хроники. Кстати, изучая альбом, замечаешь этот дрейф образов — от суперпевицы и суперартистки «золотого века» к персонажу из категории «супергламур эпохи позднего Ренессанса»…
— Менялось время, менялась страна и менялась Пугачева. Я могу сколько угодно ностальгировать по «Монологам певицы» 1981 года, где Алла в белом балахоне сидит за роялем и исполняет «Летние дожди», но нужно быть реалистом — всему свое время. К тому же Пугачева всегда хотела быть КРАСИВОЙ женщиной — и как самоцель у нее это получилось именно во второй половине карьеры. Вспомним хотя бы обложку нашего фотоальбома с фотографией Григория Кузьмина или тот же клип «В Петербурге гроза». В первой половине карьеры она думала в первую очередь о сцене и о музыке. Как она сама говорила в одном документальном фильме о себе: «Эта чертова сцена все забирала…». Мы можем до бесконечности рассуждать о том, какой бы мы хотели видеть Пугачеву, но это и останется только нашими мечтами. У каждого из нас Алла своя. Для одного она символ бесшабашности и разгульности, для другого символ советского и постсоветского романтизма. Я, например, знаю совсем молодых ребят, которые узнали и полюбили Пугачеву за «Позови меня с собой», и, как бы странно для меня это ни было, я уважаю и принимаю и такое восприятие. Это в очередной раз доказывает, насколько мощно она умеет воздействовать на сознание людей. Похлеще Кашпировского!
— Ты имел отношение ко многим зарубежным и успешным академическим проектам наших артистов. А Пугачева, на твой профессиональный взгляд, могла бы сделать карьеру на Западе, если бы хотела? Неужели не смогла бы выстрелить, как t.A.T.u?
— Ключевая фраза в твоем вопросе — «если бы хотела». Сложно сказать. История не знает сослагательного наклонения. Пугачева стала суперзвездой у нас. Причем несравнимой и несравненной. На Западе совсем другие порядки и менталитет. Попробуй представить Барбру Стрейзанд, которая ездила бы по промерзшим советским Дворцам спорта и Домам культуры, выполняя филармонический концертный план, доставала по блату фирменные сапоги и согласовывала с худсоветом фирмы «Мелодия» обложку своего нового диска и что на нем будет звучать... Разрешен, понимаешь, Мандельштам или не разрешен… Думаю, что Стрейзанд увезли бы в психиатрическую больницу на второй неделе подобной жизни. Но если серьезно, то все-таки шведский альбом Пугачевой «Watch out» 1985 года — бесподобный проект. Чтобы за несколько считаных дней приехать в Стокгольм, записать альбом на английском языке, да еще, когда в затылок дышат «люди в штатском», следя, чтобы ты не сбежала, — это настоящие «прыжки с препятствиями». Пугачева — единственный советский артист, кто записал в капиталистической стране альбом, который в Скандинавии еще и Золотой диск получил по итогам продаж. Там такая песенка есть — «Capitan», Алла написала музыку к ней, я ее иногда переслушиваю, и настроение сразу поднимается... А когда в мир прорывались те же «татушки», уже все-таки были другие времена и другие возможности.
— Наверняка были вещи, которые тебе было интересно узнать о Пугачевой, и наверняка ты воспользовался моментом, работая с ней, и полюбопытствовал у «первоисточника»?
— Я много слышал в свое время о сотрудничестве Аллы и Альфреда Шнитке. Поэтому в одну из наших встреч я расспросил Пугачеву об этом. Уникальный, кстати, мог получиться проект! В опере «История доктора Иоганна Фауста» Алла Борисовна должна была исполнять партию Мефистофеля. Оказывается, даже репетиции с дирижером Геннадием Николаевичем Рождественским уже начались, но все-таки что-то заставило артистку отказаться от этой роли. Как я понимаю, в первую очередь мистика, которая сопровождала и ее, и Шнитке. Как только они начинали работать, гас свет в квартире, гасли свечи, и все в таком духе. Я слушал в записи партию Мефистофеля в исполнении контральто Раисы Котовой, музыка действительно очень страшная, а главное — партия, написанная Шнитке, идеально подходила для Пугачевой начала 80-х годов, где она могла использовать полный диапазон своего голоса.
— В этой леденящей истории есть все-таки светлая суть — получается, что черные силы боятся Пугачеву... А ты, как знаток оперы, стало быть, утверждаешь, что не только Коленька наш Басков, но и Алла могла состояться как оперная певица?
