Как Womad превратился в «Гластонбери»
Альтернатива их — и редкая, забытая музыка древних народов, зазвучавшая по-новому, и этника, смешанная с элементами современных жанров, и даже опусы без ярко выраженного этнического компонента, но ярко передающие дух того места, откуда родом их создатели. Долгожитель Womad, открытый в 1982 году Питером Гэбриэлом, объехал за тридцать с лишним лет более 27 государств, но до России добрался впервые.
На горе были построены две большие сцены, на которые поочередно поднимались музыканты разных жанров и национальностей, за ними расположилась еще одна, маленькая, куда исполнители заходили преподать слушателям кулинарные мастер-классы под собственное звуковое сопровождение и приготовить свои национальные блюда, а между главными концертными площадками, чуть в отдалении, развернулся красочный городок ремесел. Там можно было вкусно поесть, закупиться одеждой, самоварами, платками, игрушками, изделиями ручной работы, украшениями и даже цветами. Для особо любопытствующих и любителей необычного времяпрепровождения проводились мастер-классы по плетению традиционных поясов, изготовлению глиняных горшочков, подвесок, браслетов и чеканке сувениров из металла. Так что, можно сказать, у посетителей опен-эйра был шанс спуститься с горы почти что новыми людьми, овладевшими азами как минимум еще одной профессии.
По уровню организации фестиваль едва ли чем-то отличался от своих зарубежных прообразов. Не повезло только с погодой: в эти дни Пятигорск накрыло волной осадков. По этому поводу британский директор фестиваля Крис Смит шутливо заметил, что «на второй день Womad превратился в «Гластонбери». Только если сравнивать климат, разумеется, потому что концепция у «Вомада» своя, на другие опен-эйры непохожая. Несмотря на непрекращающийся дождь, слякоть и холод, на территории собралась бесстрашная десятитысячная толпа оживленных зрителей не только с Северного Кавказа, но и из других регионов страны. Грелись горячим чаем и танцами под латиноамериканские и балканские мелодии: благо они звучали на фестивале так же часто, как и лирические народные напевы. Местные жители были особенно рады свалившемуся на их голову празднику: мероприятия подобного масштаба происходят на их территории, мягко говоря, не часто, а возможность услышать своими ушами музыку народов мира в оригинальном исполнении, скорее всего, вообще была предоставлена многим из них впервые в жизни. При этом, как показал фестиваль, сам край, если копнуть поглубже, богат ансамблями-самородками: кавказская музыка на горе Машук лилась рекой, одурманивая пришедших, как коварное домашнее вино. Причем играют ее не только преклонные старцы. Открывал фестиваль чеченский детский коллектив «Даймохк», в котором мальчики и девочки — уже маленькие мастера народных песен и плясок. А чего стоит один осетинский хор юношей: «все равны как на подбор», перепоют, пожалуй, и многих оперных певцов. Даже не поверишь, что мальчикам чуть больше двадцати, — выглядят и ведут они себя на площадке как настоящие взрослые джигиты, вскормленные древней культурой. Сильнее всех ощутила на себе их обаяние наша родная певица Пелагея, для которой они приготовили песню-сюрприз. У Пелагеи это, видимо, было впервые: на голосистых красавцев она смотрела так, как будто увидела живьем 33 богатырей из сказки Пушкина, даже на телефон их выступление засняла.
Русский народный «транс»
«Мы не поем, мы прислушиваемся своими сердцами к словам Бога», — говорит о том, что делает, пакистанец Асиф Али Хан, играющий в жанре каввали. Вместе со своими музыкантами он, пожалуй, стал одной из главных диковинок фестиваля. Традиции каввали более 700 лет. Это наложенная на музыку суфийская поэзия. Сначала она исполнялась во время ритуалов, проходивших в суфийских обителях, у гробниц шейхов и святых, а позже и на концертах с фестивалями. Популяризировал жанр в других странах суфийский певец Нусрат Фатех Али Хан. Он потом и благословил Асифа, назвав его одним из своих лучших учеников. Для российской публики Асиф, поющий каввали и в храмах, и на светских раутах, явно стал открытием, а вот на родине он известен в более широких кругах. Пакистанцы даже сделали в его адрес довольно странный жест и назвали его именем свой самый известный бренд сигарет.
