Ирония ее судьбы

— Нет. Там есть о дин прекрасный профессор, он занимается настоящим иглоукалыванием. Ну а так как мы близимся к дате, то я ездила к нему лечиться. Уже второй раз. Представляете, в Китае было минус 35. Ужас какой-то! Там я думала: неужели есть такая страна Москва и я туда когда-то вернусь?  

— Вы так промерзли?  

— Я жила в гостинице, хоть и четырехзвездочной, но все равно холодной. Потом, слава богу, пришла девочка, мы заклеили окна, поставили радиатор. Зато Новый год встретила потрясающе. В Китай приехала 31-го. Мне сделали все процедуры, довольно тяжелые, я накрылась одеялом с шубой и уснула. Среди ночи просыпаюсь: то ли есть Новый год, то ли нет. И что, буду отсчитывать эти пять часов разницы? Опять накрылась и заснула.  

— А вы не расстроились, что Новый год проспали? Ведь как его встретишь, так и проведешь.  

— В моем представлении Новый год — это как гора. Идешь вверх, входишь на вершину, а потом спускаешься уже к весне. Так что на моем календаре уже начало весны. Я очень рада, что в Китай махнула. Там прекрасный реабилитационный центр. Туда приезжают лечиться от нервных болезней, от всяких нарушений кровообращения. А у меня, слава богу, спина. Массажист попался классный. Я даже шутя говорила, что согласна выйти за него замуж.  

— Молодой массажист?  

— Молодой, неженатый, с окраины Харбина и в очках.  

— Ну он заценил ваше к нему отношение?  

— Я ему это не сказала, а только своей подруге Гале. Ей лет 80. У нее мама русская, а папа китаец. Мы с ней дружим уже 10 лет. Она переводила. Как только этот массажист сделал свое дело, я стала ему деньги подсовывать. Но он сразу: нет-нет-нет. Там же дисциплина железная. Тогда я ему коробку конфет дала. Он взял. Мужчины же сладкоежки. А потом я спросила: “Галь, ну что ему еще купить? Может быть, мяса?”. Он согласился. Мы пошли в старинный магазин, где продавалась колбаса, сделанная еще по дореволюционному рецепту. Мне она не очень понравилась, солоноватая какая-то, но тому мальчику купили килограмм, он был рад и счастлив. Стал делать мне массаж еще лучше.  

— Помогло?  

— Кажется, да. Если деньги будут, я бы еще туда осенью поехала.  

— А вы помните какой-то свой самый необычный Новый год?  

— Это было в нашем Театре Моссовета. Завадский подходил к каждому столику и поздравлял. Я тогда надела очень красивое платье, парчовое. Мы стояли с мужем, Завадский подошел и сказал мне приятные слова. Я была счастлива.


— У вас есть традиция 31 декабря смотреть “Иронию судьбы”?  

— Однажды я села и подумала: “Валя, ты все-таки снялась больше чем в 100 картинах. Так в чем же секрет этого фильма?” Как-то я прочла в одной украинской газете: “В конце концов не важно, кто там озвучивает. “Ирония судьбы” — хит второй половины XX века. Это фильм про всех нас”.  

— Но для вас-то важно, кто там озвучивает?  

— До этого я никогда никого не озвучивала. И вообще не испытывала к этому интереса. У Рязанова была гениальная ассистентка по актерам Лена Судакова. Она ушла из жизни в 41 год. Работала на всех гениальных фильмах Данелия. И еще была Нина Скуйбина, редактор Эльдара Александровича, которая потом стала его женой. Эти две женщины решили, что озвучивать Брыльску должна именно я. Они ходили к Рязанову и настаивали.  

— Простите, а зачем же вы согласились играть в “Иронии судьбы-2”? Неужели ради заработка?  

— Эта идея возникла у Мягкова. С ней он пришел к Рязанову. А Эльдар Александрович ему сказал: “Женя, два раза в одну реку войти нельзя”.  

