Любопытно, что в Москве замышлялись аж две необычные «Золушки» — как в «Современнике», так и в Театре мюзикла Швыдкого (на стихи Дмитрия Быкова). Так вот «Современник» 6-го отстреляется первым (причем на Основной сцене). Артисты все как на подбор — красивые, голосистые, статные, молодые звездочки звездного театра, для иных из них этот сезон вообще будет первым, а потому можете представить себе самоотдачу... Они (Анна Леванова в образе Золушки, Иван Забелин в качестве Принца, Николай Клямчук — он же Лесничий) выплескивают свои роли так, будто каждого из них одарили Гамлетами. Первый выход — как первая любовь, ни с чем не сравнимое чувство. И это передается залу. Детям.
Ну а на подхвате у дебютантов — новая гвардия «Современника» из Клавдии Коршуновой и Полины Рашкиной (Мачехи), из Ильи Древнова и Ильи Лыкова (Короли), из Евгения Матвеева и Евгения Павлова (Маркизы)... Хороший тон, когда в детском спектакле играют собственно дети (в костюмах пажей на сцену выбегают детки артистов — Арина Волкова и Юлиана Суховерко).
Накануне премьеры — репетиции с утра до ночи. В какой-то момент перехватываю обаятельного киевского композитора Дмитрия Шурова, написавшего не только всю музыку, но и часть текстов для песен...
— Изначально Екатерина Половцева хотела, чтобы музыку к «Золушке» писала Земфира, но Земфира дала ей мой телефон... Режиссер прилетела ко мне в Киев. Мы встретились, Катя послушала мою оперу «Лев и Лея» (еще не поставлена)... и как-то так всё потихоньку сошлось.
— А какие задачи ставились?
— Задача одна: сделать крутой спектакль. Катя, с одной стороны, прогрессивный режиссер («Золушка» — уже четвертая ее работа у Волчек. — Я.С.) , с другой — очень непосредственный человек. Поэтому у нее появилось множество крутых, неожиданных идей, которые при этом будут понятны и детям, и взрослым. Ее «Золушка» очень современна. Вот и я старался сделать музыку такой же... нет, не то что сидел за роялем и «старался», но просто хотел добиться актуальности.
— Например?
— Ну, скажем, крик отчаяния мачехи (когда она строит своих домашних) я переработал в песню в стиле брутального хип-хопа... но все равно это звучит очень мелодично. В «Золушке» всё есть: и лирические места, и жуткие, много разных музыкальных эффектов, к которым прежде не прибегал...
— Но давайте уточним формулировку: это больше драматический спектакль или мюзикл?
— Я в Америке учился год и много там всего пересмотрел — нет, в мюзикле все-таки песня доминирует. У нас же точно выдержан баланс — «Золушку» нельзя назвать ни тем, ни другим, у нас это... «музыкально-драматическое безумие».
— Безумие?
— Ну давайте переправим на слово «праздник».
— Да, праздник и безумие, несомненно, близки... А по годам что это — 0+, 6+?
— Ой, возраст очень широкий, у меня в детстве книжка была «От шести до ста шести», это тот самый случай. Как «Винни Пух», знаете? Вещь серьезная, философская, а при этом понятная всем. Так и здесь: очень многое для всех, но есть определенный стиль. Смешно и грустно одновременно. Временами напоминает Курта Кобейна, временами — концерт для фортепиано с оркестром Чайковского. Продолжительность — около двух часов с антрактом.
— Музыка пойдет живьем?
— Конечно. У нас живые музыканты (их пятеро: там и традиционные, и электронные инструменты), более того, ребята вплетены в сценический перформанс.
— Долго писали «Золушку»?
— Где-то полгода. С конца сентября. Но до сих пор на предпремьерных прогонах продолжают рождаться какие-то вещи. Ведь только сейчас я вижу костюмы, световые решения — буквально сегодня один из фрагментов менял прямо на ходу. Вышел на сцену, сказал музыкантам: играйте так, так и так, — они внесли правки в ноты, а действующие лица под новую музыку разучили тут же новый танец...
— То есть абсолютно пластичная, рефлексирующая работа, нет такого — вот я написал, я гений, не троньте ни ноты!
— Ну почему, есть места, от которых я не отступлюсь — финал например. Ничего там не даю менять категорически. Вообще вся эта затея — замечательная, потому что многие дети, подростки о существовании театра не знают, притом что театр всегда сильно влиял на формирование людей. Раньше он был куда более массовым искусством... я, например, никогда не переживаю какой-нибудь спектакль или фильм так, как переживаю его, сидя с сыном в зале. У меня сыну 10 лет. Когда мы с ним вместе сидим и ржем (или плачем) — мы гораздо острее потом всё это помним.
— Это самая важная вещь не только в этом интервью, а вообще во всех статьях на тему детства... совместное проживание спектакля, переживание. Н-да. И последний момент, не могу не спросить: вы живете в Киеве и писали «Золушку» тогда, когда на Украине понятно что происходило...
— К счастью, я написал основные тексты ДО самых острых событий. А на меня всё это повлияло так, что декабрь и существенную часть января я вообще не мог работать. Ведь всё это проходило под моими окнами. Ничего не хотелось творить в плане искусства... и это коснулось большинства творческих людей. Полтора месяца — в полном угаре. Конечно, я не бегал на передовую, но о спокойствии не могло быть и речи. Но потом я осознал, что премьера близка, взял себя в руки и... работа пошла. Театр в этом плане мне очень помог: в «Современнике» атмосфера потрясающая! Я приехал, окунулся — и перенесся в другую реальность, где хочется жить и работать.