Не меньше Асифа удивила слушателей Мари Бойне из Норвегии, скрестившая саамскую музыку с джазом и роком. Если почитать тексты ее песен, можно, как ни странно, вспомнить отечественных рокеров волны протеста. Только у Мари протест свой. Саамы, к роду которых она принадлежит, — малочисленный финно-угорский народ, живший на территории Лапландии. Она родилась в традиционной саамской семье, ее родители занимались сельским хозяйством и рыбной ловлей. Детство было тяжелым: в школе, где все предметы преподавались на норвежском языке, она столкнулась со сложностями незавидного положения своей маленькой нации в норвежском обществе тех лет. Гордиться редким происхождением она стала намного позже, а тогда стеснялась его. Так и появились многие песни. В них поется не только о природе Лапландии, но и о том, что певице самой пришлось пережить, о несправедливости и угнетении. Пример — одна из ее немногих песен на норвежском «Как быть господствующим народом», саркастический рассказ о многочисленных способах, придуманных, чтобы подавить меньшинство. Правда, в отличие от российских протестующих музыкантов, в основном все-таки людей, мыслящих более или менее рационально, Мари не просто поет, выходя на площадку, она шаманит и как будто совершает ритуал, издает то звериные, то птичьи звуки, легко переходя с верхнего ля на нижний регистр, чем вводит публику в состояние шока. Какая там теория Дарвина! Гомо сапиенс хоть и считается, судя по ней, самым высокоразвитым существом, поверить в то, что он способен воспроизводить подобное звучание, сложно.
Не только за семью морями водятся поющие «шаманы». В России и на поле бывшего СССР — свои волшебники и волшебницы, которые тоже не лыком шиты и, черпая вдохновение в древней музыке, творят чудеса инструментами и голосами. Со своими напевами в Пятигорск приехала грузинская «инопланетянка» Нино Катамадзе, фольклорный кудесник Сергей Старостин с группой «Жили-Были» и Инна Желанная. Последняя — один из самых стойких «солдатиков» российской фолк-музыки. Желанная вывела свой гибрид из народного творчества, электроники, джаза и рока. Песни, больше похожие на повторяющиеся мантры или заклинания, она поет не только в России, но и в Европе. О том, как они рождаются и ложатся на слух современного человека, певица сама рассказала MegaБиту:
— Что нового можно открыть сегодня в древней музыке?
— Для начала, может быть, стоит открыть старое? Хотя бы узнать, что это было, что это на самом деле существовало и, более того, — живо до сих пор. Поскольку на таких фестивалях, как Womad, люди в основном играют этнику в современных интерпретациях, мне кажется, это и есть новое — показать, что это искусство не стареет.
— А в какой точке оно пересекается с электроникой и другими направлениями?
— Я думаю, в точке транса. Народная музыка — полностью трансовая, электронная, естественно, тоже. Поэтому здесь нет никаких противоречий, есть очень много общего.
— И все-таки свои новые формы вы создаете на основе современных средств или народного материала?
— Я слушаю очень много музыки: у меня большой архив, я нахожу интересные мне вещи в фольклорных группах в Интернете, и для меня в них многое ново. Например, мелодика: ты можешь услышать в русских песнях балканские, еврейские или восточные мотивы. Народы ведь все время перемещались по планете, вместе с ними кочевали и их культуры, смешивались друг с другом. Одну и ту же песню можно встретить в разных уголках мира в разных вариациях, это удивительно. Я для себя выбираю те песни, которые меня трогают, цепляют. Иногда слышишь какую-то вещь, и она проникает к тебе в сердце, ты уже не можешь от нее отвязаться. Приходишь на репетицию — ребята что-нибудь сидят наигрывают, ты поешь им, а потом получается то, что вы слышите на концертах.
— Все тексты песен вы сохраняете в оригинальном варианте?
— Не всегда, иногда я позволяю себе импровизировать. Когда приступаешь к работе над композицией, она начинает жить своей жизнью, не всегда сразу знаешь, к чему это может привести. Неожиданно сама для себя я до сих пор совершаю какие-то открытия.