— Хотя сам-то снял “Карнавальную ночь-2”.  

— И снялся во второй “Иронии судьбы”. Тогда Мягков пошел к дирекции Первого канала.  

— Неужели, ведь он такой замкнутый.  

— Да, ему не дозвонишься. Зато он рисует. Между нами говоря, он очень независимо вел себя на съемочной площадке. Снимали в Праге, в гостинице. Вдруг лифт сломался. И Мягков заявил: “Значит так, я с таким лифтом сниматься не буду и ухожу. Надеюсь, к завтрашнему дню почините, тогда и начнем снимать”. И Юра Яковлев сказал: “А нам за этот день деньги заплатят?” Но я согласилась не из-за денег — не могла отказаться от компании. Нам было интересно посмотреть друг на друга. Даже Брыльска мне была приятна. Но так не хватало Ахеджаковой. Лия на меня обижена, что я согласилась, но я бы, как она, не поступила. Она меня, свою партнершу, бросила.  

— Но, может, Ахеджакова умнее вас всех? Она поняла, что за 30 лет люди сильно меняются и не всегда к лучшему.  

— А вы знаете, что сценарий переписывался 18 раз? Сценарист — очень талантливый человек, он даже до этого какую-то премию получил. Тимур Бекмамбетов — потрясающий режиссер. Как он снял Анджелину Джоли! У нее, по-моему, в жизни таких съемок не было. Но “Ирония судьбы” совершенно не его жанр. Как-то мы ехали в “рафике” с Рязановым, я спросила его: “Эльдар Александрович, все-таки главный успех вашей “Иронии” в чем?” — “А я тебе скажу, — ответил он, — музыка и поэзия”. 

— Как всегда, скромничает. Но вам-то не стоит скромничать, именно ваш голос сделал роль Барбары Брыльской.  

— Голос каждого человека — это звук души. Мы знаем, что душа после смерти еще 9 дней находится в доме, а на 40-й улетает на небо. Что такое актер? Немирович-Данченко говорил: “На 75% — это голос, на 10% — внешность, потом уже все остальное”. Когда слушаю себя в “Иронии судьбы”, думаю: неплохо.  

— Так у вас там два голоса. Вы же еще и подругу играете.  

— Вот по поводу второго звукооператор Рабинович мне сказал: “Мать, ну а себя-то ты должна огрубить”. Ну я чуток и огрубила. А Брыльске отдала все самое лучшее.  

— Вы по голосу можете понять, какой это человек?  

— Мне важнее речь, как она поставлена. В этом плане мне очень нравится наш Патриарх. Слушать его одно удовольствие. А насчет голоса… По-моему, красивый голос не может быть у плохого человека. Мне один тромбонист сказал: “Я человека воспринимаю через голос”. Он играл, я читала стихи. Он был поражен. Потом мне целый год звонил из Германии, чтобы мы вместе что-то приготовили. Но я поняла, что ничего у нас с ним не выйдет, никто на наши концерты не пойдет.  

— А в людях вы разбираетесь?  

— Не всегда. У меня был случай, когда я шла на операцию щитовидки. Пошла к первому врачу. Стоял какой-то очень черный человек.  

— В каком смысле?  

— В смысле темный. Темные глаза, темные волосы, живот большой. И я подумала: нет, к нему не пойду. Его через неделю взяли за взятку. Я пришла к другому врачу. Больница плохая, я подумала: нет, сюда тоже не пойду. Я узнала, что здесь резали щитовидку одной певице и задели связки. Она потом год свой голос восстанавливала. Пришла к третьему врачу, посмотрела на него и сказала себе: вот к нему я пойду под нож. Подошла: “Вы можете мне дать гарантию, что не нарушите связки? Это же мой аппарат”. Гарантий он дать не мог, хотя до этого сделал 400 операций и все удачные. Помню, лежу я уже в операционной, мне сделали наркоз, и мои последние слова: “Антонова ко мне не подпускайте”, — и отрубилась. А Антонов — это тот самый хирург был. Но операцию сделал блестяще, и уже через 10 дней я давала в отделении концерт.


