Каждый из тех, что собрались в этот вечер на Малой сцене Театра Наций, был уверен, что вспомнят процесс работы, заслушают свидетелей с их безразмерными речами и сличат ее с кинохроникой, сохранившейся в частных архивах. Ничего подобного, похожего, тысячу раз виденного!
Первый ряд занимают Петер Штайн (уже седой, коротко стрижен), Валерий Шадрин, который 20 лет назад закрутил эту мощную машину, переводчица Штайна Клара Столярова (дама, сыгравшая большую роль в проекте), а также Евгений Миронов и Татьяна Догилева — сценические брат и сестра Орест и Электра великой трагедии Эсхила. Напротив зрительских трибун, на возвышении, — музыканты SounDrama Владимира Панкова. Сам он, естественно, за кулисами — небритый, усталый… Последние три дня вообще не выходил из театра, репетировал свое театральное прочтение той знаменитой «Орестеи».
Павел Акимкин, актер небольшого роста, но который чрезвычайно профессионально вырос, с легкостью и свободой ведет зрителя по хронике событий, взявших начало в далеком 94-м году. Тогда знаменитый немец приехал в Москву и начал искать артистов для своего масштабного проекта. Масштаб задали сразу — Театр Армии.
Экскурс стилизован под древнегреческую трагедию с музыкой, хорами, монологами, цитатами. Впервые на театре цитируют статьи с упоминанием авторов. А тогда, надо сказать, критики не стеснялись в выражениях, и «Орестее», и ее участникам досталось. Чему свидетельство — монолог с экрана Жени Миронова, тогда молодого, но ведущего артиста «Табакерки». И, кажется, он уже снялся в «Любви» Тодоровского. На нем такой смешной зеленый свитер машинной вязки, которые в большом количестве продавались в кооперативных ларьках. Из интервью следует, что Штайн поставил не на тех артистов, они «зажравшиеся звезды», и вообще попытка не удалась. Видно, что Женя переживает, ему обидно за людей, почти полгода по-настоящему вкалывающих.
А через полчаса он сам выйдет к микрофону, в элегантном черном джемпере, уже руководитель ведущего театра. И будет не грустить, а вспомнит, как все начиналось.
— Я помню, шел по Тверской, а навстречу мне Лена Майорова. И у нее такие были сияющие волосы! «Ты откуда?» — «Я с кастинга. Меня утвердили на роль в «Орестею». Я буду играть Афину. Ну, пока». И я… остался стоять… стал думать: «Штайн. «Орестея». Наверное, женщина». Потом в «Табакерке» ко мне подошла маленькая, такая элегантная женщина (та самая Клара Столярова. — М.Р.) и после спектакля «Бумбараш» попросила меня дать какие-то записи. Сказала, что для Штайна. Я собрал что было, дал…
А потом Евгений Миронов полетел в Берлин на кастинг и в самолете узнал, что вообще-то он должен читать монолог Ореста, и что Орест — совсем не женщина.
— А монолога я не выучил. И тогда я решил провернуть авантюру. Вместо монолога Ореста прочитать монолог героя из спектакля «Прищучил». Ведь Штайн не знает русского, подумал я тогда. И читал его. Ты понял, что я тебя обманул? — это он уже спрашивает Штайна. Штайн кивает головой, но непонятно — оттого ли, что раскусил русского хитреца, или от чувств.
Рядом с Мироновым — Татьяна Догилева. Когда спектакль поехал на гастроли по Европе, Электра была беременной. В греческом Эпидавросе, где «Орестею» играли ночью под звездами, Миронов таскал Догилеву на руках — а она на шестом месяце. И трюк — Женя снова поднимает на руках свою сценическую сестру.
Хор поет, журналистская статья (между прочим, из «МК») читается в размере древнегреческого стиха. Уникальный специалист по работе с древнегреческими хорами Ника Косенкова говорит, что это была «погоня за красотой». По экрану бегут кадры тех, кого уже нет. По сути, Владимир Панков сделал невозможное — он построил живую машину времени. И в это время потрясающе было попасть.
— Ни в одной стране мира я бы такого не получил, — только и сказал Штайн. Он был потрясен. Как мне удалось выяснить, через месяц он приступает к репетициям оперы «Аида» в театре Станиславского и Немировича-Данченко и ведет переговоры о постановке в театре Калягина.