— Никогда не думал об этом… Ведь голос у Пугачевой всегда был только частью средств к самовыражению — помимо артистизма, костюма и всей той атмосферы, которую она создавала и на сцене, и вокруг себя по жизни. Хотя в лучшие годы она была в феноменальной вокальной форме — верхний регистр работал в полную силу, при этом она могла опускаться и в рокочущие низы, и тембров было штук пять, не меньше. Есть такая песня Марка Минкова «На дороге ожиданья», там вся ее вокальная палитра по ходу песни постепенно раскрывается. А в песнях «Вот так случилось, мама» или «Уходя — уходи» — и джаз, и элементы оперы, и все выписано абсолютно филигранно, органично. Да и в массе других композиций — всех не перечислить. А оперной певицей? Ею могла бы стать скорее Лариса Долина, например, то есть певица, у которой голый вокал всегда стоял на первом месте. Это не значит, что она лучше пела, чем Пугачева, просто она в большей степени вокалист. Не случайно Алла всегда подчеркивает: «Я не певица, а Женщина, которая поет».
— Уже не как спец по опере, прекрасно и увлеченно рассказывающий в программе «Оперный клуб» об уникальных особенностях Марии Каллас, Монтсеррат Кабалье или Эдиты Груберовой, а как поклонник Пугачевой, который бывал на многих ее концертах, какие самые сильные впечатления из них ты вынес?
— Самое сильное и ни с чем не сравнимое ощущение было на концерте в Москве в 1993 году в концертном зале «Россия». Это были первые сольные концерты Аллы в столице с 1985 года после «Пришла и говорю». Восемь лет, а сколько всего изменилось тогда и в стране, и в жизни самой Пугачевой! И она была в каком-то страшном «раздрае», на перепутье, что ли… Это чувствовалось по интонациям, по подаче — со сцены шел мощнейший поток энергии, она и смеялась, и плакала — и это было неподдельно. На песне «Бокал» вообще было ощущение, что она в таком отчаянии и не просто «хочет разбить свой бокал», а вся ее жизнь может разбиться вдребезги. В конце она выходила в белом коротком платье и пела «Женщину, которая поет» — это было феноменальное исполнение, которое может поспорить с культовой фонограммой 1977 года. Меня потом буквально трясло, так это было сильно. Очень жаль, что эти концерты не снимали и не записывали по-фирменному, остались только любительские записи с диктофончиков, увы, неважнецкого качества. После этого через пять лет там же, в «России», шло «Избранное», которое я очень люблю, но эмоций 93-го года я уже не испытал. Видимо, такое бывает один раз в жизни.
— А иные из «пугачевоведов» теперь талдычат, что именно «Избранным» Алле и следовало подвести черту, раз уж она все равно собиралась как-то театрально покидать сцену. Мол, вышло бы тогда намного убедительнее, величественнее и эпохальнее…
— Как уйти?! Она же только вернулась тогда из так называемого тайм-аута, который длился несколько лет после свадьбы с Филиппом, и вернулась как раз с турне «Избранное» по всей стране. Это была радость для всех поклонников! К тому же что рассуждать сейчас — стоило уйти или нет. Ушла, когда посчитала нужным и возможным.
— Просто многие брюзжат, что позднее ее творчество уже не будоражило так трепетно, как прежде, из-за чего и нимб величия оказался побит временем, словно старая шуба молью, а этого, мол, можно было избежать…
— Ты не поверишь, но от «Цветка огня» я чуть бокал с новогодним шампанским не выронил, сидел с мамой и бабушкой и встречал новый, 2014 год. Фантастическая песня по силе высказывания! Такой своего рода ренессанс образа сильной и мудрой Пугачевой, которая и на баррикады пойдет, и всех болящих и страдающих спасет. Этот номер, по-моему, мог смело на открытии Олимпиады поднять весь стадион. Очень я порадовался и был удивлен, что никто даже не написал ничего в прессе. Или всех уже волнует только, с кем ее в ресторане видели или что она купила? Могу только посочувствовать таким журналистам.
— Ну вот, Паша, и ты не удержался от претензий к журналистам, которые во всем виноваты. Знаешь, мне «Цветок огня» тоже понравился. Но ведь раньше из журналистов, какими бы плоскими они кому-то ни казались, не надо было палкой выбивать рецензии на пугачевскую премьеру…
— Ну если мы спорим о Пугачевой, это значит, что «сумасшествие» еще сохраняется — и она по-прежнему волнует и будоражит. Приведу только один пример. Мой друг неделю назад ехал в метро и напевал «Цветок огня» себе под нос, была давка, и молоденькая девушка, которая стояла рядом с ним, крайне заинтересовалась, спросила его вкрадчиво: «Цветок»?! Оказалось, ей тоже очень нравится. Это уже показатель! И мне на самом деле очень приятно, что накануне ее очередного юбилея мы увлеченно говорим о ней. Пугачева нужна! У нас до сих пор не появилось артистов, способных так воздействовать на умы. И, уверяю тебя, голоса у нее еще хватит лет на 10 точно. Она просто не хочет гастролировать. Тем более у нее сейчас прибавилось радостных семейных забот. Другое дело, что актриса все равно остается актрисой навсегда. Так что лично я жду продолжения... В той или иной ипостаси!
— И я, знаешь, тоже…