— У вас был всего один муж, с которым вы вместе прожили 12 лет и расстались. Вам сейчас не кажется, что вы ошиблись в этом человеке?  

— Нет. Он был очень хороший. Очень в меня влюблен. Я дико страдала, когда он ушел к другой женщине.  

— Но разве вы его не обвиняете?  

— Нет, не обвиняю. Он художник. Много пил. А вторая его жена сделала так, что пить он перестал. У меня это не получилось. Когда он уходил к другой, я, сама безотцовщина, его спросила: “Может, ты подумаешь, останешься, у нас все-таки ребенок”. — “А зачем?” — сказал он.  

— Когда вы в последний раз его видели?  

— Когда наша внучка танцевала Дюймовочку в Доме музыки. Он внучку просто обожает.  

— Когда вы встретились, какие-то остаточные фантомные боли ощущались?  

— Мы встречаемся очень дружески. Он с большим юмором, и я тоже. Недавно по ТВ была передача, где он сказал про меня: “Она хорошая актриса, но все-таки жлобиха”. Потом я ему сказала: “Ну ты хоть соображал, что говорил?” — “Да ладно, старуха”, — ответил он. Но теперь больше так не выражается. При этом он всегда честно про себя говорит: “Да, я бухал сильно, Вале было со мной трудно”. Что правда.  

— Как к вам зрители относятся? Кажется, что люди вообще не отделяют вас от себя, не смотрят как на примадонну — снизу вверх.  

— Это именно так. В Китае были две девочки, я им анекдоты рассказывала, смешила. Когда уезжала, одна спрашивает: “Валентина Илларионовна, я же в Сочи живу, что вам послать?” Говорю: “Люблю сушеную хурму”. — “Да я вам обязательно... у меня знакомые… всё на вокзал привезу”.  

— Но, может, ваш муж сказал про вас “жлобиха” именно потому, что вы не можете подняться над людьми, над суетой?  

— У нас была совсем другая история. Он уехал в Мексику со второй женой, прожил там 15 лет, стал отличным художником. Он действительно умница, у него вкус хороший. Он очень любит стихи, вообще тонкий человек. А когда вернулся из Мексики, то все связи здесь потерял. Я поняла, что они стали нуждаться, и моя дочка выступила менеджером, сказала: “Мам, давай папа напишет твой портрет, а ты ему за это дашь деньги”. Это было года три назад. У меня тогда как раз были заработки. Я согласилась, заплатила ему. И вот после этого он сказал про меня “жлобиха”. Наверное, считал, что я должна ему дать больше. Ведь такая грубость ему несвойственна.  

— В общении с вами люди позволяют себе фамильярность?  

— Никогда. Бывает другое, то и дело подходят и спрашивают: “Ой, а где это я вас видела?” — “Не знаю”, — отвечаю. “Слушайте, наверное мы с вами в поликлинике встречались”. — “Наверное”. И отхожу.  

— А вы ходите в обычную городскую поликлинику?  

— Нет. Чубайс вписал меня в поликлинику Минэкономразвития, он сказал, что я его любимая актриса. Каждый раз думаю: продлит он мне на следующий год эту поликлинику или нет? Продлевает.  

— Политикой увлекаетесь?  

— Ну я должна быть в курсе. Недавно пригласили меня на концерт, я стихи читала. Оказалось, к 130-летию Сталина. Как его имя называли, зал вставал. И так восемь раз. Потом я Зюганова увидела, подошла к нему: “Как вы думаете, Медведев пойдет на второй срок?” — “Он мне очень нравится, — ответил Геннадий Андреевич. — У него планов много, но весь вопрос в экономике”.  

— Когда началась война, вам было 6 лет.  