Каталонцы «зафанатели» от кубинцев
Выйти из «транса» пришедшим на фестиваль помогли музыканты, которые не меньше своих коллег задумываются о своей истории и помнят о корнях, но играют более легкую и веселую музыку. К счастью, таких тоже было немало. Распелась и растанцевалась не на шутку африканка Доби Гнаор, живущая сейчас во Франции. Чтобы выходить на сцену и зажигать публику, Доби в свое время пожертвовала образованием и ушла из школы. Впрочем, сегодня, глядя на пышущую творческим здоровьем и улыбающуюся девушку, сомнений в ее личном выборе не возникает. Нужные ей в профессии знания она получила сама, да и вкус у барышни есть свой собственный: «Я слушаю много разной музыки, — призналась она, — в основном африканскую, но мне нравятся и представители других культур. Я без ума от Бьорк, она слышит и поет сердцем».
По уровню эмоциональности не отстали от Доби и La Chiva Gantiva. Эта команда, созданная сподвижником Питера Гэбриэла Ричардом Блэром, во время своего шоу показала гостям опен-эйра, что такое афробит и современная колумбийская музыка, в которой смешиваются самые разные стили, звучание традиционных и современных инструментов. Лондонская группа Ska Cubano, слепленная английскими продюсерами из музыкантов с Кубы и Ямайки, угостила публику своим оригинальным коктейлем, в состав которого вошли и креольские мелодии, и ямайские биты, и звуки кубинских дудок. Молодые и горячие каталонцы Muyayo Rif привезли из солнечной Барселоны взрывную смесь из ска, реггей, рока, панка, сальсы, самбы и румбы. Сами они говорят, что делают музыку для «рабочего класса», и называют себя революционерами. Радует, что революция у этих весельчаков совсем не кровавая, для них это скорее романтический образ. Если бы названия последних двух коллективов были именами людей, они могли бы стать отличной парочкой: отыграв свой сет, ребята из Muyayo Rif вышли на поле уже в качестве зрителей и устроили бурные пляски под песни Ska Cubano. Быть растерзанными поклонниками барселонцы не боялись, наоборот — им так понравилась реакция публики, что они поспешили стать ее частью, слившись с ней в коллективном экстазе: «Здесь удивительные слушатели, — делились они впечатлениями с «МК», — у нас у самих зажигательное шоу, но нам все равно нужна обратная связь. На этом фестивале мы ее почувствовали: энергию, которую мы отдали людям, нам вернули сполна!»
Энергией, как из ушата воды, «поливал» поклонников и неукротимый Олег Скрипка со своим бэндом «Воплi Вiдоплясова». «Эврибади на «Вомаде»! Час ворлд мьюзик на «Вомаде»!» — задорно кричал украинский затейник, вился прекрасным ужом по сцене, один за другим выдавал лучшие хиты и пел новые песни с готовящейся к выходу пластинки. Альбомов со своим свежим авторским материалом Скрипка не выпускал уже несколько лет, мотивируя это тем, что поклонникам нужны старые и любимые вещи. «На Womad я сделал для себя открытие, — признался музыкант, — в самом начале программы сыграл две новые композиции и увидел, что публика приняла их с интересом и не менее радостно, чем уже знакомые ей песни». Подробностями об альбоме Олег поделился с «МК» в своем интервью, которое можно будет прочитать в одном из следующих выпусков «Звуковой дорожки».
* * *
В конце фестиваля его британский глава Крис Смит, не дожидаясь встречного вопроса, заявил журналистам: «Проводить Womad в этом регионе было отчаянным шагом. Но все получилось как нельзя лучше, мы окончательно убедились в том, что опен-эйр нужен и ему, и России в целом. Надеемся, что в следующем году он снова пройдет на Северном Кавказе». Вместе с Крисом надеются на это и те, кто на опен-эйр приехал. Уже попрощался с публикой и Олег Скрипка, которому выпала честь закрывать фестиваль, и арт-директор Womad в России Александр Чепарухин, а гости все переминались с ноги на ногу и совсем не хотели уходить с площадки, распробовав «вкусную» и затейливую музыку. Распробовал ее и MegaБит, охотник до всего необычного и замысловатого в звуковом пространстве. Остается верить, что продолжение следует.