— Да, это было в Барановичах, в Белоруссии, мы под бомбежку попали. Потом нас в Омск эвакуировали. Мы там жили неплохо, все-таки корова у нас была. Наверное, после этого я стала замкнутая, молчаливая: в Сибири не любят болтать.  

— Внучка тоже молчаливая?  

— Да вы что! Вчера она меня рассмешивала и сама начала хохотать. А я держусь, говорю ей: “Вот я не поняла, кто кого рассмешивает?” Она заливается, хохочет: “Я тебя рассмешиваю”. — “Ты меня рассмешиваешь, а сама заливаешься, остановиться не можешь. А я, как ты видишь, даже не улыбнулась”. — “Да”, — заливается внучка и снова хохочет.


— Разрешите пикантный вопрос. В фильме “О бедном гусаре замолвите слово” вы готовите героиню Мазуркевич к тому, что сейчас придет Мерзляев и сделает с ней что-то нехорошее. Вы это так здорово играете, что кажется, будто у вас большой сексуальный опыт.  

— Я недовольна, что это сыграла. Сделала в точности так, как сказал Рязанов. Мне кажется, что там есть некоторая пошлость. Всегда, когда смотрю этот эпизод, думаю: какой ужас. А если вам понравилось, то, значит, я артистка хорошая.  

— А в “Зигзаге удачи” вы так убедительно сыграли очень некрасивую девушку…  

— Но Рязанов хотел сначала на эту роль пригласить Фрейндлих. Один известный критик про меня тогда так и написал: “Талызина действительно некрасивая, а не играет некрасивую”. Но там мы играли в паре с Женей Евстигнеевым, а он так чувствует актера! Мы понимали друг друга по одному взгляду. После вот так же, без слов, у нас сложился дуэт только с Андреем Краско в “Линии судьбы”.  

— У вас такая огромная фильмография. Вы чуть ли не постоянно играли по 4—5 фильмов в год.  

— Да, все и не вспомнишь. Как-то мне звонят из Дома кино: “Валентина Илларионовна, вы снимались в восемьдесят таком-то году у режиссера Худойназарова” — “Нет, не снималась”. — “Ну как же? Там таежники, граница”. — “Да не играла я там никогда в жизни”. — “Ну Ступаков у вас муж”. — “А-а-а, было”.  

— И что, вы ни от чего не отказывались?  

— Мы с мужем разошлись в 72-м году, именно тогда я въехала в эту квартиру и должна была платить за нее 76 рублей. А в театре получала 130. И как прожить с мамой, с дочкой и с такой маленькой зарплатой? От всего этого я легла в нервную клинику и 40 дней там лечилась. Так что я отказывалась редко.  

— Простите за меркантильность, но вы же тогда должны быть богатым человеком? Все-таки столько фильмов…  

— Нет, тогда ставки были очень маленькими. У меня никогда не было машины. Я совсем небогата. Когда я из Пекина уезжала, мне всучили кучу лекарств, в результате чего в аэропорту получился перевес. Мне говорят: “Вы должны заплатить 360 евро”. А у меня одни юани. Я поняла, что тону и никогда больше из Китая не уеду. Но вдруг ко мне подошел светленький молодой человек в очках: “Успокойтесь, давайте мы ваш большой чемодан сдадим, а второй будет со мной”. Когда мы уже летели в самолете, я от радости на все оставшиеся китайские тугрики чего только не накупила. Спиртное-то мне нельзя, так я парфюмерией затарилась.  

— А пить-то почему нельзя? Вы вроде ни в чем таком не замечены.  

— Ну, когда с мужем жила, всякое случалось. Да и на съемках с Бурковым и Евстигнеевым у нас хорошая компания образовалась. Но сейчас врач мне говорит: все, вы свое отпили.  

— А к здоровью своему как относитесь?  

— Оно мне еще нужно, иначе играть бы не смогла. А еще хочется.